— Пап, все хорошо, — я улыбнулась и сжала его сухую, старческую руку, — я жива, а это самое главное.
Он изучал каждый миллиметр моего лица, пытаясь что-то разглядеть или понять.
— Почему ты здесь? — неловкая тишина напрягала меня.
— Дамблдор пригласил. Да и когда я узнал, что ты тут, то…мы тебя везде искали, а когда Северус сообщил, что ты там… Я уже думал, что никогда тебя не увижу, — слезы снова выступили у него на глаза, и я утешающе погладила его по руке.
— Все хорошо.
— Да-да, уже все в порядке. Прости мне мою старческую слабость…
Я улыбнулась и неожиданно, с тоской вспомнила…
— Он убил бабушку. Этот мерзавец.
— Я знаю, — шепотом ответил отец и схватил меня за тонкую кисть руки.
— Я отомщу ему, — гнев плескался в моих карих глазах, а полные губы сжались в тонкую линию. Отец непонимающе смотрел на меня, пытаясь понять, серьезно я или нет. Когда молчание затянулось, он прокашлялся и продолжил.
— На самом деле, Дамблдор предложил мне пост учителя Зельеварения…
— Эм… А Снегг? Или его за садистические наклонности решили выгнать? — я хмыкнула, а отец грозно шикнул на меня, но легкая улыбка его выдала.
— Насколько я знаю, он теперь будет преподавать Защиту от темных искусств.
— Как? — я была в панике. Страх за профессора окутал меня, — она же проклята… Почему? Как?
— Тихо, — отец засмеялся над моей реакцией, а я лишь обиженно посмотрела на него, — Я думаю, что у него все под контролем. И что за реакция, Оливия? — он подозрительно сощурил глаза, а я смущенно упала на подушку, тихо постанывая от боли в спине.
— Милая…
— Пап, — протянула я, — Не надо, хорошо?
Повисло молчание. Отец с интересом смотрел мне в глаза, а я смотрела куда угодно, но не на него. Я была благодарна, что он не лезет мне в душу, где и без этого сплошные потемки и одни вопросы. Я сама толком не понимала своего отношения к этому человеку, но тело, которое так предательски и с таким наслаждением жаждало прикосновений, пугало меня. Разум же вторил, что все хорошо… Душа же рвалась наружу и трепетала от каждого упоминания его имени… Я запуталась и мне нужно было время, чтобы во всем разобраться окончательно…
— Я сказал директору, что подумаю, но…раз ты остаешься тут, то, наверное, соглашусь.
— Это твое решение. Но было бы классно.
Через два часа, отец покинул меня, оставляя частичку тепла в сердце. Но переживание за профессора душили меня. Я крутилась на кровате и все думала о нем… О том, что могу его потерять… Сердце сжалось от неприятной тоски, а тяжелые веки прервали мои тревожные мысли, погружая меня в сон. Всю ночь мне снились черные глаза профессора, холодные руки и теплота тела, прижимающаяся ко мне сзади и окутавший меня запах бергамота.
========== Глава 21. ==========
Наверное, это был переломный месяц, когда моя жизнь потеряла всякий смысл. Я шла на поправку и мадам Помфри уже перестала наседкой сидеть около меня, а даже дала мне парочку поручений, как-никак я буду работать с ней. Отец, твердо решивший принять предложение директора о возвращении к преподавательству и почти каждый день навещал меня. Он постепенно перевозил необходимые вещи (в том числе и мои), склянки, банки и прочий нужный хлам. Отец был безумно одушевлен этим, ностальгия по прошлым годам работы, по учебе, благоприятно сказалась на нем. Он стал безумно бодр и, казалось, старческие морщинки разгладились на его лице. Я веселом помогала ему обживаться в новом доме, расставляя пузырьки в огромный платяной шкаф и раскладывая одежду.
Наши занятия с профессором подозрительно изменились. Его эмоциональный настрой скакал со скоростью света по шкале от «Гнева до Подавлен». Причем изменения происходили в доли секунды и были полярные. Его лицо было спокойным, но глаза и резкие жесты с потрохами выдавали бушевавшую в нем бурю. Изначально, я не придала этому внимания, списав все на проблемы с работой. Но после того, как все сарказмы или же вообще отсутствие реакции на мои неудавшиеся атаки стали постоянными, я напряглась.
Проходя магию без палочки он неожиданно решил прервать урок, хотя я все делала четко по его указаниям и ошибок не было.
— Все.
Я непонимающе смотрела на него, а руки так и висели в воздухе.
— Но мы же, …но я же… — совершенно не понимала в чем дело, но холод его глаз заставил меня замолчать. Часто выдыхая, я смотрела на его строгое лицо и пыталась сообразить, что сделала не так и чем навлекла гнев профессора.
— Я сказал, что на сегодня все. — Медленно отчеканил он и собрался уходить. Шок уступил свои права легкому недоумению, и язык снова приступил к своим обязанностям. Я сорвалась с места и выскочила прямо перед ним. Снегг недоуменно вскинул брови и сжал руки на груди.
— Я что-то сделала не так?
— Нет.
— Тогда в чем проблема? — я с мольбой смотрела на него, так как бешеное чувство вины сжирало меня.
— Мне нужно идти, — он попытался подвинуть меня в сторону, но я перехватила его руки и сжала их. Приблизившись, коснулась губами его шеи, вдыхая любимый запах. От этого действия на его бледной коже появились мурашки, а дыхание остановилось.
— Скажите… — я отстранилась и умоляюще смотрела в его черные омуты, но там был лишь мертвящий душу холод.
— Мне. Нужно. Идти. — Отчеканил он, выделяя каждое слово. Расстроено отпустила его руки и отошла в сторону.
Когда дверь захлопнулась я села на кровать и начала перебирать привезенные отцом мои вещи. Сжимая в руках альбом с фотографиями, я решила поддаться ностальгии и открыла тяжелую, кожаную обложку. Тысяча людей смотрели на меня с пожелтевших листов. Лотти, стоявшая с букетом цветов и машущая руками Стиву и Мартину, которые сражались вдалеке палками. Молодые и веселые мама и папа… Я грустно захлопнула книгу и закинула ее обратно в чемодан. Будучи ужасно расстроенной, совершенно не понимала переменившегося отношения профессора ко мне, поэтому решила сходить к отцу, чтобы хоть немного успокоиться. Он как никто другой мог поднять мне настроение, своими веселыми рассказами из школьной жизни.
Я аккуратно прикрыла скрипучую дверь и спустилась по огромной, каменной лестницу вниз. В коридоре было довольно холодно, поэтому я сильнее закуталась в пушистый халат, но от сквозившего со всех щелей ветра это не спасло. Выйдя из темноты, я прошла в уютный и теплый коридор. С одно стороны были безумно красивые растения мадам Стебль, которые весело подергивали листьями на солнце, а с другой — огромное окно на всю стену. Я безумно радовалась, что комната отца находится как раз около рассадника Стебль. К тому же, можно было иногда заимствовать у нее необходимые ингредиенты. Проходя мимо, я вытянула руку над растениями и, слегка касаясь их бархатных листьев, прошла мимо. Настроение заметно улучшилось.
Оказавшись перед резной дверью, украшенной золотым напылением, я постучала, но ответа не было. Должно быть, он куда-то вышел… Я уже хотела уходить, но рука сама толкнула дверь. Пожав плечами, я прошла внутрь и оказалась в огромной, светлой комнате, заставленной шкафами и коробками. Присев на стул, принялась разбирать коробку с книгами, расставляя их на деревянную подвесную полку над столом. Резкий шум в коридоре заставил меня вскочить на ноги, а биение сердца участиться. Я пробежалась взглядом по возможным местам укрытия и облегченно обнаружила платяной шкаф. Юркнув туда и приоткрыв маленькую щелочку, я с бешеным биением сердца стала ждать. Прижав руку к груди, я пыталась заглушить его, боясь, что его могут услышать. Дверь громко приоткрылась, и глухой звук падения с тяжелым стоном разрушил тишине.
— Где она? Говори… — прорычала женщина.
— Я…я не знаю, — заикаясь, умоляющим голосом говорил отец.
— Нет знаешь! Не ври мне, — истеричные нотки крика показались мне знакомыми, — Может, ты хочешь поговорить по-другому? — прошипела женщина и я узнала в ней Беллатрису. Женщина прошла вперед и встала в середине комнаты так, что я ее видела в маленькую щель. Я старалась дышать медленно и не двигаться, дабы быть незамеченной.