– Откуда? – хохотнул Велло. – Я же ее брат, не забыл? Да вся Ире только об этом и говорит! Наша сестра, моя и Лембита, станет женой воеводы из Мергеры. Мы станем самым могущественным семейством среди ливов! А когда захватим Ригу…

– Воеводы? Старейшины Мергеры? Захватим… – словно ушат ледяной воды внезапно обрушился на юношу, и он ошеломленно застыл, отказываясь принимать происходящее.

– Ш-ш-ш! – Велло испуганно огляделся и, убедившись, что их никто больше не слышит, подошел к выбравшемуся наконец из купели Иво вплотную. – Я тебе ничего не говорил. Это секрет. Большой секрет. Только ты и я. Договорились?

– Хорошо.

– Тогда пожмем руки?

– Ну…

– Держи! – Велло крепко обхватил ладонь Иво и, пристально глядя ему в глаза, сказал: – Теперь ты мне будешь почти как брат. Мы должны держаться вместе. Старики уйдут, и мы встанем на их место. Помни об этом. И, может быть, это твоя стрела пронзит сердце епископа Альберта. Или мой меч!

На следующий день с рассветом выступили в обратный путь. Лея шла в центре каравана, с другими девушками. Озабоченный новыми обязанностями, Кирьянс держался как можно ближе к Уго.

– А что будет, когда возьмем Ригу? – Кирьянс задал наконец вопрос, который мучил и Уго. Второй день на ярмарке для него прошел в хмельном угаре. И не только от выпитого на новом пиру, на котором Лембит объявил о предстоящей свадьбе его сестры Леи. Имя ее Уго больше не забывал. Он преподнес в дар невесте ожерелье, она в обмен одарила его кинжалом с украшенной янтарем рукояткой, он с восхищением, по-хозяйски, оценил ее пышные, хотя и скрытые праздничными одеждами, формы, и на этом их свидание окончилось. Мужчины ходили возбужденными, пробовали на крепость и остроту быстро раскупаемое оружие, примеряли боевые доспехи, подолгу ощупывали лошадей, отдавая предпочтение тем, что годились не для сохи, а для битвы. Запасались мукой и солью, вопреки обыкновению, почти не обращая внимания на заморские диковинки. Опытный соглядатай легко мог заметить, что ливы готовятся к чему-то необычному. В пылу событий Уго пропустил даже традиционное воинское состязание, на котором в былые годы не раз завоевывал главный приз за метание топора. Но теперь первое возбуждение прошло, мысли перескакивали с одного дела на другое, по дороге домой следовало привести их в должный порядок. Как будет делиться добыча? Сколько соплеменников не вернется домой после решающей битвы? Кто останется охранять Ригу, чтобы германские корабли не навезли новых, злых, как осенние мухи, меченосцев? Кто будет решать все эти вопросы, ливы или курши? А ведь в Ригу, как сказал посол, войти должны будут еще и земгалы, и латгалы. Разве не они выдавили ливов из их исконных земель в прошлые времена? Не привело бы все это еще к большим раздорам между соседями. И еще предстоящая свадьба. А при мыслях о встрече с веселой вдовой Евой, о которой он немало помышлял в последние месяцы, и не только помышлял, если вспомнить ночь после захвата германского корабля, и вовсе становилось нехорошо.

– Только боги могут заглянуть в будущее. И мы еще ничего не взяли, – ответил он.

– Говорят, король куршей Ламекин не очень-то ласков с чужеземцами. Под ним ходит Бандева, Вентаве, Пиемаре. Но ему мало этого. Лембит сказал, надо дать по воину с каждого двора. Кто будет защищать нашу землю, если нападут литвины?

– Мы пожали руки, – напомнил Уго.

– Это верно, – вздохнув, согласился Кирьянс. – Ты теперь большой человек и лучше понимаешь, что надо делать. Лембит поручил вести войско тебе. Я просто думаю, кого именно отправлять в поход. Мы с тобой говорили о твоей дочери и моем сыне. Если уйдут лучшие, кто принесет нам внуков? Но ты прав. Только богам дано заглядывать в то, что будет. А они не очень-то разговорчивы.

– Как знать, – не сразу отозвался Уго, размышляя над словами ювелира, и для уверенности потрогал притороченную к седлу поклажу с таинственной шкатулкой. – Как знать.

Лея, как и полагается невесте, даже в дорогу оделась по-праздничному. Шерстяная юбка плотно обтягивала ее раскачивающиеся бедра, голову украшал чепец, стянутый спереди узорчатой серебряной пластиной, в волосы были вплетены многочисленные нити с кольцами и серебряными монетами, с плеч свисал разукрашенный разноцветными кистями платок, а руки в несколько оборотов змейкой обвивали серебряные браслеты. В центре каравана было весело. В сердцах молодых воинов пенистой брагой бродило предощущение грядущей битвы. Говорить об этом до поры до времени воспрещалось, и запрет этот будоражил еще больше. Они перекидывались шутками, кружили вокруг новоиспеченных невест, как мухи вокруг меда.

Только Иво не участвовал в общем веселье. С момента омовения в кожаной полости воспоминания о нежных руках девушки не оставляли его. Будь боги к нему более благосклонны, Лея досталась бы ему, и только ему! Поймав его взгляд, она широко улыбнулась, шепнула что-то идущей рядом с ней девушке, тоже невесте одного из молодых мустанумцев, и они звонко рассмеялись. Иво, смешавшись, отвел взгляд. Все было не так, и Мать плодородия сделала неправильный выбор. Рядом с Леей Уго выглядел совсем старым. Почему боги не отдали девушку ему, лучшему лучнику среди ливов? Но все, конечно, опять произойдет не так, как правильно, а как предусмотрено древними обычаями. А все, что досталось ему, – это присматривать, по поручению Уго, за невестами и плененным скоморохом.

Он немного ускорил шаг, чтобы оказаться ближе к своему подопечному. Тот шел, странным образом помахивая в каком-то только ему одному ведомом ритме тоненькой березовой веткой, и что-то бормотал себе под нос. Вглядываясь в Вальтера, Иво поравнялся с девушками, и в этот момент Лея, споткнувшись о выпирающий посреди тропы корень сосны, качнулась и, падая, ухватилась для поддержки за Иво. Девичья грудь на миг прижалась к плечу юноши, Лея рассмеялась, и он, мгновенно охваченный жаром, совсем как в кожаной купели, бросил настороженный взгляд в голову каравана, где верхом на неспешно вышагивающем коне ехал старейшина. В какой-то миг ему показалось, что Уго смотрит в его сторону, но голова новоиспеченного военачальника лишь качнулась в такт движению лошади и вновь явила взору юноши массивный затылок, перехваченный кожаной лентой, сдерживающей копну длинных, тронутых сединой волос. Облегченно вздохнув, Иво догнал миннезингера и дернул его за рукав.

– Ты говорил, что поешь песни о героях и прекрасных дамах, но на пиру в честь нашего старейшины ты только играл на этой дудке и еще на этом инструменте.

– На флейте, – уточнил Вальтер. – И на гитерне.

– Хорошо, на флейте. Но не пел. Почему? А сейчас ты размахиваешь этой тростинкой.

– Видишь ли, я не думал, что вашим людям будет интересно слушать песни о рыцарях на германском или на языке франков. Музыка звучит одинаково на всех языках. А чтобы сочинить песню на языке ливов, мне надо больше узнать о ваших обычаях и ваших героях. Думаю, к свадьбе в вашем селении я уже буду готов. Ты спросил, почему я размахиваю тростинкой? Я как раз сочинял песню и музыку, пока ты меня не прервал.

– Ты сам придумываешь песни и музыку? – Иво изумленно уставился на миннезингера.

– Ну, да. Что в этом удивительного?

– Я еще никогда не видел человека, который придумывает песни. Мне казадось, что они были всегда. А ты можешь научить этому меня?

Вальтер легко рассмеялся.

– Можно ли научить воду течь? Или научить солнце греть землю? Я могу объяснить, как играть на музыкальном инструменте, но придумывать песни и музыку – это Божий дар, с ним надо родиться.

От возмущения у Иво участилось дыхание.

– Но я тоже придумываю!

– Извини, я не знал. Тогда ты, может быть, споешь? У нас дальний путь, и хорошая песня…

– Я придумываю не песни!

– Нет? А что же тогда?

– Я придумал, – Иво гордо указал на свою грудь, – как стрелять ночью из лука, чтобы полет стрелы был виден! И как сделать, чтобы тетива не размягчалась от воды!