Мои пальцы зависли над клавиатурой. Я посмотрела на Бейли:
– Странно как-то врать.
Бейли выхватила у меня телефон:
– О-хо-хо. Я одобряю всяческие чувства, но сейчас не время объявляться Новой и Усовершенствованной Веронике. Ведь нам надо довести дело до конца. – Бейли была права. Я добилась уже многого. Так с какой стати все портить? Бейли что-то напечатала. А потом показала мне экран.
– «Мы поссорились из-за колледжа. Он был расстроен, что я уезжаю так далеко», – прочитала я.
– Это правда, – сказала Бейли.
– Только остаются некоторые неуточненные детали, – ответила я.
Бейли кивнула:
– Верно. – Она напечатала что-то еще и показала мне.
– «Его член пахнет сыром чеддер», – прочитала я. – Бейли!
– Ты же уверяла, что хочешь быть правдивой.
– Сотри.
– Это такая яркая деталь!
– Бейли…
Бейли разочарованно хмыкнула:
– Хорошо. – Она отдала мне телефон. Я прочитала сообщение еще раз и отправила его. И на меня тут же посыпалось:
Джозелин: Но он же знал, что ты уезжаешь в Браун.
Кейли: Почему не подождать до конца лета?
Эмили: Зачем торопить события?
Кейли: Понимаю. Но… его руки. Они просто…
Джозелин: Она это переживет. Наверняка есть парни, у которых руки лучше.
Кейли: Если он свободен, не возражаешь, если я проверю его в деле этим летом?
Эмили: КЕЙЛИ! Обуздай свои гормоны и будь хоть немного разумной.
Джозелин: Ага. Ей нужно скорбеть. Спроси в понедельник. Шутка.
Эмили:
Телефон продолжал вибрировать под лавиной эсэмэсок. Было ясно, что мое участие в дискуссии по поводу разрыва отношений необязательно. Я опустила телефон на колени.
– Похоже, они восприняли это достаточно спокойно, – сказала Бейли.
– Ага, – отозвалась слегка приунывшая я. Именно такой реакции и следовало ожидать. Шуточки и никакого тебе подлинного волнения. Хотя моей вины здесь было не меньше, чем их. Я была Идеальной Вероникой и, следовательно, не нуждалась ни в чьей помощи.
– По крайней мере, они ничего не заподозрили.
– Да с какой такой стати? – фыркнула я. – Я вела себя очень естественно. – Мой телефон перестал вибрировать. Я проверила новые сообщения. Под конец длинного перечня сообщений, живописующих достоинства Кевина, и их планов как можно скорее подыскать мне горячего пляжного спасателя шло не вполне искреннее предложение покинуть приозерный домик раньше времени и забрать меня. Я быстро отказалась. И повернулась к Бейли: – Поехали дальше.
– Подожди. Дай мне телефон.
– Нет. Никаких больше шуточек о сыре.
– Ты не одна на свете, Вероника. Господи. Мне просто нужно позвонить, – сказала она. Я, немного смутившись, протянула ей телефон. Она набрала номер и стала ждать ответа. Наконец…
– Привет, мамочка. – До моих ушей донесся поток резких, сердитых слов. – Да. Мне жаль, что я накричала на тебя перед тем, как ты ушла на работу. – Она еще немного послушала поток обвинений в свой адрес, а потом перебила маму: – Э-э. Тебе следует знать, что я поехала к папе. – В трубке стало тихо. – Да, в Альбукерке. – Тут ее мама опять разразилась длинной гневной тирадой, и Бейли отвела телефон от уха. – Успокойся, хорошо? Это оказалось напрасной тратой времени. Я уже почти дома. Приеду и все тебе объясню. Да! Я с подругой! Да! У меня действительно есть подруги! Конечно, я взяла с собой электрошокер! Господи, мамочка! Просто я хотела, чтобы ты знала… У меня все хорошо. – Она слушала, как ее мама продолжала кричать, с легкой улыбкой на губах. – Ага. Ты права. Нам без него лучше. Я тоже тебя люблю.
Она хотела было отключиться. Но вдруг сказала:
– Подожди. Что? Машина Трэва? – Бейли посмотрела на меня. Я запаниковала. Мы одновременно одними губами выговорили: «Черт!» И Бейли принялась разыгрывать святую невинность: – Вау. Странно. Нет, когда я уходила, она стояла на месте, но, знаешь, теперь припоминаю, что ключи были в зажигании. – Мама сказала что-то еще, и Бейли выпалила: – Ладно! Да, я украла эту тачку! Но потом ее угнали какие-то парни, и они разбили ее, и теперь она где-то в Оклахоме, о’кей?
Я вытаращилась на нее. Бейли увидела, как я на все это реагирую, и быстро добавила:
– Только моя подруга тут ни при чем. – Потом она долга молча слушала маму: – Правда? Вот именно! Этому засранцу не стоило ходить налево. – И они с мамой какое-то время смеялись. – Хорошо. До скорого!
Она нажала на красную кнопку:
– По крайней мере хоть мама у меня хорошая.
– Я… Ты… Твоя мама… – Я попыталась собраться с мыслями. Я никогда не была так откровенна со своими родителями.
– Ну, всего обо мне она не знает. – Бейли завела машину и снова выехала на шоссе. – Не знает о травке в фигурках Хелло Китти или о том, что я пыталась совратить всех ее бойфрендов, чтобы узнать, не педофилы ли они. Пока попался только один. Или о французском поцелуе с моим кузеном Купером…
– Ты целовалась с парнем?
– Ага, не важно. Я не закончила. Не знает, что я засорила унитаз Губкой Бобом Квадратные Штаны – он хотел вернуться в ананас на дне моря, – или о том, что я целый месяц кормила своего хомяка по кличке Сникерс одними «Сникерсами». Он умер. Или о том…
1869 миль
Мимо нас проносился совершенно невыразительный пейзаж, темный и бесконечный. Я смотрела на собственное слабое отражение в окне. Счастливой я не выглядела, но больше не казалась напуганной. Я была спокойной. Возможно, причиной тому послужила вторая, ударная, доза болеутоляющего, которое я выпила за десять миль до того, но я так не считала. Когда я вернусь в школу в понедельник, все будет по-другому, это правда. На меня станут пялиться, станут перешептываться, но с этим я как-нибудь справлюсь. Честность, безусловно, важна, но мне будет куда проще, если никто не узнает, через что я прошла. Я смогу сосредоточиться на выпускных экзаменах. Получить удовольствие от церемонии выпуска. И не разочарую родителей.
По мере того как колеса наматывали милю за милей, мне становилось все лучше и лучше. Вероника, порвавшая с бойфрендом из-за колледжа, казалась мне той Вероникой, которой я должна была быть. Не Вероникой в Нью-Мексико. Не Вероникой, делающей аборт. И с каждой милей на пути к дому я чувствовала себя все более свободной. Изнеможение поглотила волна облегчения. И всем этим я была обязана Бейли. Я повернулась к ней и улыбнулась.
Подруга сделала последний глоток энергетического напитка и кинула банку в дальний конец фургона.
– Что?
– Ты…
Бейли рыгнула. Я подняла глаза вверх, а затем снова посмотрела на нее. Взгляд у нее был остекленевший, волосы торчали в разные стороны. Ей не мешало бы хорошенько выспаться.
– Жаль, что мы так и не побывали в Розуэлле. – Я сказала это тише, чем намеревалась, ведь слишком за многое хотела попросить у нее прощения. Бейли пожала плечами:
– Да не важно. Не знаю, поняла ли ты, но я пустилась в эту поездку вроде как ради встречи с папой.
– Да что ты говоришь!
Бейли улыбнулась моему поддельному изумлению:
– Знаю. Какая неожиданность! – Я снова глянула в окно. Пустыня сменилась сначала небольшими голыми холмами, а потом холмами, поросшими буйной растительностью. Над нами сияли бриллиантовые, танцующие в бесконечном небе звезды. Единственными признаками присутствия людей были редкие пролетающие мимо билборды, обещающие еду, отдых или Бога. Один из них привлек мое внимание.
– Остановись здесь.
Бейли посмотрела на меня с удивлением:
– Ты серьезно?
Я улыбнулась:
– Совершенно серьезно.
1870 миль
Мы стояли перед сетчатым забором, объявление на котором гласило «Закрыто в темное время суток». Над нами величественно возвышались стоящие посреди моря травы громадные фигуры слона и коровы. Были слышны лишь стрекот ночных насекомых и – время от времени – отдаленный гул проезжающих по шоссе машин. Да еще у меня в предвкушении предстоящего громко колотилось сердце.