Всё, довела я её. Ой, чего-то мне страшно. Мозги мне маги-менталисты ещё ни разу не промывали. Эх, где наша не пропадала! Где она только ни пропадала. Ладно. Если почувствую внезапно возникающую любовь к этой тётке — тут же сбегу. И надо бы попробовать мысленно заклинание сосредоточения читать, чтобы чужому влиянию не поддаваться.

— Мне говорили, ты любишь кофий? Вот, я приготовила нам по чашечке.

— Спасибо, очень любезно с вашей стороны.

Чем её не устроило место, на котором прежде стояло кресло, не знаю. Но она подвинула его поближе к канделябру. И стала помешивать ложечкой в чашке, сверкая своим камнем. Нашла чем удивить — да у меня таких камней было…

— Скажи, Эвелис, тебе дорога твоя бабушка?

— Конечно.

— А ведь у тебя раньше кроме бабушки были и папа и мама, которые так радовались, когда ты появилась на свет, и не могли тобой налюбоваться. А теперь они оба мертвы. Тебе жаль, что у тебя нет родителей? Что мать, не вынеся горя, умерла, не желая жить, что отец, лишь бы сбежать от всей этой трагедии, болезненно уцепился за мечту о новой прекрасной семье?

— Как вы хорошо их понимали, оказывается.

— О, да. Ты спрашивала, чем я ещё занимаюсь, помимо дома. Помимо этого я — маг, и мой дар — ментальная магия. Я могла видеть, что думают и чувствуют твои родители, и старалась им помочь.

— Не очень-то вы им помогли, получается.

— К сожалению, они уехали в столицу, и моя помощь была бессильна, — вздохнула Хенна, — Но, видишь, я открыта перед тобой и не скрываю, что я — маг. А ты откроешься мне, Эвелис?

— Я тоже — маг, — ответила я, против воли любуясь сверкающим перстнем. Эта частота сверканий даже что-то напоминала, может, какие-то стихи… И можно было видеть, как от него вуалью распространялась фиолетовая дымка магии, если смотреть правильно.

— Да, я слышала, что в тебе рано проснулся дар. Арканна Вейтокк.

— Что? Кто это?

— Девушка-служанка, которую ты убила, сбросив на неё картину в тяжёлой раме. Тебе жаль её?

— Жаль.

— Тебе стыдно за её смерть?

— Нет.

— А должно быть, — мягко укорила меня Хенна, — Разве убийце не должно быть стыдно за своё убийство, разве так не будет правильно?

— Будет, — кивнула я, завороженно наблюдая за ритмичным сверканием окутанного дымкой перстня.

— Хорошо, что ты согласна, Эвелис. А как ты считаешь, чего заслуживает тот, кто отнимает жизни твоих самых близких людей?

— Он заслуживает смерти, — честно призналась я в своей негуманной позиции.

— Правильно, детка. Ты наверное не знаешь, что у тебя была сестра-близнец, Эвелис. Вас родилось двое — ты и твоя сестра. Только ещё в утробе матери ты решила, что твоя сестра отнимает у тебя питание, которое достаётся вам от мамы, и ты отняла его у неё. Ты буквально пожрала свою сестру, и она родилась нежизнеспособной. Всего несколько вдохов — и её не стало. Тебе жаль её сейчас?

— Жаль.

— Хорошо. Твои родители очень печалились из-за этого. А потом они увидели, что твоя злоба настолько велика, что она даже затмила твой разум. Твоя мама не вынесла этого и умерла. И твой отец погиб на самом деле тоже из-за этого. А твоя любимая бабушка сошла из-за этого с ума. Получается, это ты их всех убила, Эвелис. Теперь ты хочешь выгнать из этого дома меня и скоро убьёшь бабушку, потому что я не смогу её защитить от тебя. Не знаю, как тебе удалось избавиться от… своей злобы, но то, что сделано — уже сделано, и его не воротишь. Так ответь мне, имеет ли право жить человек, который убил и искалечил всех твоих самых близких?

Хенна Богрейт вцепилась в подлокотники кресла, нависла надо мной своими седыми волосами, а на её лице выступили бисеринки пота. Голос её буквально загрохотал по комнате:

— Имеешь ли право жить — ты?

Я моргнула, подумала, глотнула почти остывший кофий из чашки и честно ответила:

— Вполне.

ИНТЕРЛЮДИЯ

Тяжёлый прорезиненный канат. Его берёшь за один конец, а второй вручаешь тому, на кого собираешься воздействовать. Вот на что похож сеанс ментальной магии, если берёшься внушить кому-то нечто чрезвычайно опасное. Такое, как убийство и, тем более, самоубийство. В ходе сеанса ты постепенно натягиваешь этот канат, плавно увеличивая свои усилия, всё больше и больше, и вот, когда натяжение достигло максимума, а твои силы — предела, ты отпускаешь свой конец. И уже нет спасения тому, по чьим мыслям ударил канат. Воздействие необратимо и непреодолимо, этот человек обречён выполнить твою волю.

Но что будет, если в пиковый момент свой конец отпустит тот человек? Сегодня она узнала это. Вся её собственная мощь ударила по ней, но не наполнила её магической силой, о, нет. Этот удар пришёлся по мозгу, по нервам, по телу, а потраченная магическая энергия улетела куда-то мимо неё, не вернув ей ни капли. Удар свалил с ног и вызвал сильнейшую боль во всём теле, от которой спасла только потеря сознания. Когда она очнулась, этой маленькой дряни рядом уже не было. Мерзавка даже не позвала никого на помощь, и пришлось ползком выбираться из комнаты, а там уже кричать и звать прислугу.

Теперь, в мягком кресле, заботливо укутанная преданной служанкой в тёплый плед, и напоенная укрепляющей микстурой, она может спокойно подумать. Как? Как какая-то сопливая девчонка смогла так сорваться с крючка? С её крючка, который давно уже не знал неудач. Причём — дважды сорваться! Та самая девчонка, на которую она воздействовала ещё когда та находилась в утробе своей матери. И ведь всё получилось тогда успешно. Младенец родился уже наполненный злобой до самых краёв своей души. Настолько, что пришлось отправить всё семейство Тонлей в столицу, только чтобы самой не слышать безумного воя этой твари.

Да, с тех пор в этом замке ей стало немного одиноко. Когда-то она, едва выучившаяся в академии простолюдинка, дочь бедного керосинщика, решила найти себе новую семью. Ведь теперь у неё были для этого возможности её магического дара, которые она постигла в совершенстве. Создавать собственную семью, выходить замуж — о нет, это слишком хлопотно и связывает ненужными обязательствами. Возвращаться к полунищим родителям? Да она забыла их, едва поступила на первый курс академии! Нужна была готовая семья, которую можно присвоить, вместе со всем тем, чем они владеют. К сожалению, это не могла быть семья самого монарха, по понятным причинам. Да и жить с семьёй герцога в столице тоже было рискованно — там они на виду. А вот в уединённом герцогском замке — самое то! Исподволь, постепенно, она добралась до самого герцога и воздействовала на него, внушив, что она — его дальняя родственница, которой он захотел предоставить свой кров. Потом — больше, дальше, воздействовать на всех, живущих в доме — его хозяев и слуг. Использовать любого человека так, как только она пожелает — что может быть прекраснее? И в какой-то момент понять, что никакие другие хозяева замка ей вообще больше не нужны. Она сама должна быть хозяйкой. Единственной.

И вдруг каким-то образом Эвелис Тонлей избавилась от её магического воздействия, наложенного на неё ещё до рождения. Говорят, там был взрыв, возможно, в устройстве был магический заряд. Если Эвелис была рядом со взрывом, наверное именно это повлияло на её мозг и она "выздоровела".

Но она, Хенна Богрейт, учила в академии не только магию, но и психологию, необходимую для каждого ментального мага. Найти в психике другого человека правильную точку воздействия она могла безошибочно. Например, этот опекун — он так хочет исправно заботиться о своих опекаемых, что сыграть на этом чувстве и внушить ему всё, что надо, было очень легко. Точно так же она ни с кем другим практически никогда не ошибалась. И совершенно непонятно, почему все её знания и таланты не сработали сегодня с Эвелис. Ведь видно же — той присущи привязанность к близким, ответственность и совестливость. Почему эти точки не откликнулись? Может ли быть так, что девчонка только прикидывается совестливой и ответственной, а на самом деле является монстром в детском обличье? На это совершенно не похоже. Зачем бы ей так притворяться, она-то ведь родная дочь герцога, ей не нужно отвоёвывать себе место в этом мире.