Вилар молчал, и я не знала, о чём с ним говорить. Локоть он давно отпустил, убедившись, что никуда не сбегу. Через два поворота тропинки к нам от ступеней терема бросился мужик.

– Доброго здравьица, барич, матушка заждалась.

– Скажи, не один я, – холодно ответил Вилар. – Пусть на стол собирает.

Мужик закивал, восторженно открыв рот, и ветром понёсся по ступеням вверх. Вилар степенно пошёл следом. Барич. Он все-таки благородный? Или просто очень богатый, раз в таких хоромах живёт? Мечта, а не жених. Но если Лина не понимала своего счастья от замужества, то что говорить обо мне? Смотрела в широкую спину и ничего, кроме страха, не чувствовала. А ещё вспоминала слова смотрителя про мёд, который у барича рекой льётся, и на перине с ним сладко спится. «Попользуется и прикончит, а потом в лагерь за новой моровкой придёт».

Вилару пришлось пригнуться, чтобы не стукнуться лбом о низкую притолоку. Внутрь он меня завёл, снова взяв за руку.

– Матушка, встречай мою невесту. Лина её зовут.

Я ждала, что свекровь рассвирепеет, увидев грязную оборванку с растрепавшейся косой и меткой на шее. Старший брат надзора показывал матери моровку так, будто привёл дочь короля. Но высокая женщина с царственной осанкой всего лишь губы поджала. За спиной у свекрови молодые девушки таскали посуду на стол. Из чугунков пахло наваристым супом и домашними соленьями. Я и в своём мире ни за что бы не пошла знакомиться с родителями жениха, а здесь язык проглотила, уставившись в коврики на полу.

– Что ж, проходите. Так скоро не ждала, потчевать буду скромно.

А тоном голоса не то прокляла, не то ко всем чертям послала. Милая женщина.

– Прикажи баню затопить, – сказал Вилар. – Устал с дороги.

– Затопим, сынок, и невесте твоей платье подберём. Но ты уж не обессудь, спать вас в разных покоях уложу.

Я аж выдохнула. Захотелось обнять эту мегеру и расцеловать в обе щёки. Спасибо всем блюстителям морали во всех мирах! «Заполучите, господин старший брат надзора! До свадьбы ни-ни». Я мельком глянула на посеревшее от гнева лицо Вилара. Он не рычал, но кулаки сжимал до хруста в пальцах. Ничего, милый, потерпишь. От воздержания ещё никто не умер.

Одна из девушек по знаку матери Вилара подала мне войлочные тапочки, украшенные тесьмой. Чистые, сухие, тёплые. Телепатией, что ли, владела свекровь? Метки на шее не видно. Я сказала «спасибо» и шустро переобулась, пока Вилар устраивался за столом. Меня подвели к жениху, и я впервые за наше знакомство не испугалась сесть рядом. Голодный желудок требовательно заурчал. Я бы с удовольствием полезла ложкой в чугунок, но застеснялась. Да и ложку не знала, как брать. Произведение искусства, а не столовый прибор. Ручка резная, красивая. Росписи только нет. Ни гжели, ни хохломы.

Девушки-служанки хлопотали возле господ тихо и организованно. Одна разливала суп деревянным половником, другая выкладывал хлеб на блюдо, третья несла кувшин. Никакой суеты и лишних движений. Всё на взглядах и знаках. Попади я не в тело Лины, а в такую служанку, то засыпалась бы на первом же задании. Обозвали бы косорукой и выпороли. Эх, легко содержать хозяйство в современном мире. Кухонные комбайны, посудомоечные машины, холодильники. А десять веков назад это был тот ещё адский труд.

– Когда жениться надумал, сынок? – светским тоном поинтересовалась свекровь.

– Не знаю пока. Нужно разрешение у Верховного получить.

Вилар задумчиво вылавливал из супа рыжие кубики моркови, а я радовалась, что даже всесильному надзорному не достаточно просто захотеть чего-нибудь. Если Верховный – тот же человек, что приговорил меня к отъёму силы, то ждать быстрого замужества не стоило. Жизнь начинала налаживаться. Я тайком улыбнулась и набросилась на суп. Картофель Пётр Первый ещё не завез, поэтому, кроме моркови и лука, в мясном бульоне плавало разваренное пшено. Соль на кухне у барича водилась, руки у поварихи росли из правильного места. Очень вкусно.

– Ох, сынок, куда же ты торопишься? – вздохнула свекровь. – Нешто девок других нет? У Богдана старшая на выданье. Уж какая красавица, любо-дорого посмотреть. У Милована дочки вот-вот поспеют.

– Лина краше всех будет, – упрямо ответил Вилар, и я смутилась под ядовитым взглядом свекрови.

– Не ровня она тебе…

– Матушка, – перебил надзорный, – ты думаешь, я привёл в дом чёрную кость? Не смотри на саул и рубашку, на руки взгляни. Какие белые и чистые. Ни ссадин, ни мозолей. Разве такими руками твои чернавки полы метут?

Свекровь вытянула шею, чтобы разглядеть через стол мои руки. Я тоже уставилась на них, будто впервые увидела. А ведь, правда. Пальцы длинные, тонкие, кожа холёная, ногти обрезаны ровно. Словно у принцессы или офисной работницы, раз в неделю тратившей час на маникюр. Почему я решила, что Лина – крестьянка? Сарафан убедил? Вряд ли проклятие моровок выбирает хозяйку по сословию. Богатых, например, жалеет и приходит только к бедным. Не-а. У любой девушки может проявиться, как генетическая болезнь. Может, проклятие и являлось странным генетическим отклонением, но изучать его с научной точки зрения начнут очень не скоро. Пока только метки, надзор и «моровы отродья».

– Вижу, – поморщилась свекровь. – Она у тебя знатница или сразу бария?

– А этого, матушка, я даже тебе сказать не могу. Поэтому и жду разрешения от Верховного.

Кажется, родственников надзор не трогал. Если у Виры-крестьянки семья после ареста дочери спокойно жила дальше, то и у Лины-знатницы должна была. По традиции отца и мать обязательно пригласят на нашу с Виларом свадьбу. Увы, там они сразу заподозрят в невесте подменыша. Проклятье, ещё одна проблема!

– Значит, быть по тому, – ответила свекровь, и Вилар расслабился.

Ужинать мы заканчивали под рассказ о домашних делах. Мать жаловалась, что пришлось взять новую чернавку в услужение. «Сразу две кухонные захворали, рук не хватает. Одна сверзилась со ступеней и подвернула ногу, а вторая обожглась паром. Погода нынче урожайная, амбары будут ломиться от зерна». И так далее, и тому подобное. Вилар кивал, заедая суп хлебом, а потом ушёл, оставив меня с матерью и её служанками.

– Откушала? – холодно поинтересовалась свекровь. – Пойдём в горницу. Негоже невесте моего сына в сауле ходить.

«Да без проблем! Делайте, что хотите, я не возражаю», – так надо было ответить, да? Ладно, я действительно не против.

Переодеваться меня повели толпой. Свекровь коротко отдавала приказы по дороге, и видно было, что огромная махина терема держится на её плечах. В нашем мире она стала бы успешной бизнес-леди, а здесь руководила крупным хозяйством. Стоп, а где отец Вилара? Я ни разу о нём не слышала. Убыл по делам государственной важности? Или его уже не было в живых? Если так, то главой семьи являлся Вилар. «Последнее слово за ним» и всё такое.

Богато они жили. Углы в комнатах были заставлены тяжёлыми коваными сундуками, где хранили не только одежду, но и посуду, ткани, пряжу. В горнице служанки мгновенно вывернули из закромов всё добро, и комната превратилась в примерочную бутика модной одежды. Ох, ну и фасоны! Сколько метров ткани ушло на юбку? О минимализме никто не слышал?

Свекровь оценивающе оглядела меня с ног до головы и сразу велела убрать в сторону два широченных платья. Ага, велики будут. Мы с Линой обе тощие. Не знаю, как одевались знатницы, но мать барича носила шитое золотом красное платье до носков туфель. На её груди лежал полукругом широкий воротник, расшитый жемчугом и драгоценными камнями. Волосы свекровь прятала под платок. Точно такое же голубое платье достали для меня, но платком обделили. Незамужняя ведь, косу можно не прятать. Потом хозяйка щёлкнула пальцами, и девушка-чернавка ловко схватилась за подол сарафана.

– Кхм, это зачем? – удивилась я, но потом в голос запротестовала: – Ой, не надо! Я сама переоденусь!

Служанка испуганно скукожилась и посмотрела на мою будущую свекровь.

– Ой, ли? – хитро прищурилась она. – Саул с рубашкой, может, ещё и стянешь, а с платьем ни в жизнь сама не управишься. Отвыкла от одевания или не привыкала никогда?