– Верни мне тест, или я хорошенько искупаю твой шокер. – На лице Бейли отразилось подлинное волнение. – Я уверена, эта штука не водонепроницаемая.
Бейли непроизвольно шагнула в мою сторону.
– Не надо. Мама меня убьет. После розового «глока» это самая любимая ее вещь. Она в последнее время загоняется по самообороне.
Я улыбнулась и протянула руку. С тяжелом вздохом Бейли плюхнула мне в нее тест. От облегчения у меня чуть было не подогнулись колени. Не глядя больше на Бейли, я вошла в ближайшую кабинку и заперла дверь.
– Да ладно тебе, – она окликнула меня. – А я-то думала, мы с тобой лучшие подруги. Разве ты не хочешь разделить со мной свои чувства?
Нет. Я этого не хотела. Я вообще не хотела никаких чувств. И не могла заставить себя взглянуть на вновь обретенный тест.
Бейли затянула старую песню из «Ханны Монтаны»:
– Ты истинный друг, ты будешь со мной всегда…
Стараясь не обращать на нее внимания, я сделала глубокий вдох и опустила глаза. Две розовые полоски рядом.
Положительный результат.
Я похолодела. Вокруг все расплылось. Я едва слышала, как поет Бейли. И тут я увидела, что на пластиковую палочку в моей руке упали две слезы.
Пение прекратилось. Услышав глухой стук, я взглянула наверх и увидела, что Бейли снова висит на двери. Но я совершенно не стеснялась своих слез и соплей. Все это не имело никакого значения. Единственное, что было важно, так это две розовые полоски.
– Вот черт! – В ее восклицании не было радости. Ей даже удалось выказать по отношению ко мне некоторое сострадание. И из-за этого я почему-то разрыдалась еще сильнее.
Когда несколькими минутами позже я вышла из кабинки – лицо в красных пятнах, но я уже не плакала, – то удивилась тому, что она ждет меня, оперевшись о раковину.
– Сочувствую. Хрено́вы твои дела.
Я посмотрела на нее, но встретиться взглядами не смогла.
– Не говори никому. Пожалуйста, – едва шептала я. Мои слова прозвучали жалко и неубедительно. Ну кто удержится от того, чтобы не растрепать такую сплетню всем и каждому? Репутация у меня была что надо. Почти одни пятерки. Волейбольная сборная. Капитан команды по дебатам. Чистая кожа, хорошие волосы, изящный нос. Победительница в номинациях «Самая популярная» и «Наверняка добьющаяся успеха». А это означало: как бы все не притворялись, что любят меня, большинство не могло дождаться малейшего моего промаха. Я представила довольное лицо Ханны Боллард, узнавшей о том, что это она произнесет прощальную речь. Я не сомневалась, что беременность автоматически дисквалифицирует меня. А это несправедливо. Это же никак не скажется на моих отметках и…
– Боже. О чем бы ты сейчас ни думала, немедленно прекрати. Такое впечатление, что ты вот-вот обделаешься. Я никому ничего не скажу. – Голос Бейли выдернул меня из состояния паники.
– Почему? – спросила я, не успев осознать, что говорю.
Бейли пожала плечами:
– Потому что в этой школе все засранцы.
Бззз. Это вибрировал мой телефон, лежащий в рюкзаке. Снова. И снова. Так что желудок у меня непроизвольно сжался. Я не могла расслабиться. Казалось, у меня на лбу горит огромная неоновая вывеска: БЕРЕМЕННАЯ. Каждый раз, видя свое отражение в коридорных зеркалах, я гадала, как буду выглядеть через несколько месяцев – живот нависает над пальцами ног, сквозь майку торчит выпуклый пупок. Я не понимала: тошнота, что я чувствовала, – это симптом беременности или же она от нервов. Но это было далеко не худшее. Худшим оказался мой телефон, вибрировавший в рюкзаке каждые три с половиной минуты. То есть Кевин.
Я была не готова сказать ему. Мне удавалось целый день избегать его. К счастью, у нас с ним не было совместных уроков. А во время ланча я пряталась в библиотеке, куда, в этом нет никаких сомнений, никогда не ступит его нога, но все это не мешало ему писать эсэмэски. Я достала телефон.
Я вздохнула, снова убирая телефон в рюкзак. Не могу же я вечно от него прятаться. Но что мне ему сказать? Эй, радость моя, несмотря на то что каждый раз ты пользовался презервативом и иногда даже не одним, я умудрилась залететь. Да это кошмар каждого мальчишки-тинейджера. Хорошо хоть, что уроки на сегодня закончились. Через пять минут приедет отвозящий меня домой автомобиль, и моя Сегодняшняя Проблема станет Завтрашней Проблемой. Я обозрела автостоянку, высматривая покоцанную «тойоту сиенну» миссис Хеннисон и приготовилась развить при виде нее обеспечившую бы мне победу на Олимпиаде скорость.
Неожиданно кто-то закрыл мне глаза ладонями, и все вокруг погрузилось во мрак.
– Отгадай, кто это, малышка.
Да, удача продолжала отворачиваться от меня.
– Привет, Кевин. – Он убрал ладони с моих глаз и развернул меня лицом к себе. Серо-голубые глаза, волосы, что сами собой вились и укладывались в роскошную беспорядочную копну, и улыбка, от которой я прямо-таки таяла. Она давала понять, что каждый раз при виде меня он не верит своему счастью. Он изучил выражение моего лица и обеспокоился.
– Ой. Я что, напугал тебя?
– Нет. То есть немного.
Он стал гладить мои руки.
– Все хорошо? – Он попытался посмотреть мне в глаза, но я отводила их, уверенная, что они выдадут мой секрет. – Ты не отвечала на мои сообщения.
– Прости. Я… э… была занята. – Кевин не успел продвинуться в своих изысканиях, потому что друг, проходя мимо, похлопал его по спине.
– Увидимся у Коннора?
– А то! – заверил его Кевин, толкнув локтем, и опять повернулся ко мне: – Я говорил тебе, что Коннор поступил в Университет Флориды? Куинн отправится в Аризону. А Хадсон станет морским пехотинцем. Все к черту уезжают.
– Я знаю. Выпускной класс. Сплошное безумство.
Он опустил глаза. На его лице появилась то ли досада, то ли беспокойство.
– Ты хочешь, чтобы я все время помнил о твоем отъезде? – спросил он. Я моргнула, потому что не поняла, о чем это он. Но затем вспомнила: на мне новое худи с эмблемой Университета Брауна.
– Нет. Его купили родители. Они очень гордятся мной.
Он какое-то время поиграл с замком молнии на нем, а затем улыбнулся:
– Ты можешь завалить выпускные. И тогда поедешь со мной в Университет штата Миссури. – Теперь в раздражение пришла я. Все это мы уже проходили. Я высвободилась из его рук.
– Давай не будем…
Он надулся.
– Да ладно тебе. Я же просто дразнюсь. – Он снова притянул меня к своей груди: – Что не так?
– Все в порядке. – Я не могла сказать ему. Здесь, на парковке, посреди наших одноклассников, в присутствии регулировавшего движение мистера Контрераса не следовало сообщать такого рода новости. Хотя я не имела ни малейшего представления, какое время и место можно считать подходящими для этого.
– Ну серьезно, я просто тебя дразнил. Ты же знаешь, я собираюсь каждую неделю ездить на машине на Род-Айленд, чтобы видеть тебя по уик-эндам.
– Да, знаю.
– Я люблю свою леди Лиги плюща, – сказал он, лукаво улыбаясь. Противиться его обаянию было трудно. У меня екнуло сердце. Я собиралась все разрушить.
– Я тоже тебя люблю. – Мой голос, как мне казалось, звучал совершенно обычно.
– Уверена? – В его глазах был вопрос.
– Да, – сказала я как можно убедительнее.
Кевин улыбнулся, довольный.
– Это самое важное. Остальное не имеет значения.
Я очень на это надеялась. Но все же меня одолевали сомнения. Он поцеловал меня еще раз. Но когда его губы коснулись моих, никаких особых чувств я не испытала. Вместо них лишь губы, зубы и язык. Я слишком уж нервничала. И все, что увидела, закрыв глаза, так это две розовые полоски.
– Ронни! Перестань вести себя неприлично и садись в машину! – разнесся по автостоянке голос Эмили. Я отпрянула от Кевина и побежала к ней.
Я смотрела на проплывающую мимо заляпанного грязью заднего окна минивэна, принадлежащего миссис Хеннисон, вереницу продуктовых магазинов и забегаловок. Эмили, Джозелин и Кейли – мои лучшие подруги с девятого класса – уткнулись каждая в свой телефон. Мы все ходили в одну и ту же церковь, и миссис Хеннисон стала возить нас в школу со второй недели в девятом классе после того, как Джо Митчелл достал в автобусе свой член и помахал им перед Джозелин. Вскоре после этого Джо отправили в военную школу, но черное дело было сделано: наши родители решили, что единственный выход – это совместное пользование одним автомобилем.