— Лорен с самого начала хотела предложить тебе переехать к нам, но мы оба не знали, как предложить.
Рынок уже остался позади, когда она резко остановилась, нахмурив брови и глядя на Стилла так, словно не верила, что он это всерьез.
— Это было бы немного странно.
— И что? — будучи весьма прямолинейным человеком, Бен искренне не понимал, что и кого могло смутить в столь обыденном предложении. — Тебе с нами будет лучше. На втором этаже пустует большая спальня.
— Я могу немного подумать?
— Конечно, Менс. — Он сам вернул ее руку на прежнее место и зашагал в сторону дома чуть быстрее.
Если таким образом он хотя бы немного сможет улучшить ее жизнь, его собственная не будет казаться такой невыносимой.
***
Пока на плите дожаривалось ароматное мясо, Ленц заканчивала нарезать салат. Бен накрывал на стол, время от времени оглядываясь по сторонам, и скоро заключил, что дом действительно слишком велик. Когда свет горит только в кухне, дальние комнаты вообще не видны, ночью здесь наверняка мрачновато. Нужно было попросить Менсер переехать к ним сразу же, отбросив эти рамки приличия, до которых все равно никому нет дела.
Менсер выглядела немного отстраненной, в ее голове наверняка роились баталии между аргументами за и против. Разговор не ладился.
— Слушай, я действительно не понимаю, что тут думать, — от близости, возникшей между ними после такой, казалось бы, незначительной смены обращения, Бен чувствовал себя непривычно, но это начинало ему нравиться.
Он мог бы перечислить целый перечень достоинств. Лорен с Джудом будут в восторге. Ленц сможет сдавать дом и получать какие-нибудь деньги. Если верить Лорен, мясная лавка не приносит много прибыли, а с учетом отнятой части для зарплаты сестре Отто, которая теперь там работает, получается почти ничего. Ленц наотрез отказывалась принимать хоть что-нибудь от Стиллов, а если бы она узнала, что они доплачивают новой продавщице из своего кармана, хоть им это ничего и не стоит, наверняка устроила бы им встряску.
— Мы сможем видеться чаще и сэкономить много времени.
— Не знаю, Бен, что подумают люди? После смерти отца прошло только три недели. А вдруг это наведет какие-то подозрения на вас?
— Какая разница? Главное, нам всем от этого станет лучше. Все и так давно уже думают, что мы с тобой…
Бен осекся и опустил взгляд в пол.
— Все, кроме тебя. — Голос Менсер прозвучал на удивление холодно.
Он не был готов к этому разговору, да и вряд ли когда-нибудь вообще будет. Но он давно понимал, что рано или поздно придется его начать. Почему бы и не сейчас, когда это поможет убедить ее?
— Менс, я действительно привязан к тебе, — он подошел ближе и слабо сжал ее локти в своих ладонях, заставляя девушку смотреть себе прямо в глаза, — И буду счастлив видеть тебя как можно чаще.
— Но ты не любишь меня, Бенджен, и никогда не…
— Я не знаю, как назвать то, что я чувствуя к тебе, и действительно не уверен, что хотя бы когда-нибудь всё будет так однозначно, как было много лет назад с Жаклин, — его лицо исказилось болезненным выражением, юноша прикрыл глаза и набрал в легкие больше воздуха — все эти разговоры, особенно о чувствах, не для него. — Но больше не могу сопротивляться тому, что с тобой мне хорошо. Ты делаешь мою жизнь лучше, и я хочу хотя бы попытаться сделать то же самое для тебя.
Ее руки мелко задрожали. И все тело вмиг бросило в жар. Менсер, очевидно, ждала этих слов как минимум несколько столетий. Она вздохнула, качнула головой и кивнула, кажется, в знак согласия. Ее глаза лихорадочно загорелись, ладони, всё еще трясущиеся, опустились на его щеки. Менс поднялась на носочки, но роста всё не хватало, и она вынуждена была притянуть его ближе.
Бен не сопротивлялся. Сердце отбивало бешеный ритм где-то в висках, потом опустилось в пятки, после — к желудку. Его тело, ставшее парализованным, кидало то в жар, то в холод, всё его нутро пыталось этому сопротивляться. Внутренний голос вопил, что это не она. Не та девушка, не те губы, не те глаза, кожа другая на ощупь, запах чужой, волосы не того цвета.
Он ответил на поцелуй.
Мир, непомерно давивший на плечи, вдруг снова сжался в одну точку, когда ее губы на секунду растянулись в облегченной улыбке. Ее тонкие пальцы — они ощутимо короче, чем у Жак, — забегали по затылку. Он чувствовал, как ее грудь порывисто вздымалась, прикасаясь к нему. Менсер была везде, она заслонила собою всё вокруг. Только мысли, единственная более-менее свободная его часть, упрямо продолжали сравнивать. Жаклин была легкой, энергичной, ее поцелуи такие быстрые, что ими невозможно насытиться, и она почти всегда целовала его, чтобы смутить или посмеяться. Менсер, напротив, старалась получить как можно больше удовольствия, закрепить в их памяти всё до малейшей детали, и сама стеснялась своей жадности. Словно в последний раз. Разве реально когда-нибудь привыкнуть к разнице между ними?
Бенджен ощутил, что больше не сможет сопротивляться. Пламя, которым было наполнено ее маленькое тельце, зажгло в нем что-то. Не любовь, но желание владеть ею, охранять и беречь этот огонёк.
Он ненамеренно, но бесповоротно обрек себя на это мучение подле нее. И оставалось только надеяться, что Стилл будет единственным, кто страдает в этих отношениях, и что Менсер пожалеет о своем выборе как можно позже. Но в том, что однажды она его возненавидит, он не сомневается уже сейчас.
***
Бенджен проснулся в холодном поту, ухватился за край кровати и согнулся, чтобы отдышаться. Мрачные тени из прошлого вспарывали его сознание, напоминая об ошибках, от стыда за которые ему не удастся избавиться до конца жизни.
Боль, страдание, ненависть к себе — вот ингредиенты, необходимые для искупления.
И когда это засело у него в голове? Почему он позволил этому так надежно там закрепиться? Ведь это противоречит обещанию, которое он так настойчиво раз за разом повторял, глядя в глаза Жаклин.
Прохладная ладонь прислоняется к его локтю.
— Всё происходит так, как и должно быть, — сквозь пелену, заслонившую глаза, он наконец разглядел ее ласково улыбающееся лицо. — Тебе не за что себя винить, глупенький.
Стилл неуверенно кивает в ответ.
— Здесь жутко холодно, — Жак захлопывает ставни и оборачивается, недовольно качнув головой, — не забывай закрывать окно, Бен.
— Ты так давно не приходила.
Она согласилась, виновато улыбаясь, и снова опустилась на край кровати. Словно держит дистанцию. Бен хмурится, протягивая руку вперед, чтобы привлечь девушку к себе, а когда она аккуратно отодвигается назад, с искренним негодованием хмурит брови.
Осознание происходящего обрушивается на него, как гром среди ясного неба.
— Я теперь не смогу к тебе притронуться, да?
Вьено утвердительно кивает. Он опускает голову, чувствуя смертельную усталость и накатившее разочарование. Господи, теперь ему отказывает в последней радости даже собственное воображение, дожили. Кончиками пальцев юноша растирает ноющие виски.
— Это уже бред какой-то, Жак.
Она долго молчит в ответ, видимо, давая ему шанс разобраться в этом самому. Коей возможностью Стилл, само собой, не пользуется.
— Если ты каждый раз будешь возвращаться ко мне, пусть даже мысленно, ничего не получится, Бен, — она устало вздыхает. — … Между вами.
Победитель хмыкнул.
— Не будь ребенком. Мне казалось, что ты и сам понимаешь это. Я надеялась, Бен, что тебе действительно лучше, раз ты сам принял это решение. Первое рациональное, значимое, не эгоистичное решение за всё это время.
Она встречается с его опустевшим взглядом, снова вздыхает и, положив руку на плечо, уже мягче продолжает:
— Ты не сможешь помочь ни ей, ни себе, ни кому-либо другому, если будешь держаться за прошлое. Я — прошлое, Бен. Сначала я помогала тебе справляться, но теперь только тащу ко дну. И ты сам понимаешь это, только отказываешься принять, милый. Нам обоим пора двигаться дальше.
Молчание, повисшее между ними, было самым многозначительным из всего, что ему приходилось слышать до этого. Тысячи признаний, миллионы извинений, бесконечное «люблю» — всё слилось в оглушительном потоке. Весь мир в этом моменте.
