Свальд, стоявший за спиной у Асвейг, угрюмо смотрел на Гейрульфа. Бабьему приказу ярл значения не придал. И ждал, что скажет тот, кому конунг позволил говорить.

Асвейг, в отличие от ярла, на Гейрульфа больше не смотрела. Уставилась в небо, затянутое серой хмарью. Лицо ее казалось спокойным. Только дышала девка часто — так, что налитая грудь ходила ходуном. Поблескивало серебряное шитье, темно-зеленый шелк льнул к телу, натягиваясь на округлостях…

Гейрульф тоже жадно глотнул воздуха. Уронил вдруг, не отводя взгляда от Асвейг:

— Ты когда-то сказал, конунг Харальд, что я спас твою жену. А вместе с ней спас всех тех, кто погнался за дротнинг, когда ведьма, вселившись в рабыню, навела на них чары. Так верни мне свой долг, конунг… отдай одну жизнь за другую!

Свальд зло оскалился. Зато Асвейг снова взглянула на Гейрульфа.

И посмотрела даже лучше, чем на свадебном пиру — когда подошла к столу и уставилась на него заворожено, с легкой тоской. Сейчас девка глядела с ужасом и восхищением, точно любовалась им напоследок. И что бы там эта Астрид-Асвейг не говорила, но подошла-то она к нему…

Нож взяла у него!

— Подари мне жизнь Асвейг Гунирсдоттир — в уплату за жизнь и честь Сванхильд Кейлевсдоттир! — выкрикнул Гейрульф, уже шалея от дурной удали, какой не испытывал давно, с самой юности. — Или твоя дротнинг не стоит жизни какой-то ведьмы, которая даже убежать от твоих людей не смогла?

Свальд, оскалившись еще сильней, рявкнул:

— Да ты ополоумел! Смеешь равнять…

— Ты и сам там был, ярл Свальд! — заорал Гейрульф.

И подумал бешено, с яростью, какой давно не ощущал — не уступлю! Тут же оперся ладонью о помост, у которого с этой стороны не было ступенек. Одним махом запрыгнул наверх.

Его никто не успел остановить, слишком быстро все произошло. А Гейрульф, уже выпрямляясь, крикнул, надсаживая горло:

— Ты тоже был среди тех, кто гнался тогда за дротнинг, ярл! Выходит, я и твою жизнь спас!

Свальд задохнулся от ярости, но концов веревки, наброшенной на шею Асвейг, не выпустил. Конунг Харальд перехватил секиру, небрежно опертую о настил, уже двумя руками. Сказал громко, размеренно:

— Проси что хочешь, Гейрульф — драккар под свою руку, серебро… но только не это. Я не оставлю в живых девку, которая обрекла моего щенка на смерть. А жену на волчью шкуру!

Конунг смолк — и одно мгновенье Гейрульф тоже молчал, глядя ему в глаза, горевшие серебром. Потом, когда боль заскребла по вискам уже невыносимо, проходясь внутри головы острым лезвием, отвел взгляд. Уставился на грудь Ёрмунгардсона, прикрытую простой рубахой, объявил:

— Я свою награду выбрал, конунг. Отдай мне девку! И больше ты о ней никогда не услышишь. Я увезу ее далеко отсюда. Ты сам сказал, что в этих краях есть и другие ведьмы. Значит, умрет Асвейг или нет, но всем придется опасаться колдовства по-прежнему. Ее смерть ничего не решит! А что до твоей мести за жену… так ведь дротнинг снова обернулась бабой! Жива, и по всем повадкам стала прежней! Окажи мне милость — подари эту девку!

— Нет, — равнодушно уронил конунг. — Сходи к фьорду, Гейрульф. Искупайся в воде — она еще холодная, и голову тебе остудит. Бъерн…

Харальд посмотрел в сторону, на стоявшего возле ведьм молодого хирдмана. А Гейрульф, вдруг сообразив, какой приказ конунг сейчас отдаст, крикнул:

— Раз так… вызываю тебя на хольмганг, Харальд Ёрмунгардсон! За то, что ты бесчестно поступаешь с моей невестой, с Асвейг Гунирсдоттир!

Вот так, бесшабашно, хоть и с горечью, подумал Гейрульф. Следом в уме мелькнуло- значит, и мне этого дня тоже не пережить!

Харальд молчал, разглядывая воина. Зато Свальд зло отозвался:

— Ведьму спасти хочешь? Да какая она тебе невеста!

— Какая она невеста, я сам решу! — ответил Гейрульф. — Желанная или по случаю взятая, но моя!

Не отступлю, решил он следом, коротко, быстро выдыхая. Уже не десятилетний сосунок, чтобы сначала кукарекать, а потом, когда смертью запахнет, бледнеть и пятиться…

Внизу, перед помостом, тихо, молча стояло войско. Никто не кричал, подбадривая.

Но и свиста пополам с издевками не было слышно. Угрюмо смотрели мужики, когда-то служившие вместе с Гейрульфом в войске Гудрема Кровавой Секиры. С деланным равнодушием глядели воины, прежде воевавшие под рукой старых ярлов Сивербе. А те немногие, кто с самого начала дрался в хирде Ёрмунгардсона, тогда еще ярла, хмуро озирались, на всякий случай высматривая в толпе своих…

— Вспомни обычай, конунг! — крикнул Гейрульф. — Если моя невеста натворила что-то, то спросить за это ты должен с меня! Но не лезть к чужой бабе без спросу!

А затем он быстро шагнул к Асвейг, на ходу выхватывая нож, подвешенный к поясу — тот самый, который подал ей недавно на свадебном пиру. Подцепил концом лезвия веревку на девичьей шее и резанул.

Движение вышло чересчур поспешным, острие ножа раскроило кожу на подбородке Асвейг. Но охнуть она не успела, потому что Гейрульф уже отловил ее связанные запястья и дернул за собой, отступая к концу помоста. Подальше от Свальда с Харальдом.

От рывка Асвейг налетела на Гейрульфа всем телом, ткнувшись носом ему в грудь. Тут же прошептала:

— Зря.

И крутнулась на месте, выдернув связанные запястья из его пальцев. Потом метнулась назад, к Свальду, хрипло выкрикнув:

— Не слушайте его, он околдован! Я навела на него чары… те же чары, что Труди Гунирсдоттир навела на конунга Харальда! Но после моей смерти они спадут!

Следом, уже развернувшись к воротам, Асвейг бросила в толпу:

— И я ему не невеста! Дочь конунга Гунира никогда не примет брачной чаши от простого воина!

Она только договорила — и Свальд сразу же сгреб ее за волосы, попятив к себе. Но перед тем, как выгнуться назад, запрокидываясь к ярлу, девка встретилась с Гейрульфом взглядом.

Темно-голубые глаза Асвейг, когда-то бывшие зелеными — Гейрульф это помнил — сейчас горели звездами. От слез. Хотя еще пару мгновений назад глаза у нее были сухими.

Ведьма соврала, решил Харальд, глядя на все это. Гейрульф на околдованного не походил. Двигался он быстро, а языком молол и того быстрей. К тому же стоял в толпе до последнего, пока Асвейг не накинули на шею удавку. Только после этого, не выдержав, кинулся ее спасать. И сейчас конунгова дочка лжет, чтобы спасти простого воина.

Лучше бы с самого начала думала о нем, а не о колдовстве, мелькнуло у Харальда. А теперь вызов на хольмганг уже прозвучал. И его слышали все.

Над плечом едва слышно зашипела змея, Харальд раздраженно дернул плечом. Нутро снова скрутило, да так, что губы мгновенно пересохли — от предвкушения драки и чужой плоти под лезвием секиры. Перед глазами тут же встало видение, в котором на животе Гейрульфа появился багрово-алый разруб, из которого сразу полезли петли кишок. А изогнутое лезвие секиры, пройдясь по телу, походило на красный смеющийся рот…

Нет, зло подумал Харальд. Надо выбить из рук дурня меч и оглушить его. К тому времени, когда Гейрульф очнется, ведьму уже успеют придушить. А там видно будет. Если Гейрульф не захочет забыть Асвейг, значит, умрет — или уйдет из войска. Но если эта блажь у мужика пройдет, то люди будут думать, что его и впрямь околдовали. Хоть за это ведьме спасибо.

Гейрульф, стоявший в четырех шагах от Харальда, уже выхватил меч. Обреченно блеснул глазами, но сказал неожиданно ровно:

— Отпусти мою невесту, ярл Свальд. Убежать она не убежит, а пока хольмганг не закончен, никто не имеет права ее касаться. Иначе мне придется отложить драку с конунгом и потребовать хольмганга у тебя. И я буду в своем праве. Ну?

— Так требуй! — угрюмо ответил Свальд.

А потом еще сильнее дернул Асвейг за волосы, заставив ее выгнуться ивовой веткой. Харальд, нахмурившись, проворчал:

— Хватит, Свальд. Отпусти.

Ярл Огерсон, зло выдохнув, оттолкнул Асвейг в сторону. Та сделала шаг, едва не упав.

И сипло уронила, глядя на Гейрульфа:

— Не делай этого. Я тебе никто, а умирать ради ведьмы…