— Малыш, а чего ты вдруг…
— Заткнись.
И она затыкается, послушно следую за ним.
Послушно… Это слово совершенно не ассоциируется с Грейнджер, делая её интересной.
Чёрт. Интересной? Кто-то сходит с ума, Малфой?
— Или уже сошёл…
— Что? — Панси вскинула на него свои тёмные глаза.
— Ничего. — Он завёл её в спальню, захлопывая дверь и снова затыкая Панси. На этот раз поцелуем.
Послушная, податливая. От одного прикосновения уже стонет. Сколько фальши, дорогуша. Но глотка хорошо разработана.
Малфой слегка тянет её за волосы вниз, и та понимает. Опускается на колени перед ним и без труда расстёгивает пуговицу и ширинку.
Интересно было бы увидеть Грейнджер в таком положении. Даже добровольно-принуждённо. Наверняка, она работает не так хорошо, как Панси, но разнообразие…
— Малыш, ты слишком напряжён, расслабься.
— Просто заткнись. — Он запускает руку в её волосы, закусывая губу, когда ощущает её наигранно несмелые прикосновения языка.
Всё, что сейчас нужно — умелый рот Панси. Это поможет ему забыться на время. На несколько минут, пока он не изогнётся дугой, придерживая рукой её голову, рыча, как зверь, и кончая. А перед глазами стоит совсем не та, что доставила ему удовольствие. А та, которую он должен проучить. И… почему бы не включить в сценарий такую сцену, м?
***
Гермиона на закоченевших ногах добралась до ванны и встала под горячий душ. Помутневшее сознание пришло в норму, а слёзы смылись струями. Как там мама говорила? Что бы ни случилось, тебя выручит душ и крепкий чай.
На чай не оставалось сил, поэтому она просто легла в кровать, глядя в потолок. Живоглот юркнул к ней и лёг на живот, утробно урча. Гермиона впустила пальцы в густую шерсть, закрывая глаза.
Где-то вдалеке послышалось уханье совы. Вскоре на задворках сознания появился странных звук, схожий со стуком по стеклу.
Гермиона поморщилась, повернувшись набок, отчего Живоглот громко фыркнул и улёгся к ногам. Звук раздался ещё раз, вынудив открыть глаза. В комнате было темно, но Гермиона решила не брать палочку.
Стук в оконное стекло раздался снова, и она ступила на холодный пол босыми ногами. Подошла к окну и распахнула его, впуская в комнату морозящий воздух и белоснежную сову. Птица покружила над Гермионой и села на спинку стула. Когда лапа оказалась свободной от письма, птица взмыла под потолок и вылетела в окно.
Письмо снова жгло руки.
========== Глава 7 ==========
Малфой не остался с Панси на ночь. Он почти никогда не спал с ней рядом, не оставался до утра. Потрахались и разбежались. Да, она, конечно же, хотела большего. Она всегда хотела больше. Ей не хватало внимания, поцелуев, прикосновений, но она сама же липла к нему, словно лопух, который еле отдерёшь. Панси хотела, чтобы он обнимал её при всех, но разве это не будет показухой? Да, Малфой и показуха очень близки, но только когда это играет ему на руку. Какой смысл доказывать всем, что Панси крута? Он человек, а она может спать с кем угодно, что она и делает, и о чём знает почти каждый.
Он не винил её в этом. Малфой сам развлекался со многими девушками Хогвартса. Он сам собой управлял, по крайней мере, в замке. С кем спит Паркинсон, ему не интересно. Да хоть с самим Снейпом! Ему наплевать.
Малфой не питал к Панси никаких чувств. Он хотел её. Периодически. А не с ней, так с другой. Мало что ли юбок в замке?
Однажды Малфой даже выпорол Панси. По её соглашению, но криков от этого не поубавилось. Да что там? Она орала, как свинья, которую жестокий мясник резал тупым ножом.
Но удовольствие было. И у него, и у неё. Правда, Панси потом неделю не могла спокойно сидеть, но она светилась, будто он позвал её замуж, что однажды и предположил вслух Забини, за что получил слабый удар под рёбра. Шуточный - Малфой пребывал в хорошем настроении - но ему всё же хотелось отбить эту дурацкую мысль из головы друга. Что за ересь он придумал? Когда Малфой вздумает жениться, он найдёт самую красивую девушку, а не такую, как Панси. Трахается неплохо, но тупая, как пробка, и надоедлива до дёргающегося века.
Малфой решил вернуться в дортуар, в свою спальню. Грейнджер не должна быть в такое время в гостиной. Скорее всего, она забилась в свою нору с книгой в руках или уже спит. Если, конечно, не льёт по нему слёзы. Или из-за него. В любом случае, ему нахер не сдалась она и её переживания. А то, что она переживает, он знал наверняка. Он был уверен в этом.
Он ощутил почти раздражение только из-за того, что представил, как дрянная грязнокровка плачет. Вроде, он должен был получить от этого удовольствие, ведь он хотел, чтобы она страдала, но почему-то внутри было только раздражение.
Малфой устал от этого. Ненависть прожигала в нём дыру, что скоро Грейнджер сможет отчётливо увидеть её у него в груди.
Да, его ненависть находилась в груди, разрастаясь от сердца и заражая артерии. Сердце давно превратилось в сухой комок, слабо гоняющий кровь по телу. Если бы не вечное раздражение, он бы, наверно, давно скопытился. Казалось, только это и поддерживает в нём жизнь. Но от этого настолько тошно, что он громко фыркнул, не обращая внимания на скривившиеся лица на картинах в коридоре.
Ему плевать на всех и вся. Его все бесят. Это привычно. Настолько привычно, что возникло ощущение, будто он ненавидел всех с самого его рождения. Были ли люди такими всегда или только перед ним ведут себя, как последние бараны? Наверное, всегда. Но он замечает это каждую секунду и каждую секунду ненавидит их.
Он привык к этому чувству уже давно. Но за эти несколько дней что-то изменилось. И это ох как не нравилось Малфою. В нём появилось ещё какое-то чувство. И оно, будто инородное тело, ворошилось внутри, давая знать о своём существовании, но, не разрешая раскрыть себя и все свои намеренья.
Малфой пытался разобраться в себе, но это не удавалось ему давно, так почему в этот раз что-то должно измениться? Но что-то подсказывало, что странное чувство было направленно на грязнокровку Грейнджер. И это ещё один пункт в списке причин ненависти к ней. А этих списков безмерное количество, а причин ещё больше. Составлял ли он действительно эти списки? Нет. Но он всё равно каждый день находил причины ненавидеть её пуще прежнего. Это было вроде стимула: «Найди грёбаный недостаток Грейнджер и получи конфетку». Правда, он задолбался это делать, но каждый день искал минусы в грязнокровке почти на автомате.
Его нервировало в ней всё. Абсолютно всё, начиная от походки, заканчивая именем. И этим чёртовым подбородком! Он ненавидел её так сильно, так горячо, что мозг уже начинал закипать, булькая, а из ушей чуть ли не валил дым, как в том фильме, что Панси упросила посмотреть вместе.
Малфой глубоко вздохнул и поморщился, будто каждый вздох порождал сильнейшую боль в каждой клеточке его тела, но ничего не болело, кроме головы.
После Панси мысли метались, словно сошли с ума, как и их хозяин, а в теле была приятная истома. Всё, что сейчас хотелось, - рухнуть на кровать и закрыть глаза, ощущая, как под веками неприятно щиплет, словно он просидел на пыльной улице, практически не моргая.
Малфой проигнорировал недовольное бурчание старого барона на картине, запоздало заметив, что тот одет в синий камзол, а на голове у него совершенно глупая шляпа.
Картина за спиной захлопнулась слишком громко, но на лице Малфоя покоилась злобная ухмылка. Он знал, что подобный звук может разбудить Грейнджер, если она ещё не спит. Такая маленькая, по-детски глупая мысль о мести скользнула в его голове, и он прыснул от смеха.
Да, Малфой, ты явно двинулся мозгами. Малфои не мстят так глупо, громко хлопая дверьми, они мучают, а потом благородно позволяют уйти из мира сего, ссылаясь на то, что это лучший выбор в случившейся ситуации. Хотя, так оно и было.
Драко поднялся в спальню и, не раздеваясь, упал на кровать. Он устал. Он смертельно устал, но цель ведь даёт жизненные силы? Раз так, ему отведено время, у него есть цель. Не всё ещё потеряно.
