Песни вечного города мертвых

Ольга

Тонущий в океане кисок

Обратная петля

Чуть-чуть

Карма вечера четверга

Лисья пастурель

Парад скелетов

Бархатная удавка похоти

Клавиши из красного мяса

И я бежал дальше

Кафка из слива

Ночь колоссов

На крыльях слез и ветра

След стального стрижа

Весна в концлагере души

И тут все меняется

День, когда старик умер

Новогодняя рапсодия

Французский завтра

Капли дождя по крыше святости

Ветер в твоих волосах

Осень сжигала город

И лампа погасла в ночи

Снегирь, которого ты задушил в руке

Остервенелая октава

Только молодые умирают молодыми

То, что происходит между нами, похоже на любовь из кинофильмов

Когда темнота станет прозрачной и морской туман упадет на город – я возьму бутерброды и пойду на пристань. Город тихо спит в темной истоме прохладного утра. Пустые улочки шепчут каплями тумана на стенах домов. Пар вырывается изо рта, унося с собой часть моего тепла. Портовые собаки, завидев меня издалека, радостно бросятся ко мне и будут ласкаться, боязливо поджав хвосты и заглядывая в глаза. Я поглажу каждую и отдам им бутерброды, как и каждое утро, что я ухожу в море. Собаки, чувствуя разлуку, немного поскулят, тыкаясь головами в ладонь и облизывая руку. Когда я пойду дальше – одна, как всегда, все чувствуя, несильно схватит меня за штанину, не пуская. Я сяду в лодку и буду грести, пока линия моря не скроется из видимости, пока я не достигну места с предупредительным буем. Я достану консервную банку и исполосую себе руки. Опустив их в морскую воду я буду ждать, пока море заполнит меня и я усну. Когда я открою глаза – я увижу тебя на берегу вечного города мертвых, ждущей меня с кроткой улыбкой. На том же месте, что и всегда.

Ее груди качнулись в последний раз и она тяжело дыша опустилась на мою грудь. Я прижал ее и поцеловал. Волосы пахли пылью и полынью.

– Не нюхай мои волосы. – Она подняла голову.

– Я так скучаю по тебе.

Она посмотрела на мои запястья.

– Больно каждый раз?

– Как в первый.

Она поцеловала незаживающую россыпь шрамов на моих руках, несколько соленых холодных слезинок упали в свежие раны и я сжал зубы от боли. Дождь шумит за окном, ручьи воды текут по боковым желобам каменной мостовой. Мы идем на угол к Зандеру и я смотрю как она ест еду мертвых, серую и твердую как камень. Я посматриваю на небо, в ожидании знака. Уже скоро. Зандер привык ко мне, но все еще смотрит с некоторой неприязнью. Мертвые быстро забывают свою прошлую жизнь. Я смотрю как она ест. Когда-нибудь она тоже забудет, забудет кем была и забудет меня.

В отсветах городских факелов Зандер поднял палец. Ночной воздух наполнялся звоном колокола.

– Слышишь?

Я кивнул и посмотрел на небо. Холмы над городом уже начали вспыхивать пурпурными всполохами. Небо начало светать.

– Мне пора.

Она сжала мои руки. Как всегда, она спрашивает один и тот же вопрос.

– Ты же вернешься?

"Каждый день, пока ты меня не забудешь"

Я поцеловал ее руки, такие холодные.

– Конечно.

– Икхаа. – Сказал Зандер, будто я мог забыть про него.

Я слышал как пес-хранитель города мертвых спускается с холмов. Я больше не мог находиться здесь, скоро все мосты будут в огне. Мы вышли к пристани и я сел в лодку. Она смотрела на меня так, что сердце рвалось на куски. Я доплыл до места перехода в мир живых. Перед тем, как порезать себе руки, я посмотрел на нее на пристани. Икхаа, огромный как гора, сидел рядом и скалился мне.

Я пришел в себя в лучах заката. Голова пульсировала уколами боли, руки выли от едкой соленой воды. Я налег на весла и поплыл к пристани. Город переливался вечерними огнями, в нем кипела жизнь.

Недалеко от пристани стоит маяк, где мы устраивали с ней пикники. Она плакала каждый раз, когда солнце опускалось в море и дымка падала на горы позади нас. Она была красива только когда плакала.

Я пришвартовал лодку и отправился в кафе, на улице Тюльпанов, в десяти минутах от пристани, желудок крутило в пароксизме голода. Я вошел и охранник устремился ко мне.

– Эй, не трогай, пропусти. – Крикнул ему с кассы бармен. Охранник вопросительно посмотрел на него и отошел.

Я кивнул головой бармену, он налил мне большой стакан рому, и я сразу ополовинил его. Когда еда была готова – я поел и пошел домой. Моя квартира выглядит нежилой и насквозь провоняла пылью. После ее смерти она пуста и пугающа. Я допиваю ром и ложусь спать, в ожидании завтрашнего дня с ней.

– Я умру, когда ты забудешь меня.

– Я не забуду. – Говорит она, но я уже замечаю, как воспоминания о жизни уходят от нее.

Вчера она спросила была ли у нее собака. Я сказал, что была.

– Так странно. – Ветер развевает ее волосы и она похожа на испуганную птицу. – У меня последние дни была навязчивая мысль, которую я не могла понять.

Она берет меня за руку пониже локтя, как если бы не знала о том, что у меня свежие шрамы. Я морщусь и беру ее ладонь в свои.

– А потом вечером пришел Икхаа, и я подумала: "Блин, надо покормить собаку". – Она виновато улыбается. – И имя всплыло, то ли Кивос, то ли Чавес.

– Чаус.

– Точно!

Я вижу по ее глазам, что она все понимает. Когда оттуда выкатывается слеза, я прижимаю ее к себе. Тонкий убывающий месяц луны мертвых медленно выплывает из-за гор. Он напоминание, что всему приходит конец даже после смерти. Смерть это не предел.

Сегодня на море шторм. Корабли торговцев янтарем не заходят в порт и качаются на волнах чуть поотдаль. Мы стоим на маяке, ветер развивает ее волосы, совсем так же, как в мире живых.

Сколько месяцев назад это было, пять? Я совсем потерял счет времени в этой бесконечной ночи.

– Они сказали, что мне осталось пара недель. – Сказала она тогда.

Уже тогда она жива с неотпускающей болью. Я с грустью наблюдал, как ее глаза выцветали из-за болеутоляющих. Чем ближе к концу, тем меньше она их употребляла.

– Тебе же больно.

– Я не хочу быть овощем в наши последние дни.

Она сохранила свои волосы, отказавшись от бесполезных уже попыток вылечиться.

Мертвый ветер развевает их и я не могу на нее наглядеться. Мы одни на маяке, остальные жители города мертвых слишком брезгуют и боятся приближаться к живому.

Ее рука проходится по волосам, потом ложится на кулон на груди. Она озадаченно смотрит на него, потом узнает и сжимает в руке.

Крики торговцев янтарем доносятся сквозь грохот бьющихся о скалы волн.