Нож в руке Тощего выделывал опасные кренделя, но Горький не обращал внимания. Он видел лишь две чёрные ямы над острым носом, которые, словно сжавшиеся до размеров чёрных дыр звёзды, притягивали и навсегда поглощали всё, что попадало внутрь.

— Неподвластные человеку технологии, неизведанный мир и безграничные возможности. Головокружительные рассветы и закаты, пьянящий воздух. А ты сам, словно супергерой: всегда в ударе, всегда в отличном настроении, решительный и сильный, с чистой головой и безупречным здоровьем. Ты принял решение жить на Таре. Так наступила стадия наслаждения.

Тощий подошёл на расстояние вытянутой руки.

— К сожалению, как и все предыдущие стадии, стадия наслаждения тоже закончилась, и наступила та, что определяет нашу дальнейшую жизнь — стадия определения. Только законченные глупцы ни разу не задумывались о смысле существования здесь. В глубине души каждый из нас понимает, что жизнь в виртуальной реальности — самообман. Тары и Паланиуса на существует. На самом деле мы сидящие в креслах люди, погружённые в один из видов анабиоза. Глупцы, платящие больше деньги, за выдуманный мир.

— Где Ксения? — Горький не был уверен, что спросил это вслух.

— Стадия определения — это отправная точка игрока. Именно в момент первых зародившихся сомнений решается судьба человека. Выбор не слишком велик, но он есть. Восемьдесят процентов населения Тары выбирают самый простой вариант — делать вид, будто ничего не происходит, воспринимать игру, как просто игру. Они зависят от мнения оставшихся на Земле и придумывают оправдания своим действиям, лишь бы продлить пребывание.

— Почти вся оставшаяся часть — это отказники. Ты и тебе подобные. Люди, которые открыто заявляют о ненормальности происходящего и якобы борются с системой. Относят себя к так называемому элитному меньшинству и смотрят с высока на первую часть. Вас я не люблю больше всего. Вы закатываете глаза, считая окружающих дебилами, и ходите с мордами мучеников, которых обязали нести на себе бремя игры. Я отношусь к третьей части. Я — настоящий. Я признаю Тару своим истинным домом и открыто заявляю, что она лучше, чем Земля. Мне не стыдно признаться самому себе, что я выбираю Тару. Для меня больше нет надуманных запретов. Я в гармонии с самим собой.

— Тот, кто побывал на Таре достаточное количество раз никогда уже не будет счастлив на Земле. Ты, Горький, знаешь это не хуже меня. Профессия хантера для тебя словно снизошедшая благодать. Это лишь повод. Шанс. Дело ни в деньгах и ни в желании помочь. Прикрываясь благим делом или грязной алчностью, ты в обоих случаях лжёшь. Ты хантер, потому что ты обожаешь эту игру! И раз уж мы с этим разобрались, то скажи мне: чтобы сделал бы ты, если бы кто-нибудь попросил тебя выйти навсегда?

— Я не знаю.

— Ты делал бы тоже, что и все твои жертвы — сопротивлялся. Поэтому прежде чем ещё раз достать из кармана разрешение, подумай: веришь ли ты в то, что делаешь?

Хантер почувствовал, как потяжелели ноги и сдавило грудь. Слова Тощего, будто черви, прогрызали себе дорожку к мозгу, чтобы поглубже засесть внутри.

— А теперь отдай мне разрешение и уходи!

Тощий сделал ещё один фокус с ножом-бабочкой, и лезвие спряталось в рукоятке. За секунду до этого отражённый от лезвия свет блеснул Горькому в глаза. Хантер на секунду потерял зрительный контакт с Тощим, и этого оказалось достаточно, чтобы вернуть самообладание.

Он будто проснулся. Он стоял в доме бандитов в одном из самых опасных районов города и подчинялся. Прямо сейчас его рука тянулась за разрешением. Один за одним в голове у ханта начали появляться вопросы о произошедшем здесь, но что-то подсказывало, что разбираться нужно будет позже. Настало время действовать.

Горький повернулся к мужику с татуировкой петли на шее:

— Ну чего уставился, конченый!? Может тебе лещей надавать?!

— Слышишь ты, чёрт! — мужик схватил со стола бокал и бросил в Горького. — Сейчас кровью умоешься!

Бокал попал в плечо, отскочил и разбился о пол. Горький сунул руки в карманы и сказал, обращаясь ко всем:

— Закон о защите прав пользователя предписывает, что в случае применения физического сопротивления против извлекателя, извлекатель может применить ответную силу, если его действия ведут к исполнению обязательств перед заказчиком.

Рука Горького нащупала в кармане цилиндр, большой палец надавил на жёлтую кнопку, и на улице раздался хлопок. Женщина в проезжающем мимо автомобиле чуть не врезалась в забор, испугавшись взорвавшегося трансформаторного шкафа. В близлежащий домах погас свет.

Изначально Горькому нужна была темнота, чтобы лишить бандитов численного преимущества, но сейчас он ощущал её по-другому. Темнота позволила ему открыть глаза, не боясь снова оказаться в ловушке Тощего.

Хант выхватил пневматический пистолет, направил в расплывчатое пятно, где стоял Тощий, и нажал на курок. Раздался хлопок сжатого воздуха, а за ним — грохот ломающейся мебели. Стоящее в метре от него пятно швырнуло в глубь комнаты, растворив в фоновой темноте.

Гостиная наполнилась криками. Двигалась мебель, и билась посуда. Хантер остановил летящий в него кулак. Парень с татуировкой на шее больше остальных хотел надрать ему задницу. Горький ударил его дулом пистолета в солнечное сплетение и услышал ласкающий уши стон. Затем развернул бандита к себе спиной и запустил в толпу пинком под задницу. Сломанная челюсть, сотрясение мозга и три колотые раны в районе живота — цена, которую заплатил парень из-за неразборчивости своих подельников.

Горький прижался к стене и слушал, как перепуганные бандиты суетятся в темноте. В это же время в комнате на первом этаже Серёга Мартоский нащупывал в кромешной темноте патроны и заряжал их в дробовик. Его пугали крики из гостиной и грохот подающих тел, из-за этого не слушались руки. Он подолгу вылавливал патроны в тумбочке и каждый второй ронял на пол. Передёрнув затвор, он выбежал в гостиную и выстрелил в потолок. Огненная вспышка осветила комнату.

Три тела лежали на полу неподвижно, ещё двое, оставляя за собой чёрные полосы, ползли к двери. В центре, раскидав в стороны столы, собралась куча из пяти мужиков. Трое стояли, прижавшись к стене, над одном из них Серёга увидел оранжевую повязку. Он направил дробовик и выстрелил, пламя снова осветило комнату. На прежнем месте хантера не было, он переместился правее, а рядом с ним с перебитой шеей валялось ещё одно тело. Новый выстрел. Хантер сместился ещё правее и ещё ближе к Серёге, а по стене сползал его лучший друг, держась обеими руками за точащий из шеи нож. Четвёртая вспышка. Оранжевая повязка переместилась в центр гостиной и смешалась с замершими там мужиками.

Слегка контуженные горохом дробовика они заметили рядом с собой хантера, после чего их умоляющие взгляды обратились к стрелку. Серёга Мартовский к тому времени уже очень плохо соображал. В памяти запечатлелась картина кашляющего кровью друга. Оранжевая повязка стала словно красной тряпкой для быка — он не смог не нажать на курок. Выстрелил дважды. Напичканные дробью бандиты посыпались на пол.

Оставляя за спиной запах пороха и крики проклятий, Горький поднялся по лестнице на второй этаж. Он проверил три комнаты, прежде чем наткнулся на запертую дверь. Замок выдержал первый удар плечом, но поддался под вторым.

Ксения стояла в углу комнаты, сжимая двумя руками пистолет. Она всхлипывала и дрожала. Горький быстро пересёк комнату, вырвал пистолет из рук, схватил девушку за горло и прижал к стене.

— У меня есть разрешение на убийство от твоего отца. Даю тебе тридцать секунд, чтобы выйти самостоятельно.

— Я ненавижу его и ту долбанную жизнь! Оставь меня…

Договорить девушка не смогла. Горький сильнее сжал шею, после чего из её рта доносились лишь хрипы. Она принялась колотить хантера руками и ногами. Горький сжал ещё сильнее и почувствовал, как на шее пульсируют вены:

— У тебя пятнадцать секунд, после этого ты умрёшь.

Горький усдышал, что кто-то вбегает по лестнице. Ксения больше не сопротивлялась, её руки обвисли, а глаза выкатились из орбит, но она всё ещё была в игре.