Хирдман накинул на скрещенные запястья петлю ремня.
Затем оба мужика, помогая друг другу, обернули концы кожаной ленты вокруг запястий. Застегнули — и взялись за ножи.
— По моему слову, — уронил Убби, глубоко и часто дыша.
Гейрульф кивнул, разворачиваясь вполоборота и выставляя правое плечо вперед. Следом вскинул нож перед собой — острием вниз, прикрывая горло.
Убби тоже поднял клинок, но занес его над правым локтем Гейрульфа.
Тускло блеснули два лезвия.
Над войском, стоявшим вокруг, прокатывались неясные шепотки — те, кто оказался поближе к кругу, рассказывали людям за спиной, что там творилось. Еще через пару мгновений Убби выдохнул:
— Давай!
И ударил первым, дернув вниз правый кулак Гейрульфа, примотанный к его искалеченной ладони. Ударил, целя в правое плечо противника.
Гейрульф, смотревший на плечи хирдмана, стремительно присел, выкинув левую руку. Принял удар чужого клинка на заднюю сторону лезвия. Звонко ударило железо об железо…
А Убби тут же поддался вперед. Нож его проехался по клинку Гейрульфа, скрежетнуло — и хирдман в коротком замахе, который и глаз-то не успел уловить, рассек тому плечо. Над ключицей, глубоко. Хлынула кровь.
Гейрульф качнулся назад, но запоздал.
Гейрульф качнулся назад, прогибаясь в поясе. Но запоздал. Успел только ткнуть Убби в ответ ножом. Метил тому в шею, однако хирдман уклонился и обухом ножа отбил чужой выпад. Быстро, стремительно.
Правда, лезвие все-таки чиркнуло по левой руке Убби, оставив на предплечье косую рану.
Жарко забубнила толпа. Серое небо вдруг показалось Гейрульфу слишком темным — а Убби снова ударил. Но на этот раз Гейрульф не успел поймать его нож своим клинком. Только присел в самый последний миг…
И вместо того, чтобы располосовать ему шею, Убби раскроил щеку. До зубов, над которыми в ране показалась скуловая кость. Гейрульф покачнулся.
Кто-то в толпе сразу проорал:
— Давай!
Вопль вышел не слишком разборчивым — или это боль уже туманила Гейрульфу разум, утопив мысли в тошнотворном дурмане? С кровью, ручьями текшей по нижней челюсти, шее, плечу, груди, уходила и сила.
Взамен ей, мгновенно, раскатистой волной, по коже и жилам холодом хлестнула слабость.
Да пошло оно все, вспышкой молнии пролетело вдруг у Гейрульфа. Подыхать, так…
Но и Убби не увидит смерти Асвейг! Не порадуется ее корчам в петле!
А следом Гейрульф рванул локоть правой руки в сторону — чтобы хирдмана повело вслед за сцепленными запястьями. Нож Убби тут же метнулся вперед. И Гейрульф, не пытаясь его отбить, уже видя, куда летит чужой клинок, качнулся к Убби всем телом. Вбил лезвие своего ножа ему в глазницу…
Тут же ощутил, как по шее холодом прошлась чужая сталь.
Хорошо хоть, на эйнвинги не положено бить ниже сцепленных рук, угрюмо подумал Харальд, глядя на все с высоты помоста. Стало быть, животы они друг другу не вспорют. И можно не опасаться того, что потянет принять жертву.
В висках постукивал пульс. Мир для него все больше серел, выцветая до мешанины серных, черных и белых тонов. Только на людях переливались кроваво-алые тени, особенно на этих двух — Гейрульфе и Убби. В уме текли мысли, которые Харальда не радовали. О том, что рабов в крепости полно, и есть кому вспороть брюхо…
А потом сквозь негромкий гул толпы он вдруг расслышал, как сзади скрипнула ступень. Одна из тех, что вели на возвышение. И скрипнула тяжело, под немалым весом. Дернулась над плечом змея, до этого прилежно смотревшая на двух мужиков, сошедшихся в эйнвинги.
В следующее мгновенье там, внизу, Гейрульф вонзил свой нож в глаз Убби. Хирдман раскроил ему шею, и оба повалились. Взревела толпа, пара человек бросилась к сражавшимся.
А Харальд рывком развернулся. Почти не удивился, увидев Болли, уже поднявшегося на вторую ступень. У него на руках, в нежных розовых тенях — Сванхильд…
Сбоку безмолвно, так ни разу и не крикнув, шевельнулась Асвейг. Сделала шаг вперед, к краю помоста, спросила глухо, ни к кому не обращаясь:
— Что с ним?
Но ей никто не ответил. Свальд, тоже успевший оглянуться на Болли, нахмурился, однако промолчал. Тут же встал у ведьмы за спиной, заслонив ее от Сванхильд — и от Ниды, замершей перед ступенями.
Харальд смотрел на жену. Вот только она на него не глядела. Девчонка, чье исхудавшее лицо, охваченное наголовным платком, казалось мелким, уставилась мимо Харальда. Туда, где над двумя окровавленными телами склонились мужики.
— Не успела, — скорбно сказала Сванхильд.
И только после этого глянула на него. Недобро глянула, яростно…
Сначала другую в жены взял, а теперь в этом отличился, с горькой злостью подумала Забава. Милость Гейрульфу даровал — но смолчал, когда того вызвали на бой.
Стало быть, не хотел Харальд, чтобы Гейрульф ведьму спас. Милостью его одарил, а потом любовался, как эту милость в ничто обращают. И Убби ему тут пригодился!
Но о том, что этот Убби чуть не прирезал его жену, Харальд словно позабыл. Будто и не было ничего. Даже Болли хотел вызвать Убби на бой…
А Харальд промолчал. С места не сдвинулся.
— Слышала я, что мужу положено защищать свою жену, — медленно сказала Забава по- нартвежски.
И напомнила себе — говори потверже!
Харальд, успевший разъяренно глянуть на Кейлева, стоявшего рядом с сыном, перевел взгляд на Забаву. Почему-то склонил голову, и сиянье голубовато-серебряных глаз пригасили сошедшиеся на переносице пегие брови. Змея над плечом мужа зашипела, обнажив ряд мелких зубов, похожих на человечьи. Дернулась вперед, повиснув перед грудью Харальда.
Свальд, загораживавший ведьму, оглянулся. Посмотрел, недовольно скривившись. И Забаве от этого стало еще горше.
Второй женой не попрекнешь, мелькнуло у нее. Смысла нет. Один позор с этого будет. Конунг имеет право брать столько жен, сколько пожелает. Ему никто не указ…
Разговоры и выкрики, взлетавшие над войском, стремительно смолкали. Люди смотрели на помост. Даже мужики, склонившиеся над телами Убби и Гейрульфа, обернулись.
— Честный воин не даст спуску тому, кто поднял руку на его жену, — бросила Забава, уже задыхаясь от вновь плеснувшей ярости. — Но ты Убби отпустил. И смотрел, как он другого убивает!
Харальд ответил шипяще, да только не ей:
— Почему она не в женском доме?
Следом муж пригвоздил Кейлева злым взглядом.
Верно я про колоду-то заговорила, ошеломленно подумала Забава.
Как с колодой он с ней обходится. Или как с рабыней? Притащи-утащи. А сам…
Ярость ее закипела внутри еще сильнее. И она вдруг произнесла, проговаривая каждое слово громко, чисто:
— Спасибо тебе за заботу, Харальд Ёрмунгардсон. Только мне она больше ни к чему. Я от тебя ухожу. Позволишь взять тот драккар, что ты грозился мне подарить? Или твои дары всегда должны оставаться при тебе? Как вышло с милостью, обещанной Гейрульфу?
Войско к тому времени успело затихнуть, и слова ее разнеслись далеко. А те, кто не расслышал, спрашивали у мужиков, стоявших впереди.
Харальд от изумления оскалился. Змеиная голова, повисшая перед грудью, развернулась. Змей заглянул ему в лицо, словно спрашивая — что с ней творится-то?
И Харальд в сердцах хлестнул по змеиной морде открытой ладонью. Да так, что тварь отбросило за спину. Сказал тихо, приспустив веки, чтобы Сванхильд было не так больно смотреть ему в лицо:
— Ты не в себе, жена. К тому же изранена. Пусть тебя отнесут в женский дом. Отдохнешь, и я скоро тебя проведаю…
— Я ухожу, — с угрозой ответила Сванхильд. — Так ты дашь драккар или нет?
В голосе ее хрипотцой перекатывалась ненависть. И синие глаза глядели все с той же ненавистью. Еще никогда она с ним так не разговаривала. А Харальд вдруг сообразил, что он теперь тоже бог — раз уж получил божью печать…
А стало быть, его же щенок пробудится в ее животе, если матери будет что-то угрожать. Если с ней что-то сделают по приказу или по воле бога!
Хель это подери, ошарашено подумал Харальд. И ведь силу нерожденное дитя может зачерпнуть у него самого. Возможно, он все-таки сумеет совладать с Рагнареком. Но чем это обернется для Сванхильд? Ей надо оправиться от ран…
