Проблема в том, что мне очень хорошо в мире снов. Там всегда всё идеально, за исключением, разве что, того загадочного персонажа — хотя он кажется мне тоже вполне себе терпимым. Вчера ночью, к примеру, мы играли в теннис: он очень смешно размахивал ракеткой и растягивался на поверхности корта, требуя пощады.

18 октября 1999 года

Алан неожиданно предложил мне временно остановиться у него. Оказалось, что он сохранил своё имущество в обмен на работу на общественных началах, что объясняет его настоящее положение.

Я сконфузился, поблагодарил его и сказал, что подумаю.

Малфои не нуждаются в чьей-то помощи.

19 октября 1999 года

Мой знакомый из снов (во сне?..) отреагировал на мою дилемму довольно рассудочно, предложив сходить сначала в Гринготтс и попросить выписку о наличии моих счетов и состояния Малфоев в целом. Мне стало досадно, что я сам об этом не подумал, и я, как-то огрызнувшись на него, засел в библиотеке и листал мои любимые иллюстрированные труды по зельеварению. Он больше не появлялся.

20 октября 1999 года

Луна утверждает, что с завтрашнего утра я — абсолютно здоровый маг и полноценный член общества. Другой бы порадовался, а мне хочется ныть, что маленькому ребёнку. Но не Полоумной Лавгуд же! Да и вообще: я пока ещё не дошёл до такого состояния, чтобы публично растерять остатки своего достоинства.

Попытался подойти к вопросу с другой стороны, спросив у Лавгуд про то, почему она не хочет исследовать мой случай более подробно для того, чтобы вылечить остальных пациентов, подобных мне. Я-то знаю, что их таких целое крыло набирается, это ещё не считая тех, за кем сердобольные родственники предпочли ухаживать дома.

Она что-то рассеянно пробормотала про то, что заслуги колдомедицины в моём случае точно нет, это всё мозгошмыг, поэтому и помочь я в Мунго ничем не смогу, чтобы там её коллеги, роем жужжащие надо мной в первые дни выздоровления, не думали себе.

21 октября 1999 года

В очередной раз встретился со своим так называемым «мозгошмыгом» во сне и потребовал объяснений: что, где, как, почему. Или хотя бы: насколько он реален?

Он лишь пожал своими бесформенными плечами и вышел из гостиной Мэнора, сконструированного моим сознанием, посвистывая.

Как же он раздражает! Испоганил всё спокойствие моего замечательного мирка.

22 октября 1999 года

Итак, мне не пришлось селиться у Алана, потому что несуществующий (я так решил, ибо мне так спокойнее, и вообще, эскапизм — дело молодое) недопризрак оказался прав: в Гринготтс было полезно сходить.

От состояния моей семьи, к моему огромному сожалению, ничего не осталось. Мэнор был отобран и приобрел статус государственной собственности.

Зато мне самому какой-то самаритянин, пожелавший остаться анонимным, оставил дарственную на квартиру на Чаринг-Кросс-Роуд, то есть прямиком под боком у министерства магии. Район крайне престижный, я должен отметить.

А к квартире прилагалось четыре тысячи галлеонов на моём личном счету. Это, конечно, не Мерлин весть какие средства, но всё же куда лучше, чем ничего.

В любых других обстоятельствах мне было бы хотя бы самую малость интересно, кто решился на подобный аттракцион невиданной щедрости по отношению к отпрыску Малфоев, но я, как ни старался, не мог подобрать ни одной более-менее подходящей кандидатуры на эту роль. Да и анонимный статус дарителя вызывал определенные подозрения.

Однако когда я увидел квартиру, всю отделанную в лазурно-белоснежных тонах и обустроенной пусть и не с безукоризненным вкусом, но с явным принятием во внимание моих предпочтений (всегда мечтал о кровати с балдахином!), я решил оставить все вопросы в стороне и уважать решение неизвестного благодетеля. Мне, наконец, было приятно представлять, что кто-то позаботился обо мне. Кто-то был уверен, что однажды я очнусь от проклятия, на нахождение избавления от которого до сих пор мало надежды.

Только вот мама и отец никогда не выказывали интереса хотя бы в моём любимом цвете.

30 октября 1999 года

Выводы по прошествии недели самостоятельной жизни в новой реальности без домовиков в моём услужении: я не умею готовить.

Мой призрак-сон как-то язвительно заметил мне, что многие магглы с этим справляются без всякого применения магии. Я спросил у него, случались ли ему хотя бы раз самому использовать хотя бы кухонную магию (уже не говоря о своих собственных руках), и он подозрительно замолчал, громко сопя.

Иногда он совершенно как ребёнок, конечно. Да и постоянно жалуется на мамино пианино, что-то бормоча про мой незакрытый гештальт. Знать бы ещё, что это значит, но мне что, демонстрировать этому увальню свою неосведомленность?

4 ноября 1999 года

Пришло письмо с совой от Алана, он предложил встретиться в небольшом ресторанчике недалеко от Косого переулка. Я уже выходил туда за покупками (филина купил, опять же — предмет первой необходимости в мире, где мне толком не с кем общаться, кроме диковатых персонажей своих снов), но обычно это происходило в глубоких сумерках и я был надёжно укутан в мантию. Пусть Алан и тот мальчишка, Ромни (и невыносимый ночной мираж, к слову, тоже, но кого вообще волнует его мнение), и говорили мне о том, что новая магическая Англия едва узнает меня — или даже мою фамилию — но мне всё равно было тревожно. Понимаю, что логика «убили моих родителей, убьют и меня» довольно примитивна, но я не могу не руководствоваться ею. Инстинкт самосохранения, Моргана его возьми.

Сегодня же днём мне пришлось отбросить свои страхи и «выйти в мир», как однажды окрестила это Лавгуд. И ничего не произошло. Никто не смотрел на меня с разинутым ртом, не задержал взгляда, не подошёл заговорить. Я даже расстроился.

Так что в общем и целом встреча с Аланом прошла довольно неплохо: он узнал, как я поживаю, я — как он. Очень непринужденно, должен отметить.

Разве что меня несколько смутило, что на прощание мой обычно довольно сдержанный знакомый притянул меня к себе в дружеском объятии и задержал в нём ровно на столько, чтобы успеть прошептать мне на ухо: «Тебя ищет Гарри Поттер. Сегодня настоящий шум в Мунго поднял».

5 ноября 1999 года

«Почему он ищет меня? Какое ему вообще дело, жив я или мёртв? Три года до этого он явно не был обеспокоен». — Я ходил туда-сюда по мраморному полу гостиной Мэнора, а мой неизменный собеседник наблюдал за этим действом, распластавшись на роскошном кожаном диване.

«Ты же не знаешь его намерений», — резонно заметил он мне. — «Он может считать, что ты, едва очнувшись, пойдёшь собирать новых кандидатов в Пожиратели. Но ты не знаешь и того, что происходило всё это время. Может, он навещал тебя каждый день».

«Твои слова противоречат друг другу!» — вспылил я, в ярости размахивая руками. — «Он ведь всё равно рано или поздно разыщет меня, это не так трудно сделать. Мне необходимо понимать, чего ожидать, чтобы продумать стратегию поведения!».

«Тебя действительно это волнует, да?» — как-то глухо раздалось с дивана.

«Понятное дело!»

«Только мне кажется, что это не совсем по тем причинам, которые ты осмеливаешься называть — себе или вслух».

Я вздрогнул. Момент житейской мудрости от производного моего подсознания. Как раз то, что мне нужно, как же.

Последний, впрочем, и не ждал от меня ответа, и просто продолжил говорить:

«С каких это пор ты боишься какого-то там гриффиндорца, а, Малфой? Для вас двоих ничего не изменилось, так что не давай себя запугать. Найди его сам, будь на шаг впереди противника».