Гавар кивнул. Все это имело смысл, если смотреть на мир глазами Боуды.

– Я понимаю твою логику. Но… я? Ты серьезно думаешь, что она пойдет на контакт со мной? А как насчет этих твоих «источников»?

– На данный момент ты идеальная кандидатура, – сказал Дженнер, подаваясь вперед. – Разве ты этого не понимаешь? Ты сорвал Кровавую ярмарку. Всем известно, что у тебя сложные отношения с отцом. И твоя слабость к простолюдинкам ни для кого не секрет. У тебя даже есть незаконнорожденный ребенок низкого происхождения. Тебе легко поверят, что ты поддерживаешь идею отмены безвозмездной отработки, отчасти ради того, чтобы позлить отца, но в основном из-за любви к своей дочери.

Это была худшая идея, которую Гавар когда-либо слышал. Ну или худшая после той, когда товарищ по университету предложил первого мая забраться на башню Магдален с утра пораньше и кричать оттуда речевки регбистов, чтобы заглушить внизу хор мальчиков, поющих гимны. За это его на целый семестр исключили из Оксфорда.

– Это смешно, – ответил Гавар. – Мидсаммер меня ненавидит. Пока Рикс не признался, она была убеждена, что это мы с отцом устроили заговор, чтобы убить ее дядю, и с этой целью я вытащил мальчишку Хэдли из Милмура.

– Вот именно, пока Рикс не признался, – кивнула Боуда. – Сейчас она так не думает. Кроме того, мы позаботимся о том, чтобы она тебе поверила. А ты расскажешь ей, как твой жестокий отец держит твою маленькую дочь под замком в Астон-Хаусе и готовится внести изменения в билль о наследовании, чтобы отправить твою дочь в город рабов.

Губы Боуды медленно растянулись в улыбке, а у Гавара внутри образовалась такая гнетущая пустота, что только две бутылки виски могли бы ее заполнить.

– Либби?! – выпалил Гавар. – Где она?

– Она в безопасности, Гавар. В полной безопасности, – заверил отец, тряхнув своей рыжей гривой льва. – И она там останется, пока ты будешь выполнять задание. А когда выполнишь, мы снова будем одной семьей. Возможно, я даже издам указ о ее легитимизации, хотя, конечно, отсутствие у нее Дара автоматически лишает ее права наследования.

У Гавара за спиной дверь открылась и тут же закрылась. Он обернулся, это вернулась мама. Не глядя на него, она сразу направилась прямо к отцу и что-то достала из кармана шелкового домашнего платья.

– Все сделано, – сказала она, протягивая ключ отцу. Только после этого она повернулась к Гавару с мягкой неуверенной улыбкой. – Дорогой, она не будет скучать и прекрасно проведет время, пока ты будешь отсутствовать. Мы купили ей много новых игрушек. Ты принял правильное решение, когда привез сюда Дейзи присматривать за ней на то время, что ты будешь помогать отцу.

Гавар с такой силой сжал подлокотники кресла, что неудивительно было бы, если бы они рассыпались мелкими обломками.

Что происходит?!

Ничего особенного, просто семья скрутила его по рукам и ногам. Они нашли слабые места Гавара, вцепились когтями в его надежды и страхи. Он всю свою жизнь всеми силами пытался освободиться от своих обязанностей по управлению поместьем, и, если он перестанет быть наследником Кайнестона, что ему остается? Кто он в этой жизни?

Отец Либби. И это означало, что он должен обеспечить ее безопасность и ее будущее.

И что он должен сделать для этого? Вначале завоевать доверие, а затем предать женщину, которая его ненавидит.

«Да, это самое легкое решение, – в ярости подумал Гавар. – Мидсаммер я ничего не должен. Я буду защищать дочь и ее интересы».

Гавар не верил обещаниям отца о ее легитимизации, но он обязан ради Либби сохранить свою позицию в семье, потому что только это может гарантировать ей безопасность.

Гавар глубоко вздохнул и разжал руки, сжимавшие подлокотники кресла.

– Да, конечно, Либби прекрасно проведет время с бабушкой, – он наградил мать любезно-приторной улыбкой, – пока ее папа будет занят семейными делами.

У страха есть одна особенность: тот, кем он овладевает, не знает, насколько он велик и как глубоко проник внутрь.

Две стихии способны сожрать человека заживо. Искромсать на мелкие кусочки. Любовь и страх.

Аби испытала это на себе. Эти стихии обглодали ее до костей. Она чувствовала свои ребра и выступающие острые локти, когда снимала со спины рюкзак, чтобы вытащить из него свои покупки.

Спасибо миссис Гриффит, она снабдила ее небольшой суммой денег. В туалете супермаркета Аби переоделась в джинсы, которые только что приобрела, но, прежде чем воспользоваться двумя другими купленными предметами, ей хотелось уйти куда-нибудь подальше от камер слежения. Предусмотрительно она спрятала мотоцикл Гавара на обочине автострады, густо заросшей высокой травой, – там мог оставаться незаметным даже фургон.

Ножницы в первую очередь. С этими дурацкими наращенными волосами ее видели все, включая толпу и Равных на Кровавой ярмарке. Немедленно от них избавиться, стричь как можно ближе к корням. Аби сомневалась, что у нее получится рокерское пикси, но ей было на это наплевать. Дженнеру нравились ее длинные волосы, они тяжестью лежали на плечах, и сейчас было странно потерять это ощущение. Она завернула состриженные волосы в пластиковый пакет и сунула в мусорное ведро.

Теперь мобильник.

Пока он заряжался, Аби пила чай в грязном кафе супермаркета и повторяла про себя два телефонных номера. Ей казалось, она забыла их навсегда, когда стояла на эшафоте на площади Горреган, цепенея от ужаса и ничего не осознавая, кроме того, как сильно она любит свою семью и как не хочет умирать. Но нет, эти два номера благополучно хранились в ее памяти, хорошо натренированной непрерывными подготовками к экзаменам.

Номер Джона. И номер Мидсаммер.

После того как накрыли конспиративную квартиру и арестовали Рени и активистов из Бора, Аби собиралась позвонить по одному из этих номеров, но вместо этого набрала номер Дженнера. Ошибка едва не стоила ей жизни.

Какой из этих номеров будет правильным выбором на этот раз? Ее пальцы застыли над кнопками.

«Тебе я отвечу с этого, из нижнего левого, – сказала ей Мидсаммер, со смехом доставая из кармана одну трубку, а затем еще две из других карманов. – Это твоя горячая линия. Ноль семь девять…»

…семь, девять, семь, пять… – пальцы Аби бегали по кнопкам. Несколько гудков, и она услышала голос:

– Слушаю.

– Мидсаммер, это Абигайл.

Секундная пауза, и затем хриплый радостный смех:

– Ты спаслась?!

– Да.

– Когда я поняла, что не вижу тебя, я…

– Все хорошо, – сказала Аби. – Я спаслась. Ты не видела меня, потому что один человек увез меня с площади.

– Кто?

– Не поверишь! Нет, правда, в это трудно поверить. Я расскажу при встрече. Мидсаммер, вчера я слышала, что сказала Боуда. Кажется, они схватили Рени и посадили ее под стражу. И они… у них мои родители. Их должны были вывезти из Милмура, и, если я не сдамся, маму с папой начнут допрашивать.

Мидсаммер с негодованием выдохнула в трубку.

– Про Рени я знаю, Джон предупредил меня, и я наблюдала, как это происходило, но я была на другом берегу реки и не могла помешать. Аби, дел невпроворот: Рени, твои родители. Десятки людей, арестованных в Риверхеде, содержатся в тюрьме строгого режима в Фулторпе, и я боюсь, что они кандидаты для следующей Кровавой ярмарки.

– Мой брат все еще в замке Крована, – напомнила Аби. – Даже мою маленькую сестренку вернули в Астон-Хаус. Так они намерены вынудить меня добровольно сдаться.

– Они свое дело знают, – тяжело вздохнула Мидсаммер. – Заставляют нас бросаться тушить маленькие костерочки, чтобы мы не заметили, как они разожгут свой огромный костер извращенной свободы и фиктивных гражданских прав.

– Ты поможешь мне?

Аби, задавая вопрос, приложила усилия, чтобы голос ее не дрогнул, потому что это был наиглавнейший вопрос ее жизни. То, с чем сейчас столкнулась Аби, – ее семья разбросана по стране, над каждым из них нависла опасность, – это непосильная задача, чтобы она могла с ней справиться в одиночку.