— Даже на Играх были бунтовщики, они спасали некоторых трибутов. Я все еще не до конца понимаю, как их выбирали, зависело ли это от серьезности ран или чего-то еще, но иногда планолет забирал тех, кто был на волосок от смерти, и там бригада медиков спасала им жизнь. Я была предпоследней, шестой по счету, очнулась в палате, совершенно не понимая, что происходит, и с трудом помня события последних дней. Мне объяснили, что ты победил, но меня удалось спасти, потом спрятали и, когда развезли тела умерших трибутов, отправили в Дистрикт Тринадцать. Я едва не свихнулась от того, что была здесь одна и что все считали меня умершей. Думая, что больше никогда не смогу увидеть тебя, я хотела покончить с жизнью, но мне сообщили, что есть способ видеть тебя время от времени и быть полезной. Мне рассказали о революции, о том, что за тобой следили какое-то время после Игр и, когда они убедились в том, что ты надежный, решили предложить тебе стать частью восстания. Им нужна была моя помощь, сперва я наотрез отказывалась, но они показали мне, что с тобой происходит, ты был ничуть не лучше меня, и в этом мире тебя удерживала только семья, но назвать это жизнью было сложно.
Она остановилась, хватая воздух, посмотрела ему в глаза, пытаясь понять реакцию, но взгляд Бена всё еще был таким же растерянным и потрясенным.
— Они знали о твоих галлюцинациях, и каким-то образом после одной из твоих поездок в столицу установили чип. Через него они влияли на твой рассудок, проникали в него, когда ты видел видения со мной, и разрешали мне вмешиваться. Я должна была подыгрывать твоему воображению, оставляя в тайне то, что я жива, иначе убили бы нас обоих. Спасшиеся трибуты — огромная тайна, я все никак не пойму до конца, что им нужно, но они безумно дорожат нами, у меня есть некоторые догадки. Словом, сначала они просто убедились в том, что ты не заметишь разницы, я болтала с тобой о всякой ерунде и мы были так счастливы… — она мечтательно вздохнула. — Потом мне начали давать задания. Это я убедила тебя в том, что стоит попробовать сблизиться с Менсер и подпустить ее к себе, я и сейчас об этом не жалею, хотя это было мучительно. Она помогла вытащить тебя. И я, хоть и неохотно, но одобрила твое желания стать частью революции. Я просила тебя жертвовать всем, но беречь свою жизнь. Когда вы стали достаточно близки, они запретили мне связываться с тобой. И тогда моя жизнь снова стала невыносимой, но меня спасала мысль о том, что когда-нибудь ты появишься здесь.
Он побагровел от ужаса, но всё ещё был не в состоянии пошевелиться. Бенджен осознал, что даже не подозревал, насколько влиятелен Тринадцатый, и насколько продвинуты его технологии, вероятно, опережающие даже Капитолий. То, что они сделали с Жаклин, казалось ему ужасным и неоправданно жестоким. Никакая цель, какой бы она ни была высокой, не стоит ее страданий. Но теперь они снова вместе. Эта мысль в его голове звучала неуверенно и неправдоподобно, но он прикоснулся к нежной коже, убедившись в ее реальности. Чувствовал ее объятия, слышал тихое дыхание рядом, тонул в глубоком бархатном голосе, сводящем с ума своей мелодичной чистотой, и понимал, что ни в одном из его видений она не была настолько прекрасна, как та, что сейчас рядом, во плоти. Всё, в чем он когда либо нуждался, было в его руках. Одно ее присутствие, как ни странно, было в силах вернуть ему ощущение того, что он по-прежнему жив.
— Шесть лет я был уверен, что тебя нет, — наконец прошептал он, притянув к себе ее бледные ладони, и вдыхая родной до истомы запах. — Я погибал каждый день, Жаклин, намеренно усиливал свои страдания, думая, что медленно приближаюсь к тебе. Я превратился в ужасного человека, думая, что иду на это ради высшего блага, но они так жестоки, что теперь я не уверен, что всё это правильно.
Она перебила его, прижалась к щеке, чуть покачиваясь со стороны в сторону и с нежностью водя ладонями по спине.
— Нет, нет, Бен, тише. Всё было правильно и будет так же. Это всё может показаться чудовищным, так, наверное, оно и есть, но если сравнить эти жертвы с тем, что ежедневно делает Капитолий — они и рядом не стоят с ним по жестокости. Дистрикт Тринадцать — место, где людям приходится нелегко, они живут в лишении и принимают тяжелые решения, но их цель — свобода и равенство, а Капитолий стремится только к величию и власти. То, что правильно, не всегда справедливо.
Они просидели так несколько часов, лишь иногда разговаривая о чем-то незначительном, но большей частью просто наслаждаясь присутствием друг друга. Этот момент был несравним с чем-либо другим, если существует любовь чистая, всепоглощающая, не обременённая ни требованиями к объекту своей любви, ни обидами на него, не испорченная малодушием, то это и есть лучший ее пример.
Бен внимательно вглядывался в каждую черту ее лица, стараясь увидеть прошлое, скрытое за этими изменениями. Вьено выглядела крепче, жизнь в достатке убрала с ее лица следы усталости и нездоровую бледноту, но ее взгляд уже не излучал той наивности, не лучился прежней жизнерадостностью, только он выдавал, как много ей пришлось перенести, хотя она и выглядела такой же энергичной, неунывающей и храброй.
— Так что ты думаешь, зачем им нужны выжившие трибуты, и почему так важен я? — Бен слабо подал голос, нарушив длительную тишину.
— Это всё только мои догадки и слухи, но если моя версия имеет место быть, а я в этом почти уверена, ты им нужен с той же целью, что и все мы. Трибуты, которых успели полюбить люди, а других, стоит заметить, они никогда не спасали, могут выступать рычагами давления, когда Тринадцатый разрешит вооруженное восстание. Я думаю, что они отправят всех нас на родину, чтобы мы заставили людей решиться, “помогли” им загореться этой идеей. Нам можно доверять, мы полностью в их власти, в глазах людей мы несчастные дети, мученики, объединившиеся, чтобы спасти их. В этом смысле мы незаменимы.
— Я догадывался, что они выбрали меня из-за того, что я победитель, потому что меня знают и это дает некоторые возможности, но ни за что бы не подумал, что с такой же целью они решатся вытаскивать и тех, что должны умереть.
— Я размышляла об этом. Все мы —трибуты из дальних Дистриктов, нас объединяет ненависть к системе, которая стала последствием голодной жизни, они никогда не решались спасать профи. Видимо, не были уверены в их надежности. Я почти уверена, что они часто вмешивались в исход Игр, помогали кому-то победить, а кому-то умереть. Среди победителей много тех, что тоже замешаны в восстании, сложнее всего с Первым, Четвертым и Вторым, оттуда редко выходят высокоморальные и требующие справедливости победители, поэтому к тем, что подают некоторые надежды, они присматриваются годами.
Предположения Вьено подтвердили часть его мыслей. Было совершенно очевидно, что никто не спал бы его, жертвуя такими людьми, как Хилл, если бы дело было только в данном Батлеру обещании. Бунтовщики заботились о том, чтобы в каждом Дистрикте у них было лицо, представитель из народа. И Стилл, видимо, подходил на эту роль идеально, он лично знал тех, кто уже рискнул ради восстания, и мог бы привлечь других.
Бенджен поверил каждому слову возлюбленной и теперь снова был решительно убежден в том, что всё не зря. Он был готов самозабвенно служить революции, подчиняться каждому приказу этих людей и никогда не сомневаться в их справедливости при одном лишь условии — если они дадут ему хотя бы несколько лет спокойной жизни с возможностью быть рядом с Жаклин и растить дочку. Он больше не старался оправдать себя в своих глазах, не хотел принимать решения. Только выполнять приказы, избавляясь от ответственности и избегая ошибок. Может, он никогда и не был хорошим человеком.
Его понятие о морали действительно было искаженным, а может быть, и вовсе изуродованным, ведь он совсем не мог заставить себя думать о покойных близких, их образы больше не вызывали в нем ни боли, ни стыда. Бен несознательно вспомнил собственные слова на интервью о том, что жизнь Жаклин в его глазах стоит выше десятков других, и это была чистая правда. С разницей в том, что тогда он думал о двух десятках трибутов, которых предпочел бы видеть мертвыми без угрызения совести взамен жизни Вьено, а сейчас так же легко променял бы на одну нее жизни всех своих близких. За одним лишь исключением.
