Сам Лембит вышел встретить Уго и Кирьянса. На плечах старейшины Ире поверх белой туники была дорогая, искусно отороченная мехом по краям синяя накидка, светлые кудрявые волосы, схваченные серебряным обручем, рассыпались по плечам. Он был еще молод и не успел покрыть себя воинской славой, как его отец, покинувший недавно мир живых из-за неведомой болезни. Высокий, но не слишком широкоплечий, как большинство ливов, с мягкими, как у недавно поверженного меченосца, чертами лица, старейшина вряд ли был самым могучим воином Ире. Но в его властном взгляде было нечто такое, из-за чего многим, и не только его соплеменникам, хотелось склонить перед ним при встрече голову.

– У вас был успешный год. – Лембит кивнул на повозки с товарами. – Похоже, не только Мать охоты была к вам милостива. Сейчас, наверное, у вас хватает хлопот с вашими людьми, да и на ярмарке есть на что посмотреть. А к заходу солнца жду вас за моим столом.

– Мы придем с радостью, – принял приглашение Уго.

О Лембите говорили разное. Язык земгалов и куршей понимали многие ливы, но молодой старейшина Ире, подобно Вальтеру, знал еще и германский, мог говорить с эстами и кривичами. Два года провел в доме его отца германский монах, обучив юношу умению читать и писать. Что за послания посылал он в сопредельные территории? Для Уго каждый чужак был соглядатаем, от которого надежней избавиться так, словно его никогда в краю ливов и не было. А здесь, в Ире, по ярмарке спокойно разгуливали в странной одежде щуплые малорослые люди с узкими, раскосыми глазами, коварные кривичи с огромными окладистыми бородами, даже какие-то совсем удивительные люди из дальних стран, темные кожей, как ночь.

Прежде всего Уго направился к шатру ювелира. Люди почтительно расступались на его пути. Поначалу ему казалось, что каждый узнает в нем грозного старейшину Мергеры, но потом он заметил, что встречные больше смотрят на свисающую с его груди бляху. Ювелир, худой темноволосый мужчина преклонного возраста с большим горбатым носом, при виде Уго вскочил на ноги, низко поклонился и сказал что-то на незнакомом ему языке.

– Я думал на нашей земле говорят по-ливски, – недовольно ответил Уго и от досады едва не развернулся назад, но его внимание привлекла расчерченная на бело-черные клетки доска, на которой напротив друг друга выстроились два крохотных войска – белое и черное.

– Извините, ваше украшение… – Ювелир говорил на языке ливов свободно, но в речи его ощущалась примесь какого-то иного, чуждого Уго языка. – Я подумал, вы из германцев. Хотя ни одного из них я здесь до сих пор не видел. В наше время опасно ходить с такой штукой на шее без охраны. Хотя, извините, охрана у вас как раз есть. Но если вы готовы это украшение продать, я готов его купить. Если сторгуемся.

Уго озадаченно проследил за взглядом ювелира и понял, что речь идет о не отстающем от него Вальтере. Недавний пленник с интересом всматривался в происходящее вокруг, вслушивался в разговоры, то и дело сам задавал вопросы, но больше всего оберегал от случайных толчков в толпе свой инструмент со струнами. Какой из него охранник?

– Я среди своих. Мне нечего опасаться, – назидательно ответил старейшина и ткнул пальцем в сторону костяных фигурок, подумав, что они могли бы стать отличным подарком для младших детей. – Что это у тебя за штуковины?

– О! – ювелир многозначительно покрутил пальцем в воздухе. – Это магическая арабская игра. Играть в нее могут только шахи, короли и особы королевских кровей, великие вожди и…

– Это шахматы, – подсказал Вальтер. – Их действительно называют игрой королей.

– Совершенно верно, – подхватил ювелир. – Не думал, что ваш охранник разбирается в…

– Я не охранник!

– Что ваш спутник, такой еще молодой человек, – мгновенно сориентировался ювелир, – разбирается в таких вещах.

– А германцы? – спросил Уго. – Германцы тоже могут в нее играть?

– Конечно! – замахал руками ювелир. – Я же говорю – с помощью такой игры они захватили больше земель, чем можно охватить взглядом за целую жизнь.

– С помощью игры? – Уго недоверчиво покачал головой. – Сколько ты за нее хочешь?

– За магическую игру королей? Она не продается.

– Все, принесенное на ярмарку, продается. – Ювелир начинал раздражать старейшину. Попался бы он ему в чистом поле… или лучше в темном лесу, без свидетелей. – Магическая игра, захват земель… – эти фигурки что – боги?

– Это божественная игра. Но я готов ее обменять.

– Ты похож на германского пастора. Он тоже рассказывал о чудесах, которые творит их бог, один на всех, словно один может видеть все и всюду, день и ночь. Но ни одного чуда так и не показал.

– Если обменяем шахматы на бляху, я покажу, как ходят эти фигуры и как ими можно управлять, – вмешался Вальтер.

– Ты сказал, – изумился Уго, – они ходят и ими можно управлять? Управлять богами?

– Я знаком с искусством этой игры и могу помочь.

– Что?!

Уго с удивлением уставился на скомороха.

– Ты знаешь, как управлять богами?

– Я бы сказал по-другому – как с ними ладить, чтобы они вовремя приходили на помощь, – скромно ответил недавний пленник.

Иоганн был разочарован. Через неделю-другую отслужившие свой срок пилигримы уедут, и он должен будет принести обет послушания. Только тогда достанется ему снаряжение рыцаря, состоящее из тяжелых доспехов и оружия, а также белого плаща с вышитым на нем крестом и красным мечом, отчего обладателей плащей чаще называли меченосцами, двух пар сапог, пары рубашек, одной простыни, спального мешка, молитвенника, ножа, меча и булавы. Если не считать трех лошадей и оруженосца, ничего другого, согласно уставу ордена, рыцарю в течение всего года иметь не полагалось. Даже иметь деньги или принимать подношения было запрещено! День проходить должен был в молитвах и воинских упражнениях, пища, по слухам, была скудной, не лучше нынешней, монастырской, участвовать в охоте или вступать в контакт с женщинами, даже смотреть на их лица, не дозволялось.

Не такой представлялась ему рыцарская служба, в которую заманил его всемогущий братец. Обычно в Крестовых походах за войском крестоносцев тянулся огромный обозный шлейф веселых девиц, торговцев, бродячих артистов и прочего сброда, прекрасно скрашивающий тяготы дальнего пути. Здесь же без денег о подобном не приходилось и мечтать. Одна надежда была, что жизнь как-то изменится к лучшему, когда начнется сам поход на язычников. Поэтому в упражнениях с мечом он усердствовал, сколько хватало сил. Деревянное, изрубленное мечами чучело на отгороженном от мирян и орденского замка стеной епископском подворье представлялось ему тем самым язычником, прячущим от него, младшего отпрыска благородного, но обнищавшего рода, предназначенные для него сокровища. Спал Иоганн в келье на узкой деревянной лежанке, других рыцарей видел нечасто, и общаться больше приходилось с определенным для него в оруженосцы Куртом. Правда, до вручения полагающегося орденскому рыцарю оружия дело никак не доходило. Курт целыми днями занимался строительными работами на городской стене, в келье появлялся лишь по вечерам и сразу укладывался на свою лежанку у противоположной стены. Иногда истосковавшийся по человеческому общению Иоганн затевал по вечерам со своим «оруженосцем» беседы. Длились они недолго. В городе Курт был нарасхват, подрядчики изо всех сил старались угодить мастеру, к которому благоволил сам епископ, и Курт часто возвращался усталый, но сытый и чрезвычайно довольный, отказываясь от скудной монастырской пищи. В такие дни он пытался хоть как-то угодить своему «господину», но надолго его не хватало: уже после нескольких фраз на не связанные со строительством темы он начинал зевать, и в ответ на затянувшуюся тираду Иоганн часто слышал лишь довольное сопение, переходящее в продолжительный, ничем не остановимый храп.

– Часто ли удается тебе видеть епископа Альберта? – спросил Иоганн у Курта, и тот, в полумраке кельи пожимая широкими и мощными от ежедневной работы с камнем плечами, ответил: