– То-то же! – донесся насмешливый голос. – Хенде хох! Оружие на землю. Подходи по одному.

– Брейтгаупт, Клинк, ко мне. Делай, как я, – тихо сказал Юрген. – Всем падать по команде «ложись», лежать смирно. Целлер и Фридрих ведут огонь. На высоте груди, парни!

– Есть! – ответил за всех Целлер.

А Юрген уже стоял лицом к русским. Он поднял руки вверх, потом медленно опустил их, снял автомат с груди, поднял его вверх, держа кончиками пальцев, демонстративно потряс и, наклонившись, положил в снег. Брейтгаупт с Клинком старательно повторили его движения, как салаги за инструктором по физподготовке на утренней зарядке.

– Молодцы! Стараются! Зачтется! – посмеивались русские. Двое из них уже встали в полный рост.

– Двинулись, – сказал Юрген и сделал первый шаг.

– Герр офицер! – раздался сзади крик Кисселя и тут же перешел в хрип.

– Тише, тише! – приговаривал Отто Гартнер.

Юргену не надо было поворачиваться, чтобы понять, что произошло. Возможно, Киссель хотел предупредить русских, но это не имело никакого значения. Он сделал роковой шаг вперед без приказа. Он так и не понял, с кем имеет дело. Отто зажал ему рот рукой и со всего размаху всадил под лопатку штык-нож. И теперь медленно опускал обмякшее тело на снег.

Он бы и сам с чистой совестью пристрелил этого гаденыша, за один только напряженно-выжидательный взгляд в сторону русских пристрелил бы. Но стрелять было нельзя. У русского пулеметчика могли быть слабые нервы, нажал бы инстинктивно на гашетку пулемета и – каюк. А умирать им рановато. Они еще повоюют. Пусть им осталась только одна схватка, но она – будет. Им бы до русских дойти.

Юрген бросил быстрый взгляд влево-вправо. Товарищи выглядели убедительно, как и он, наверно. Красные от недосыпа и ветра глаза, черные лица, белые запекшиеся губы, углубившиеся глазницы, запавшие щеки с отросшей щетиной. Предельно измотанные, голодные, промерзшие, потерявшие всякую надежду и не помышляющие о сопротивлении солдаты. Таким только в плен.

– Когда я крикну «ложись», выхватывайте ножи и бросайтесь на пулеметчиков. Ганс! Берешь правого. Зепп! Твой левый, – едва шевеля губами, давал последние инструкции Юрген. В Брейтгаупте он был уверен на все сто. Клинка в деле он еще не видел, но у того всегда был нож в сапоге и он умел с ним обращаться. Вот и посмотрим.

Они подошли к русским, по-прежнему держа руки над собой. Впереди стоял молодой парень с офицерскими погонами на полушубке с двумя маленькими звездочками. Полушубок расстегнут на груди, странная круглая меховая шапка без ушей сдвинута на затылок, пышный чуб задорно загибался вверх, голубые глаза весело поблескивали.

– Давно бы так! – сказал он и широко улыбнулся.

Он был симпатичным парнем, этот русский. Но это ничего не меняло. Он был противником. Ничего личного.

Другие русские были угрюмы и держались настороже, направив автоматы им в живот.

– Гитлер капут! – сказал Юрген и широко улыбнулся.

Русские солдаты немного расслабились, дула автоматов чуть опустились.

– Hitler – der Scheiße![10] – сказал Клинк.

Как давно наболевшее сказал. Русские уловили эту искренность, как и ругательство, заключенное в незнакомом им слове. Они осклабились, дула автоматов уже смотрели вниз.

– Что там у вас произошло? – спросил русский офицер, показывая пальцем за спину Юргену.

Это могло быть уловкой, но для натуральности надо было обернуться. Юрген на всякий случай сжал ноги, укрывая пах от возможного удара, немного опустил руки и повернул голову назад. Поперек дороги лежало тело Кисселя. Над ним стоял Целлер и тряс пулеметом в поднятых вверх руках. Вот он наклонился и положил пулемет на тело Кисселя, дулом в сторону русских. И тут же поднялся, показывая голые руки. Сбоку, чуть поодаль, расслабленно стоял Фридрих с автоматом в руках. Отто Гартнер был уже за первой повозкой, его рука как бы ненароком опустилась на плечо Эльзы. Рука лежала легко, да давила сильно – Эльза начала оседать, скрываясь за задком повозки. Они были готовы. Молодцы!

– Наци, – сказал Юрген, поворачиваясь к русскому, и постучал костяшкам пальцев по лбу.

– Сдаваться не хотел. Понятно, – сказал русский офицер.

– Достали они вас! Правильно! Так ему и надо! – посыпались комментарии от русских солдат.

– Вы сами-то кто? Какая часть? – спросил офицер.

– Штрафбат, – ответил Юрген, – политические.

Русские радостно зашумели. Клинк тоже уловил знакомое звучание слов.

– Рот фронт! – провозгласил он и сжал в кулак поднятую вверх правую руку. Классическая поза просто требовала, чтобы левая рука была опущена. Он ее и опустил. – Рот фронт! Рот фронт! – продолжал скандировать Клинк, двигая вверх-вниз сжатым кулаком и маршируя на месте. И как бы не сдержав коминтерновский порыв, сделал несколько шагов в сторону и застыл прямо над предназначенным ему пулеметчиком.

Русские смеялись. Пулеметчик, подняв голову, тоже с усмешкой посмотрел на паясничающего Клинка.

Не улыбался только Брейтгаупт. Он стоял как истукан, являя образец тупого немца. Русские быстро перестали обращать на него внимание. Он был для них еще одним деревом в рощице. Даже Юрген не уловил момент, когда Брейтгаупт сместился в сторону. Вроде бы только что рядом стоял, и вот уже бросает тень на пулеметчика. Он же дерево!

– Крикни своим, чтоб клали оружие, подходили по одному и строились в колонну вот тут в сторонке, – сказал русский офицер. Он по-хозяйски, широко расставив ноги, стоял на их земле и командовал ими, немцами, как стадом послушных овец. – И чтоб без глупостей, – добавил он.

– Без глупостей, – повторил Юрген и вместе с криком: – Ложись! – врезал русскому между ног и тут же бросился на него, вцепился руками в открытую, длинную шею, опрокинул на спину.

Надо было бы ему еще пару раз врезать, чтобы совсем утихомирить, но стоять было нельзя – через несколько мгновений над головой Юргена пронесся рой пуль. Это Целлер четко выполнил приказ. Тут же застрекотал МП-40 – молодец, Фридрих! Русские пулеметы молчали, Брейтгаупт с Клинком сделали свое дело. Но один русский автомат тяжело застучал над самой головой, выпустил длинную очередь и заткнулся. Крик боли, падение тела.

Все справились, только он, Юрген, все копошился со своим противником. Крепкий попался! И драться не дурак. К тому что, похоже, сытый. Они катались в снегу, в какой-то момент русский, оказавшись наверху, оторвался рывком от Юргена, сел на него верхом и уже занес руку со сжатым кулаком, чтобы вбить Юргену нос и зубы в глотку. Тут его Брейтгаупт и вырубил прикладом автомата.

– Спасибо, друг, – сказал Юрген, выбираясь из-под обмякшего тела.

Клинк, припавший на одно колено, вонзал в этот момент нож в грудь какому-то русскому. Это был не пулеметчик. И у него в груди уже было два пулевых ранения.

– Не люблю коммуняк, – сказал Клинк, перехватив взгляд Юргена.

– Чистая работа, Зепп, – сказал Юрген и показал глазами на пулеметчика, уткнувшегося лицом в снег.

– Даже пукнуть не успел, – осклабился Клинк.

Подбежала Эльза, припала к Юргену.

– Как ты? – спросила она.

– Нормально. Живой, – ответил Юрген.

– Лихо вы с ними разобрались! – сказал подошедший Целлер.

– Это ты с ними разобрался, Франц. Мы-то по одному, а ты семерых.

– Мне Счастливчик подсобил.

– Молодец, Счастливчик!

– Раз стараться!

– Классный полушубок, – сказал Отто Гартнер и принялся снимать полушубок с русского офицера. Тот был мертв. С Брейтгауптом всегда было так – после его ударов оставалось только шкуру сдирать.

– Эльза! Сюда! – Тиллери призывно махал рукой от повозок.

Эльза побежала туда, спотыкаясь в пробитых в снегу следах. И тут же раздался крик Целлера:

– Внимание! Противник слева!

– Ложись! – крикнул Юрген. – Изготовиться к бою!

Со стороны деревни приближались цепью русские. Их было человек тридцать. Многовато будет. И еще сколько-то наверняка оставалось в деревне. Их бой только начинался.