Сохранять позитив в такой ситуации было крайне сложно. Контролировать себя – ещё труднее. Всё, чего я могла желать – чтобы это никак не сказалось на занемогших. И не помешало мне выполнить свой жреческий долг.

Собрав силы в кулак, я сделала рывок. Слякоть с хлюпаньем выплюнула мою ногу, едва не потопив туфлю. Вывернула стопу, пытаясь посадить обувь на место. Пятка послушно зашла в вырез туфельки, но вот беда – голень пронзила судорога. Да с таким напором, что я от неожиданности согнулась пополам. И так неудачно, что не смогла удержать равновесие и бухнулась в слякоть на одно колено.

Жидкая грязь поползла по юбке, пропитывая тонкий шёлк. Я не удержалась от истерического хохота: всё же, лучше, чем рыдать. Превозмогая себя, поднялась и одёрнула юбку. Серовато-чёрное пятно нырнуло меж складок, но при первом же шаге снова высунулось наружу.

На кого я теперь похожа? Бродячие псы и то чище.

Чертыхаясь, я потащилась к остановке. Платье, обвисшее от влажности, собирало ветки и оборванные листья. Завтра грядёт большая стирка! Хорошо, что впереди выходной.

Кондуктор в повозке зажалась в угол и всю дорогу косилась на меня, словно я перебрала хмельного. Даже денег не взяла. Её опасения понятны: нормальные люди в таком виде по улицам не разгуливают. Только особо отъявленные земские жрицы, вроде Сириллы Альтеррони.

В элитном квартале дверь мне не открыли. Тщетно я громыхала воротами, дёргала глухо закрытую калитку, звонила в колокольчик. С той стороны забора отвечала лишь тишина, перемежаемая шёпотом дождя и шелестом листьев. Я простояла под ливнем положенные по регламенту десять минут, а затем, нацарапав на кусочке пергамента записку и втиснув её в щель, пошла прочь. Их проблемы.

До района Храма Вершителей я добралась пешим шагом за четверть часа. К тому моменту я почти слилась с дождём и походила на бестелесную тень. Ноги тащили меня сквозь улицы на автомате. Тело давно перестало подчиняться сознанию. Внутри остались лишь рефлексы: никаких чувств и эмоций. Когда на негодование не остаётся сил, приходит смирение.

Стоит ли говорить, что на каждом адресе на меня смотрели, как на безумную? И нюхали воздух, пытаясь понять, не тянет ли от меня зелёным змием. В обычной ситуации я бы рассвирепела и выдала что-нибудь колкое. Но когда дождь съел тебя, подобрать слова бывает сложно. Равно как и постоять за свою профессиональную честь.

Адрес с запором я специально оставила напоследок. Словно надеялась, что вызывающему молодому мужчине станет стыдно за ерундовый повод.

Нужный мне дом спрятался в тихой глубине квартала, в густой поросли вишен и слив. Когда я добралась до него, небо уже начало приобретать тёмно-фиолетовый отлив. Дождь и не думал прекращаться. Похоже, зарядил на целую неделю.

Дверь распахнула заплаканная женщина в тёмно-оранжевом. Взгляд её мокрых глаз горел надеждой. Удивительно, но она не стала оглядывать меня с ног до головы, как люди на предыдущих адресах. Её не смутили ни туфли, обляпанные землёй, ни обвисшие от влаги волосы, ни грязное платье, которое к тому моменту можно было отжимать. Она сразу пригласила меня войти: без лишних церемоний и замечаний.

– Госпожа Альтеррони! – начала женщина с порога. – Ну, неужели! Наконец-то вы пришли! Мы очень ждали именно вас!

Впрочем, мой настрой её слова никак не изменили. Обида скреблась в груди, как бешеная кошка. Хотелось выплюнуть её из себя. Вырвать, да так, чтобы навсегда: словами, взглядами, замечаниями…

– Ждали именно меня на запор? – со скептицизмом пробормотала я. – Бодрый мужчина тридцати восьми годовых циклов мог бы и сам…

Мой голос оборвался, едва я зашла в спальню. На постели, почти сливаясь с белыми простынями, лежал молодой мужчина. Его болезненно блестящие глаза были слишком огромны для истощённого лица с выпирающими скулами. У кровати занемогшего горбился мальчик-подросток. Своими ладошками он сжимал паукообразную руку мужчины и время от времени гладил её.

– Моё почтение, жрица Альтеррони, – пробормотал мужчина сухими губами и тут же застонал. Пот проступил на его лбу крупным бисером.

Я кивнула в ответ, не в силах выговорить приветствие. С недугом всё было ясно: его бы распознала с первого взгляда любая выпускница Академии.

Только… как? Такого не должно быть! Ему равно к Покровителям! Почему такой молодой?!

– У Оскара чёрный недуг, – подтвердила женщина мои догадки. Как во сне я заметила, что она вытирает глаза. – Уже пустил щупальца, как сказала жрица Хамовски. Везде, где только можно.

– Простите, – выдохнула я, не зная, как оправдаться.

Стыд полоснул по щекам горячей волной. Хотелось спрятаться, закрыть лицо, отвернуться, лишь бы скрыть свои чувства. Иногда завидное умение делать выводы преждевременно играло мне вовсе не на руку. Уметь бы ещё стелить соломку прежде, чем упасть.

– У него боли, – проговорил мальчик из своего угла.

– Госпожа Хамовски уже выписывала господину Оскару обезболивающие настойки? – поинтересовалась я. – Жгучий перец, боль-траву?

– Жрица Альтеррони, – женщина умоляюще взглянула на меня и отвернулась к окну, словно стесняясь своих слёз. – Боль-трава не помогает Оскару. Вот уже второй день она не облегчает боли. А сегодня у него раздуло живот. Я слышала…

– Что?

– Я слышала, что именно ваш Поток направлен на долгое облегчение сложных болей, – женщина закрыла лицо руками. – Простите, простите нас за беспокойство, жрица Альтеррони, но Оскар не может больше терпеть. Сможете ли вы ему помочь?

Сказать, что я изумилась, значит не сказать ничего. Врождённое заклятие моего Потока казалось мне абсолютно бесполезным в работе. Занемогшие с острой болью обычно посылали за жреческим активом, а не шли в амбулаторию. Иногда, правда, меня просили облегчить зубную боль, пока помощники по частям вырывали чьи-то разрушенные зубы, и это была единственная область применения моего дара. Для остальных видов болей существовали базовые заклятия, которыми в той или иной мере владела каждая жрица, закончившая Академию.

Я никогда не считала, что Покровители наделили меня чем-то особенным. И завидовала уникальным врождённым заклятиям моих коллег… До того, как положила ладони на вспотевшее тело Оскара и призвала свой Поток.

Знакомое головокружение смазало краски. Руки задрожали. Золотые нити, переплетаясь паутиной, заскользили по коже Оскара. Унимая чужую боль, главное – не перетянуть её себе. Когда моя непосвящённая сестрица, не обученная в Наставне азам защиты, тайком использовала магию на дворовых кошках, у неё получалось именно так.

– Мне намного лучше, – выдавил Оскар. – Я уже не чувствую боли.

– Ещё минутку, – попросила я. – Нужно закрепить результат.

Я закрутила энергетические потоки спиралью и послала их вдоль позвоночника. Жёлтые нити просветили тело занемогшего насквозь, словно пропитав его мёдом. Жрица Хамовски была права. Щупальца чёрного недуга везде: в лёгких, в печени, в брюшной полости.

– Посмотрите, – я показала на чёрную дыру, сформированную энергетическими нитями. – Это – основной узел. Он пережимает кишку. Болей не будет сутки, но причина останется. К сожалению, я не в силах ему помочь.

– Нам ничего не нужно, – выдохнула женщина. – Лишь бы этой боли не было.

В наших краях чёрный недуг считался неизлечимым. Редкие жрицы Девятого Холма могли приостанавливать его, но защита в этих случаях не помогала. Это всегда сказывалось на их здоровье. Да и, к тому же, спустя несколько недель, хворь начинала цвести снова и пускала новые щупальца.

– Обрываю нити, – произнесла я, когда на щеках Оскара проступил лёгкий румянец.

Жёлтые нити стеклись в одну точку, сжались в комок и, загоревшись яркой вспышкой, растаяли в воздухе. Сандалово-ванильное амбре взлетело под потолок, пропитав комнату.

– Вот и всё, – я опустила руки.

– А теперь я помогу вам, – отозвалась хозяйка дома. – Даже не возражайте.

Я услышала знакомые слова ключа, слетающие с её уст. Женщина попятилась к окну, вытянула руки, и потоки горячего воздуха окутали меня, щекоча кожу. Удивительно, но они не вздыбливали волосы и не колыхали складки юбки: просто проникали сквозь меня, не встречая препятствий. Однако влага с кожи и одежды стремительно испарялась. Ко мне возвращалось удивительное ощущение комфорта и уюта, смытое дождём.