========== Merry Christmas, Bonnie. ==========

Шепот.

Он словно раздавался глухим эхом прямо в её черепной коробке. Невнятные слова. Но голос до жути знакомый. Настолько, что под рёбрами возникает мерзкое раздражение. Нечто в животе сворачивается в узел, неприятной тяжестью внезапно потянув вниз, а к глотке подкатывает давно забытое чувство тревоги.

Она ловит себя на том, что её смуглая кожа покрылась тонким слоем испарины. Вот так, по щелчку, стоит голосу заполнить пустую комнату. Девушка точно узнаёт его: лёгкую хрипотцу, холодок в венах лишь от властного и несколько угрожающего тона.

Непонимание происходящего заставляет её нахмурить тёмные брови и уставиться в потолок. Она несколько раз сбито выдыхает, а затем, протяжно, прикрывая веки, делает еще один выдох… И внезапно видит эти голубые глаза, полные мерзкого холода, бесчеловечности и надменности. Бонни надеялась никогда больше не вспоминать эти надоевшие черты, давно вставшие поперёк горла. Больше всего она всей душой желала покончить с этим периодом прошлого навсегда, выбросить на ветер и больше никогда не вспоминать: имени ведьмака девушка избегала, как и упоминаний о нём.

Вдруг Бонни приняла сидячее положение, и воображение стёрло образ социопата. Она потянула край майки вниз, но та всё равно не прикрыла её живот, поэтому девушка сильнее прижала к себе одеяло, будто бы оно могло помочь и впитать тот самый страх, вызванный страхом от происходящего.

Это было самое ужасное чувство. Беннет испытывала его чаще, чем хотела бы, и чаще, чем кто-либо другой среди её близких. Почему же? Потому что когда кому-то нужна помощь и они в отчаянии пытаются найти выход, практически первым делом все обращаются к ней, Бон-Бон — к надёжному другу, на которого можно положиться и который горы свернёт, но в клочья разорвёт обидчика родных ей людей.

Но у неё никогда не было того, кто поступил бы также ради неё.

Так было всегда.

Между ней и Еленой выберут вторую, и эта ситуация аналогична с третьей подругой — Кэролайн.

Её никогда не выбирали.

И если Бонни Беннет попадёт в беду, она будет вынуждена выбраться из неё сама и уничтожить врага. Девушка редко просила о помощи и полагалась лишь на себя, будучи убеждённой, что своими силами сможет сделать намного больше.

Сидя в огромном кресле и потягивая из стакана бурбон, Бонни вновь старалась извести из мыслей еретика, заточенного в тюремном мире. Она коснулась оголённого бедра, вроде бы бездумно делая круговые движения, но на деле — успокаивающе. Ей вовсе не хотелось пить, так что девушка просто опустила глаза на янтарную жидкость в стакане и следила за тем, как она, плескаясь на дне, переливалась от света согревающего камина.

Беннет прилагает усилия, чтобы оборвать хандру, но та неминуемо затягивает её.

Прикусив нижнюю губу, девушка понимает, что находится на грани: то ли истерики, то ли безнадёжности и огорчения. Возможно, оба варианта одновременно. Тем не менее, Бонни точно не греет мысль о Рождестве в одиночестве…

В погоне за внутренней гармонией, ведьма разрешает себе пустить несколько скупых слёз, что тут же иссыхают. Она зажимает ладонью рот, после скользнув ею по лицу и приложив к горячему лбу.

Энзо был единственным, кто был способен удержать её эмоциональный настрой на плаву. Вампир стал для неё шансом на счастливую жизнь, и она, порхая от радости, видимо, залетела слишком высоко, позабыв, что судьба вечно норовит отрезать ей крылья.

Словно судьба желает, чтобы Бонни Беннет была одинока.

Но Бонни Беннет — сильная личность, она не сдастся этой стерве.

Бонни Беннет выкарабкается — преодолеет пока не прогрессирующий алкоголизм, устранит печаль в глазах и боль в сердце, сделает всё, что угодно: душу Дьяволу продаст, но пообещает себе больше не привязываться ни к кому, не обременять себя чувствами.

Он был прав. Любовь — чепуха. Любовь — не для таких, как мы, с рождения ввязанных в это несусветное дерьмо; такие, как мы обязаны держаться подальше ради своего же блага.

***

— Какого чёрта я творю? — она тихо шепчет себе под нос, озираясь по сторонам.

Изначально идея казалась хорошей и даже в некотором роде заманчивой, ведь так она разобралась бы, что вытворяет еретик и почему же докучает ей. Да, Бонни определенно знала, что шёпот посреди ночи — не её личная галлюцинация или воображение, и уж точно не заветный сон, вызванный мечтаниями. Она была уверена, что Паркер тут как-то замешан, но что ему нужно? И почему же он вот уже второй день тревожит её, напоминая о себе в неуместные моменты, когда начинает складываться впечатление, что Беннет вот-вот «отойдёт»?

Неспешно шагая по пустым улицам, смуглая девушка никак не могла убрать со своего лица напряжённость. Эта пустота вызывала у неё дежавю. И укол в сердце. Бонни постоянно оглядывалась, будто бы в приступах, и ей казалось, что он точно нападёт на неё в любую секунду.

Преодолев бесконечное количество трудностей, всё ещё существовал тот, кто заставляет коленки заметно дрожать упоминанием своего имени. Это жутко злило.

Пройдя как минимум два квартала, Беннет продолжала супиться, как вдруг осознала — нет разницы, где она находится в Рождество: тут, бродя по окрестностям, или в таком же безлюдном доме. От этой мысли стало намного грустнее. Ведьма вздохнула, решив побрести в бар, возле которого она, по приятному стечению обстоятельств, оказалась.

— Бонни Беннет, — внезапно, будто бы прямо возле уха, сладко протянул еретик, стоя в двух метрах от девушки. На его устах неизменно застыла приторная ухмылка, что меняла свой характер в зависимости от ситуации. Безусловно, он вовсе не изменился: всё та же похабность и расслабленность в теле; некая вальяжность, придающая ему особого шарма. — Я сомневался, что ты придёшь, — довольно добавил Малакай, возникая в поле зрения темноволосой.

— А как иначе, — ответила она, растянув сжатые губы, сунув руки в карманы кофты и с вызовом глядя на человека, изрядно подпортившего ей жизнь.

— Неужели? Заклинание и вправду сработало! — изумлённо воскликнул Кай, всплеснув ладонями, на что Беннет покачала головой, убедившись в виновнике нарушения её сна и жизнедеятельности в принципе. — Во всяком случае, я всё равно не ожидал увидеть тебя здесь.

— Не знаю, что за заклинание ты использовал, но оно вызывает мигрень, — недовольно выплюнула ведьма, так и застыв на месте у входа в бар.

— Прошу прощения за принесённые неудобства.

Бонни даже не дослушивает его фразу, только разворачивается, желая продолжить путь к бару, чтобы пропустить стакан скотча, а затем отправиться справлять Рождество одной в реальном мире.

Ха! Справлять Рождество. Ну, если так можно назвать всё тот же алкоголь, давно ставший её лучшим другом, и наивные комедии, пускай и со странным, но в чём-то родным юмором.

Ведьма принудила себя наведаться сюда, чтобы понять, чего взбрело в голову еретику, но тот, видимо, просто не находит, чем себя занять, поэтому она не хочет более находиться с ним рядом.

Но Бонни делает лишь один шаг, ведь крепкая рука неожиданно дёргает девушку на себя, отчего она недовольно охает, с возмущением смотря на Паркера, что был выше её на голову.

— Ты чего творишь, урод? — ругается она, несколько раз дёргая рукой, и очень сильно удивляется, когда Кай не высасывает из неё магию и даже не наносит увечий, а просто тащит за собой. Силой. Но без рукоприкладства, что уже само по себе хорошо, хоть и поражает.

— У нас на этот вечер другие планы, Бон-Бон, и в них явно не входит распитие алкоголя по разным углам этого городишки.

— У нас? — хмурится девушка, не переставая смотреть на его профиль: идеально отточенный нос, широкие скулы и лёгкую щетину, не делающую его менее привлекательным, наоборот, даже более горячим… За какие мысли Бонни хочет хорошенько себя ударить. — У меня не было, не будет и быть не может никаких планов вместе с тобой, кретин.

Обиженно надув полные губы, Кай бросил на неё взор, проворчав: