Все это она проделала так естественно и быстро, что я все еще не рассмотрел ее лица толком. Только, что она невысокая, и на ней оказалось надето довольно длинное платье. Белая ткань плотная и совсем не прозрачная, как можно было бы ожидать после такого купания. Наверное, из-за того, что материал такой толстый, он не прилип к телу слишком плотно. И все же… У меня почему-то возникла уверенность, что под платьем ничего нет.

Руки голые, проведя по ним, стряхивая воду, девушка перекинула волосы вперед и стала их отжимать. А потом, нисколько не смущаясь, приподняла подол, обнажив ноги почти до середины бедра, и стала отжимать воду и из него. Не смущаясь? Она точно, но вот я… Едва увидев ее ноги, я с трудом отвел взгляд от этой ослепительной кожи, а потом и вовсе отвернулся.

Когда движение и шорохи за моей спиной прекратились, я осторожно посмотрел через плечо сначала. Она стояла, не двигаясь. Руки опущены вниз, только сцепила перед собой пальцы. Голову и спину держала совершенно ровно, такой осанке только позавидовать можно было. Вся поза не выглядела чем-то особенным, но мне на ум пришло сравнение с балериной. Мне доводилось встречать нескольких. Девушки, которые всю жизнь следят за тем, как двигаться, тренируют изящные жесты, плавность – выглядят так же. Такое изящество в посадке головы, линии плеч и спины, не дается просто так. Я даже оробел немного.

Но быстро одернул себя и пошел к ней. И наконец-то смог рассмотреть ее лицо. Она не смотрела на меня, опустив глаза вниз, и точно их цвет, кроме того, что не темные, я определить не смог. Все ее лицо тоже вызывало странные чувства. Я подумал, что оно будто нарисованное. Незаконченный набросок, когда художник пытался совместить вместе детали, чтобы изобразить невозможно красивое лицо. Кожа, я уже говорил, светлая, строение лица – европейка, даже не может быть двух мнений. Изящный носик, линии скул и подбородка – не добавить, не убавить – совершенные линии, никакого дисбаланса в переходах. И при этом будто углем прорисованные ресницы и брови черные. Рот не маленький и не большой, тонкая верхняя и в меру полная нижняя губа – и снова… Слишком идеально! И возможно из-за того что она долго была в воде, ее губы выглядели такими яркими? Я заподозрил бы наличие косметики, но почему-то был уверен, что это не так.

– Кто ты? – сообразив, наконец, что слишком пристально и долго ее рассматриваю, я постарался придать голосу твердость, которой совсем не испытывал.

Она никак не реагировала на мои слова. Не шевельнулась и бровью не повела, будто не слышала.

– Ты фанатка? – почему я почувствовал себя глупо, сказав это?

И снова никакой реакции. Что с ней не так?

– Ты понимаешь, что тебе нельзя здесь находиться? Это нарушение границ частной собственности. Я заявлю на тебя в полицию!

Я начал злиться и протянул к ней руку, желая нарушить это идеальное спокойствие, об которое мои слова разбивались, не причиняя никакого вреда. И тут же замер, осекшись и забыв, что я только что еще хотел сказать.

Никогда не думал, что кто-то может остановить меня одним взглядом. Но она именно так сделала. И теперь я увидел ее глаза. Наткнувшись, как на стену, остановился с нелепо протянутой вперед рукой, не смея закончить движение и совсем позабыв, что собирался сделать.

Черный зрачок, и линия вокруг радужки – совершенно четкие. И невозможно яркий цвет глаз. “Небесная лазурь” – промелькнуло у меня в голове. Незаконченный рисунок? Вряд ли. Последний штрих, и все стало на свои места. Трудно придумать что-то более идеальное.

Взгляд от этого совершенного лица пришлось не то, что отвести, практически с трудом оторвать. Я даже голову повернул в сторону, пытаясь собраться с мыслями. Бездумно переводя взгляд с одного на другое, я пытался собраться с мыслями. Что я вообще делаю? И что мне делать с ней?

В это время очень вовремя зазвонил мой телефон. Я оставил его на столике возле кресла и сейчас поспешил ответить не без некоторой доли облегчения.

– Ты где?

– Пит, я еще в павильоне…

– Спать сегодня не собираешься?!

– Я уснул.

– Что?

– Не волнуйся. Я уже возвращаюсь. Не нужно ждать меня.

– Уверен? У тебя странный голос.

– Все в порядке. Утром поговорим.

Прихватив плед, я вернулся к все еще недвижимо застывшей девушке. Протянув его ей, я мотнул головой в сторону выхода.

– Пойдем. До утра побудешь в моем доме. Потом я решу, что с тобой делать.

Она взяла плед и вопросительно посмотрела на меня. Невозможные глаза – по шее сзади даже мурашки побежали! По тому, как она держала плед, я понял, что она не понимает, зачем он ей. Изобразив, что запахиваю его на себе, пояснил:

– Накинь это. Больше ничего нет. Ты же мокрая.

Она немного неловко стала разворачивать его. Так замерзла, что руки не слушаются? Кожа на руках гладкая, никакой “гусиной кожи” я не заметил. И снова одернул себя – я слишком увлекся и уже не просто смотрел, а откровенно пялился на ее голые руки. Хорошо, что она не заметила, да и с пледом справилась, накинув его на себя.

– Идем, – я указал на вход.

Она опустила голову, но я прекрасно видел, как пальцы чуть сильнее сжали край пледа. Она бросила быстрый взгляд влево, явно стараясь сделать это незаметно. А потом слегка повела головой вправо и еще один короткий взгляд, на этот раз вверх. Это меня озадачило, но после этих взглядов она выпрямилась, будто что-то уяснив для себя и приняв решение, и спокойно пошла к выходу. Я немного замешкался. Как можно так двигаться? Плед почти полностью скрывал ее фигуру, и в тоже время эти бесформенные складки совсем не скрывали плавности и изящества ее походки.

Сделав несколько шагов, она остановилась и обернулась. Холодный и я бы даже сказал высокомерный взгляд, у меня даже внутри что-то дрогнуло. Откуда в ней столько достоинства? Будто не я поймал ее и заставлял идти туда, куда нужно было мне, а она позволила сопровождать ее.

Мы шли через темный лес, я освещал нам путь фонарем. Я все время ловил себя на том, что украдкой рассматриваю ее. Дорога будто бы была ей знакома, она не смотрела по сторонам. Даже если сейчас темно, когда вышла из павильона, двигалась уверенно, она точно знала, куда ей нужно идти.

Почему-то я больше не мог себя заставить заговорить с ней. Так в тишине мы и добрались до дома. Когда мы оказались внутри, она повела головой, одним взглядом осмотревшись, опустила руки, позволяя пледу упасть на пол, и застыла, ожидая. Не знаю, по какой причине, и как это возможно, но когда плед упал к ее ногам, я почувствовал легкий жар во всем теле.

На втором этаже было несколько пустых комнат, я указывал ей дорогу, так и не раскрыв больше рта. Она спокойно вошла в открытую мною дверь, прошла внутрь, и не зажигая света, села в ближайшее к входу кресло. Глядя на ее силуэт в свете, что падал из коридора, я снова удивился ее потрясающей осанке. Спина, шея, посадка головы, сложенные на коленях руки… и только сейчас заметил, что она была босая.

Я не мог заснуть. Долго вертелся в постели, пока не понял, что смотрю неотрывно на стену, которая разделяет наши комнаты. Будто мог увидеть сквозь нее, как она сидит там, в темноте, опустив глаза на сложенные на коленях руки. Влажные волосы, рассыпавшиеся по плечам и спине…

Дождь так и не прекратился, а только усилился. Слушая шелест капель за окном, я, наконец-то, провалился в сон, когда уже начало светать.

Проснулся довольно поздно. В первую очередь удивился, что меня до сих пор никто не разбудил. А потом вспомнил про девушку. Что мне с ней делать, я до сих пор не представлял, но необходимо было решать что-то. Я постоял немного у закрытой двери, но войти так и не решился. Понимал, что это глупо и надумано, но не смог переступить через себя, для начала решил спуститься вниз и позавтракать.

Пока шел на кухню, обнаружил на телефоне сообщение от Пита. Оказывается, все уехали навестить Кана. А меня не смогли разбудить. Вернуться должны были не раньше чем через несколько часов. Что это Рю так расщедрился? Хотя это было мне на руку. Помимо себя, у меня был еще один человек, которого нужно было накормить, прежде чем решить, что с ней делать. При свидетелях это было бы проблематично. Я сам не представлял, как мне надо поступить, а вмешивать в это парней я был просто не готов еще.