– На это утро у нас три дела, – сказала Челси. – Вероятно, на сегодня всё. Те, кто напился в пятницу вечером, вышли. Я закрываюсь. Если мы кому-то понадобимся, пусть звонят.

– Конечно.

– Давай увидимся, Адам. Пожалуйста…

– Хорошо.

После окончания школы они не слишком много общались. Десть лет вообще ничего не знали друг о друге. Она какое-то время жила в Кливленде, а когда вернулась, то была уже замужем. За Тревисом Леонардом. Бывший военный, уволен с лишением прав и привилегий. В Чамберсе его в первый раз арестовали за сбыт краденого. Она пришла к Адаму по поводу освобождения под залог, держа в руке чековую книжку, и он рассердился на нее, буквально пришел в ярость – она была слишком хороша для этого парня, для этой жизни.

– Вот, значит, до чего ты докатилась? – сказал он. – Кто бы мог подумать…

Она закрыла чековую книжку, склонила голову набок и окинула взглядом обшарпанный офис.

– Вот, значит, до чего ты докатился, Адам? Кто бы мог подумать…

Они молча подписали документы. Тревис Леонард вышел на свободу, затем не явился на судебное заседание. Адам пришел за ним. Тревис исчез, Челси была дома.

– Тебе лучше подождать внутри, – сказала она.

Это был их первый раз. Если точнее, то второй. Первый за десять лет. Она крепко поцеловала Адама в губы, соскользнув с него на рассвете, а два часа спустя поцеловала в щеку мужа, которого Адам усадил на заднее сиденье «Джипа», когда Тревис наконец вернулся домой.

Несколько дней они не звонили друг другу. Он не хотел ее видеть, не хотел видеть, какой она стала, – или чтобы она видела, каким стал он. Никому это не нужно.

А однажды вечером появился на ее крыльце. Она снова открыла дверь. И он больше не уходил.

Адам любил и одновременно ненавидел ее дом. Ненавидел потому, что дом записан на ее мужа, но налоги и ипотеку платила она, пока эта тупая задница сидела в тюрьме округа; ненавидел потому, что дом был заполнен змеями этого придурка – ее муж разводил питонов, и в доме жили шестьдесят или семьдесят штук, а Адам всегда испытывал отвращение к змеям; ненавидел потому, что очень хотел остаться здесь навсегда. Ненавидел потому, что Челси заслуживала гораздо лучшего, и одной из главных причин ее падения был Адам.

Любил потому, что здесь была она. Тут все было просто и ясно. Только тут.

Она не виновата в том, что несла с собой воспоминания. Что не стерла их начисто, что он каждый раз ненавидит себя, когда подъезжает к ее дому, что крепко зажмуривается каждый раз, когда она прикасается к нему.

Когда они познакомились, ей было семнадцать – она перевелась к ним из Кливленда, из Западного технического колледжа. Ее отец разорился, и семье пришлось покинуть дом на Кларк-авеню, который они арендовали, и переехать к тетке в Чамберс. Челси с матерью и тремя сестрами. Через час после ее появления в школе мальчишки уже шептались о ней в коридорах и туалетах; подростки с бурлящими в крови гормонами выворачивали шеи, чтобы взглянуть на нее. Победитель генетической лотереи, Челси взяла все лучшее от матери-итальянки и отца-пуэрториканца и была не такой, как большинство девушек Чамберса. Не такой, как большинство девушек. И она обладала властью; утомленная детским вниманием, могла одним долгим, испытующим взглядом пригвоздить тебя к месту и лишить воли.

В тот год только Челси отвлекала мальчишек от футбола. Девчонки всегда отвлекали, но в такой маленькой школе к выпускному классу большинство самых талантливых парней уже имели подружку – все беспокоились о фотографиях в выпускном альбоме, и быть одному считалось неприличным. Тут все оказалось по-другому: она была новой девушкой, не несла с собой груза прошлого и не знала о прошлом других, и поэтому каждый мог представить, что у него есть шанс.

Победил Адам.

На это потребовалось две недели. Дольше, чем ему хотелось. Дольше, чем он привык. Единственный из всей команды кандидат на переход в первый дивизион, 6 футов и 4 дюйма роста, 215 фунтов тугих мышц[2], темные волосы, синие глаза и обаятельная улыбка – с такими данными Адам не привык бегать за девушками. А за ней пришлось побегать, и поначалу это было похоже на веселое соревнование, а Адам любил соревноваться. Потом он узнал ее поближе и увидел то, что скрывается за кожей медового цвета, блестящими волосами и телом, которое обещало все, о чем он мечтал еще с переходного возраста. И он, черт возьми, влюбился в эту девушку, влюбился очень быстро. Так быстро, как можно влюбиться только в восемнадцать лет.

Это было осенью 1989 года.

Адам ухаживал за ней с середины августа, но только в сентябре Челси согласилась на первое свидание. Через неделю случился первый поцелуй – он уже встречался с девушками, но когда поцеловал ее, ноги у него задрожали, как после пробежки по трибунам, когда мышцы словно превращаются в желе, и ему пришлось правой ладонью обхватить ее затылок, чтобы не упасть. Она запомнила это и потом рассказала, что приняла его жест за признак мужской опытности, но Адам так и не раскрыл настоящую причину – просто не хотел, чтобы она почувствовала, как он дрожит, когда они целуются.

Дальше все было не так романтично. Страстные объятия и ласки, заднее сиденье автомобиля и столы для пикника. Они говорили о сексе. Он не был девственником, у нее был неудачный опыт два года назад.

«Никакого давления», – шутил Адам, но, когда девушка лишает вас сна, не дает сосредоточиться, лучше считать, что давление было. С Челси Салинас он был не Адам Остин, надежда штата Огайо, а мальчишка, у которого дрожали колени, когда они целовались.

Затем наступило 2 октября 1989 г. «Кардиналы» тренировались допоздна. Когда стало темнеть, на поле включили освещение, и все было пропитано запахом листьев, дыма и осени; все пахло футболом, дурацкие летние тренировки стали туманными воспоминаниями, начался настоящий сезон, последний для Адама, и все шло прекрасно, пока не появилась Челси. Они были быстры и точны – к удовольствию тренера Уорда.

А потом пришла она. Уорд объявил перерыв, посмотрел на Адама и сказал:

– Уведи свою девчонку с моего поля, Остин, пока из тебя не начали выплескиваться гормоны.

Адам подбежал к ней и спросил, в чем дело. Он был взволнован, потому что раньше Челси не приходила на тренировки, а сегодня чувствовал себя быстрым, чертовски быстрым, как волк на снегу или акула в темных глубинах.

Она накрыла его ладонь своей.

– Мне нужно с тобой поговорить.

Сквозь возбуждение, вызванное адреналином, он впервые заметил в ее глазах слезы.

– Что?

– Я возвращаюсь в Кливленд.

– Что?

– У тебя тренировка. Заканчивай. Я все объясню. Подожду тебя в твоей машине, ладно?

У него хватило сил только на кивок.

Она ушла, а он нахлобучил шлем и бегом вернулся на поле; легкий осенний ветер, десять минут назад казавшийся таким приятным, теперь был холодным и враждебным.

Они продолжили тренировку, хотя Адам ее не запомнил, за исключением того, что она никак не заканчивалась, и он мысленно проклинал тренера Уорда за каждый лишний повтор. Наконец они закончили и отправились в душ; он торопился, одной рукой вытирая грудь, а другой натягивая трусы, когда появился Кент. Новичок, он уже был запасным квотербеком, и все считали его подающим надежды, а половина города была готова поставить его в стартовый состав, даже несмотря на то, что их стартовый квотербек проиграл всего один розыгрыш. Будь на то воля Адама, он наплевал бы на эту традицию, и его брат занял бы позицию в центре поля. Если б Кента поставили во главе нападения и позволили Адаму уничтожать защиту противника, чемпионат штата был бы у них в кармане. Но тренер Уорд никогда не отправлял на скамейку старших ради новичка. Никогда.

– Мэри ждет, – сказал ему Кент.

Адам искренне удивился – ведь это Челси ждет, но как, черт возьми, об этом узнал его младший брат? Но затем до него дошло. Мэри тоже ждала. Сегодня у нее тренировка по кроссу, а Адам, у которого была машина, должен отвезти ее домой.