Большинство дронов отлетают от места, где Мория и Алем теряют последние силы от потери крови, отражая удары друг друга. Звон металла стихает.

Стиллу кажется, что весь мир смотрит, как он, ломаясь, поднимает оружие. Почти не замахивается, бьет с полу-силы, но этого хватает, чтобы истощенная Жаклин обмякла в его руках.

Он теряет смысл жизни и обретает звание победителя Двадцать Девятых Голодных Игр.

***

Я не принимаю ничего из того, что чувствую сейчас, проводив тебя в последний раз.

«Мне говорили, что, дойдя до конца, люди смеются над страхами, которые мучили их в начале. Я, кажется, уже пришел (куда?), но мой единственный страх возвращается ко мне каждую ночь. И с каждым сном он становится всё кошмарнее, больнее, томительнее, жестче. Я пишу к тебе, чтобы спросить. Придет ли конец не только моему пути, но и моим страданиям? Ясно, что это не произойдет быстро и никогда не пройдет совсем, но хотя бы через несколько лет, десятилетий, хотя бы через век, если мне все-таки суждено влачить это жалкое существование б е з тебя, станет немного легче?

От дверного хлопка грифель карандаша врезается в бумагу и ломается. Скрипя зубами, Бенджен поворачивается к своему посетителю. Щупленькая медсестра с очередной дозой морфия дрожит и смотрит на него с таким страхом в глазах, что юноша невольно вздыхает. И что ее пугает? Его внешний вид или эти приступы истерик? В любом случае, на него уже ничего не произведет должного впечатления, чтобы захотеть себе помочь. Даже если бы с таким же испугом на него смотрела собственная мать.

– Уйдите прочь, – шипит победитель, отворачиваясь.

– Простите, мистер…

– Я же сказал, идите к черту.

Он мычит, прижимаясь к прохладной поверхности стеклянного стола, и закрывает рот ладонями, чтобы подавить судорожные всхлипы. Ее чертовы волосы цветом почти как у Вьено. В последнее время он во всех пытался найти общие с любимой черты, но от того, как отвратительно они были искажены в этих людях, как мерзко они выглядели в сравнении с ней, у него неизменно появлялась тошнота. Сердце до того громко стучит в висках, что он не слышит, как она приближается. Игла почти неощутимо входит в шею. От ярости Бенджен со всей силой впивается ногтями в ладони, сжимая кулаки, но в следующий же миг он засыпает, и тело безвольно мякнет.

Победитель просыпается в белой палате, туго привязанный к медицинской койке. Так, что даже голову сдвинуть с места не получается. Какое-то время он тяжело дышит, судорожно вслушиваясь в тишину и пытаясь расслышать до боли родной голос, но, убедившись, что она снова упорхнула, расслабляет напряженные мышцы.

– Сейчас ты, наверное, не веришь, но тебе еще есть, что терять. – Голос такой знакомый, что Стилл начинает дрожать от попыток ухватить нить, соединяющую его с прошлым. – Просто посмотри.

Он лихорадочно бегает глазами по комнате — насколько это ему позволяют ремни, но не видит ничего, кроме темного экрана, и, сдаваясь, моргает в знак согласия. Сначала он смотрел на родителей и Лорен в день Жатвы, на напуганного племянника и семью Вьено. Потом понял, что следующие кадры намного новее. Их, кажется, сняли в Деревне Победителей, куда уже перебралась семья. Последний отрывок — мелькнувшая среди игрушек светловолосая макушка Кая. Сердце Бенджена сжимают тиски, он глухо мычит, в уголках его глаз блестят слезы.

– Ты ответственен за их судьбу. И если они простят тебе моральное падение, то Капитолий — нет. Если ты уничтожишь себя, они сделают то же самое с ними.

– Что Вам нужно?

– Ты наденешь костюм, выйдешь на сцену и сделаешь вид, что справился. Если не переусердствуешь, на год-другой тебя отпустят. Я постараюсь уладить вопрос с менторством на какое-то время. Пока не научишься с этим жить. – Опал выходит из-за спинки кресла. Теперь его взгляд кажется еще более обреченным. – Тридцать два ребенка научились. В большей или меньшей степени. Не думай, что тебе пришлось хуже, чем другим, Бен. Хватит себя жалеть.

Все эти недели, проведенные в госпитале, новоиспеченный победитель Двадцать Девятых Голодных Игр был рад, что видел только врачей и медсестер, которые не знали его до этого момента. При первой встрече со стилистом, который, как ему показалось, проникся тёплыми чувствами к Жаклин, Бен ожидал ненавистного взгляда или по крайней мере упрека. Но Опал смотрел на него с сочувствием, искренним сожалением и пониманием. Словно он уже не в первый раз вынужден помогать человеку, который убил свою возлюбленную. Словно Стилл не заслуживает презрения. Как-будто он заранее знал, что с арены живой выберется не она. Бенджен был уверен, что вся их команда, включая ментора и стилистов, на ее стороне, что все они старались помочь ей. Но теперь то хрупкое понимание происходящего, которое у него было, безжалостно рушится. Финал Игр был спланированный ею, и Жаклин постаралась на славу, чтобы вовлечь в это как можно больше людей. Пока он старался спасти ее, она уже знала, что пожертвует собственной жизнью.

Прежде, чем ответить, Бенджен сглатывает ком, вставший поперёк горла:

– Хорошо, я всё сделаю.

***

– И зачем тебе весь этот хлам? – Жаклин насмешливо улыбается, убирая отросшую прядь волос с его лба, и откусывает кусок от здоровенного яблока. – Это настоящее безумие, Бен, выбрось это, не пугай родителей.

Небрежно толкая ногой одну из коробок, она приближается к окну и распахивает запыленные занавески. Вынимает какую-то книжонку и пробегается по строчкам небрежным взглядом. Затаив дыхание, Бенджен прислоняется к пыльному комоду, и не может отвести взгляда от ее силуэта. Длинные ноги совсем голые, мятая футболка не достает и до средины бедра, а волосы вьющимися колечками топорщатся во все стороны. Силясь подавить зудящее чувство в груди, он тяжело глотает слюну и когда Жак, почувствовав его взгляд на себе, принимается качать бёдрами в такт почти неслышной музыке, отворачивается в другую сторону.

– Пообещай, что послушаешь меня, – мурлычет Вьено, обнимая его за талию, и слабо прикусывает мочку уха. – Пообещай, что выбросишь всё.

– Это твои вещи. Ты знаешь, что я не стану. – Он содрогается, начиная подсознательно догадываться, что всё это неправда, и, обернувшись, прислоняется к ней ближе, чтобы поглубже вдохнуть этот до истомы сладкий запах.

– Ладно, поговорим позже. Они сейчас войдут.

Словно по щелчку пальцев она вдруг испаряется, а Стилл всё ещё смотрит на то самое место, где, стерев слой пыли, остался след изящной ступни.

Свернувшись, как напуганный ребенок, и сжав в руке небесно-голубую футболку, победитель засыпает среди не разобранных коробок с вещами. Лицо его, ранее нахмуренное, медленно приобретает совсем другое выражение. Черты смягчаются, на губах появляется слабая улыбка. Громко распахнув двери, племянник видит его именно в таком положении и, испугавшись столь счастливого выражения лица у человека, от которого он стал бы ожидать этого в последнюю очередь, спешит вернуться назад, чтобы нечаянно всё не испортить. Но в этот же миг мама нагоняет его, опасаясь, как бы он не разозлил Бена, и, увидев эту картину, с болезненным выражением лица замирает на пороге, остановив малыша одним касанием к плечу. Сердце ее болезненно сжимается, как и каждый раз, когда она видит своего брата в последние месяцы.

– Бен, просыпайся, милый, – голос Лорен, тихий и непривычно мягкий, будит его не сразу. И когда Бенджен наконец медленно открывает глаза, рядом с ней стоит еще и Кай, довольно улыбающийся и держащий в руках большую коробку. – Он кое-что нашел. Тебе понравится.

Протирая заспанные глаза, победитель молча берет коробку и заглядывает внутрь, там — целая куча их с Жак совместных фотографий, на некоторых они вместе с мальчишками, реже - с друзьями.

– Нашел их под кроватью Жаклин и подумал, что тебе будет приятно, если я оставлю их здесь. – Бенджен поднимает голову, и его взгляд встречается с глазами, при одном воспоминании о которых его все еще бросает в дрожь. С благодарностью взъерошив платиново-белые волосы, он растягивает губы в слабой улыбке и — впервые, — думает о том, что сможет справиться.