— Парень…?

— Да. Хотел что-то от неё передать, но я на него наорал. Он бесит меня до трясучки прямо, не могу! — Иккинг сжимает кулаки, трясёт ими в воздухе; аж сам начинает трястись, — Там ещё Даника была эта, ух, падла, порешал бы прямо на месте!

— Тебе бы силёнок не хватило, решун мой, — усмехается Стоик, — Ты просто наорал на них?

— Да. Хотя у меня уже кулаки чесались лица им начистить, честно сказать.

— Видимо, амитриптилин ещё действует на тебя.

— Уже неделя, блин, прошла! Должно уже всё пройти! Хотя, да, я до сих пор чувствую, что слишком сильно возбуждаюсь из-за всяких мелочей и раздражаюсь, — признаёт Икк, слегка закатывая глаза, — Ты купил настойку женьшеня?

— Нет. Я посоветовался с провизором, он сказал, что раз у тебя гипертония, то тебе нельзя. К тому же, тебе ещё пятнадцать, а его принимают только после шестнадцати лет.

— Блин… А замену ему есть?

— Я валериану тебе купил, но её можно совсем немножко… Я боюсь, что ты не переносишь такое. У тебя в карточке написано вроде было, что у тебя индивидуальная непереносимость…

— Ой, да ладно тебе, пап, — отмахивается Иккинг, — С моим организмом можно сказать, что мне ни хера вообще нельзя ни есть, ни пить… Попробую на ночь выпить, а там как выйдет, хорошо?

— Как скажешь, — смиренно кивает Стоик, вставая с места, — Будешь чай? Я твой любимый взял, с бергамотом.

— Да, давай… Давно не пил чай! С печенками будем?

— С печенками, — улыбается мужчина, глядя на детскую улыбку сына; ему стало чуть лучше.

Отец и сын садятся за стол, принимаются пить чай и кушать печенья с конфетами.

— Я договорился с Астрид насчёт танцев. В «Топ Бразил» ходить буду.

— Мне аванс перечислили как раз. Столько предоплата?

— Не знаю. Я жду звонка от неё. Может бесплатно даже…

— Вряд ли, Иккинг. Если «Топ Бразил» одна из самых знаменитых и больших студий города, то вход в неё уже как бы не бесплатный.

— Я был там. Меня впустили без денег, — вскидывает бровями Иккинг.

— Ну, может быть потому, что там была неделя бесплатных мастер-классов, ты не думал об этом?

— Думал, — кивает парень, отпивая горячий чай; сразу начинает морщиться и быстро дышать открытым ртом после проглатывания напитка, — Блин, язык обжёг!

— Иди вон, сахар насыпь на язык, — указывает пальцем на сахарницу Стоик, — Скорее, пока ожог не получил.

Как только Иккинг сыпет себе немного сахара на язык, он слышит, как со стороны дивана начинает звенеть его телефон. Спешит подбежать и взять трубку.

— Да?

— Привет ещё раз. Ну, я поговорила с тренером насчёт тебя… Может тебе лучше на йогу записаться? У меня в группе набрано максимальное количество человек… Я сама смогу вести у тебя курсы, если ты запишешься на йогу.

— Ну, раз так, то лучше на йогу… Отец вот спрашивал, что насчёт предоплаты?

— У нас нет предоплаты, Иккинг, ты сразу платишь на месяцы вперёд. У нас абонементы. На месяц и на три. Если хорошо договориться, можно взять и на полгода.

— О как. Я сейчас отца спрошу… Сколько на три месяца, Астрид?

— Сто пятьдесят.

—… Хорошо. Кому деньги отдавать? А можно вообще по карте? Отец не пользуется наличкой просто.

— Всё можно! Скинуть ему на телефон реквизиты?

— Да, конечно!

Минутная махинация с мобильным банком, и Иккинг уже фактически записан на йогу. Причём к Астрид. С одной стороны, он рад до невозможности, но, с другой стороны, он до жути напуган.

Они же, чёрт возьми, будут вдвоём. Наедине. Они будут общаться. Они будут… Касаться друг друга? Такое же будет, да?

Мысли Иккинга спутались в один клубок, который точно не развязать.

— Иккинг? Ты на связи?

— А? Да, задумался, извини.

— Короче, первое занятие будет послезавтра. В пять вечера. Максимум занятие идёт два часа, но так как ты новичок, а мне ещё ни разу не давали руководство, то скорее всего будет всё на час.

— Угу, — Иккинг садится обратно за стол, отпивает уже немного остывший чай. Стоик с интересом наблюдает за сыном, тоже пьёт свой чай, — Погоди, то есть, мы вдвоём заниматься будем? Только так?

— Ну, да, — отвечает чуть тише девушка, — Тебе надо кучу народа что ли?

— Нет! Я наоборот много народа боюсь! — усмехается Иккинг, бросая быстрый взгляд на родителя перед собой; тот странно лыбится, шевелит усами, — Я даже рад, что нас только двое будет.

— Я тоже… Эх, ну, мне надо идти. Уроки ещё делать…

— Ой, тогда не буду отвлекать! До завтра, Астрид!

— До завтра…

Иккинг отключается, кладёт телефон на стол.

— Ты покраснел, — отмечает Стоик, всё не прекращая улыбаться.

— Чай ещё горячий, — тараторит Икк.

— Радуешься?

— Да… Пап, ты же понимаешь, что я как в старые добрые буду с ней один на один тусоваться?

— Конечно… Самое главное, чтобы вы по делу тусовались, а не так, балду гоняли, — тут же хмуреет Стоик, допивая до конца свой бокал, — А то ты так однажды потусовался «по делу» с этой своей девкой, притащил тебя домой пьяным в стельку!

— Всё будет нормально! — отмахивается вновь Иккинг, — Астрид не пьёт вообще! — Стоик бросает на сына крайне серьёзный взгляд, — Да не будем мы бездельничать, пап, зуб даю!

— Ну-ну… Ладно, пойду разбирать остаток пакетов… — Стоик встаёт из-за стола, направляется в гостиную.

— Тебе помочь? — Иккинг тоже встаёт, спешит выйти за отцом, — Ни хера себе ты накупил всего!

***

… Без сомнений, в порядке, но испаряюсь, как плевок в костре… Моя записка каплями на потолке…

После того, как всё домашнее задание было выполнено, Астрид села за ноутбук. У неё мигало окно сообщений… И это была её бывшая лучшая подруга.

«Привет. Я знаю, что мы перестали общаться, но, блин, Астрид, можно мне последний раз попросить тебя кое о чём? Поговори с Иккингом обо мне. Я хочу, чтобы он простил меня. Только тогда я буду спокойна… Хорошо? Можешь не отвечать мне, если тебе так угодно, но, пожалуйста, сделай это ради него… Ради меня»

Астрид не стала отвечать ей. Она не знает, стоит ли ей говорить с Иккингом на эту тему. Это для него как тряпка для быка: парень не может даже нормально реагировать на упоминание знакомых своей бывшей… Да и Астрид боится, что в глазах Икка она станет лишним человеком, которого нужно отсеять от себя как можно скорее.

Иккинг отстранил от себя многих после случившегося. Он мог остаться один, если бы не Астрид и доброжелательность самих отвергнутых. Хэддоку повезло, что у него в знакомых большинство — хорошие ребята.

Хофферсон вздыхает, пишет Иккингу:

«Привет. Можно поговорить с тобой о ней?»

Иккинг смотрит сообщение почти сразу. Проходит минута, две, три — ответа нет. Астрид нервно кусает губы и жмурит глаза. Так и знала, что зря она написала…

«Можно. Но смотря о чём именно ты хочешь поговорить касательно неё»

Облегчённый вздох, и Астрид принимается писать сообщение за сообщением. Иккинг не отказал ей и не блокнул: уже что-то.

«Она написала мне. Я знаю, что я должна была кинуть её в чёрный список… Просила поговорить с тобой. Ты же до сих пор не простил её, поэтому она нервничает. Она будет спокойна, если ты простишь её»

«Передай ей, что я подумаю над этим, хорошо? Мне всё ещё нужно время»

«Конечно»

«Астрид»

Девушка напрягается, когда видит своё имя. Иккинг начинает что-то долго печатать, и это не даёт ей покоя; ноги немеют, а ладошки сильно холодеют и потеют. Что он хочет сказать ей?