Временами на Луку накатывало чувство вины, считая, что Норе здесь одиноко без друзей, соседей, да вообще людей живущих за многие мили от них. Даже почтового отделения поблизости нет, чтобы отправлять письма Тесс.

Стропила крыши над ней заскрипели, прерывая поток мыслей.

Лука вынесла на улицу лестницу, и руками, пальцы которых, казалось, окоченели от холода, стала лопатой сбрасывать вниз снег, освобождая крышу конюшни от лишнего груза. Снег падал на воротник пальто и попадал за шиворот, охлаждая голую шею, но игнорируя мурашки по телу, Лука продолжала работать. Каждая лопата снега, казалось, весит тонну, и пот смешивался с тающим на коже снегом.

Очистив крышу от большего количества снега, она спустилась обратно вниз. Казалось, руки в буквальном смысле онемели, когда она тащила лестницу по глубокому снегу обратно в конюшню.

Во дворе ранчо все было белым-бело.

Лука нахмурилась и замерла на месте. ‘Это не снег. Господи! Это что перья?’

Она разглядывала алые капли, омрачающие снежную невинность. Лестница выскользнула из трясущихся рук. Склонившись, Лука коснулась одного из пятен, убеждаясь, что это на самом деле кровь.

Страх постепенно овладевал ею, пока она шла за угол по кровавому следу. Она точно знала, куда он её приведёт. ‘Нет, пожалуйста, нет. Только не это.’ Войдя в курятник, её встретила мрачная тишина.

Пусто.

На полу валялся лишь клок окровавленных перьев и яичная скорлупа. На насесте растрёпанный петух беспомощно взмахнул крыльями.

Желчь подкралась к горлу Луки, и она тяжело сглотнула.

– Ты должен был лучше заботиться о своей семье, – произнесла она. – Это твоя работа, тупой ты петух.

Петух закукарекал.

– Твою ж мать! – Простонала Лука.

Она потёрла ладонями замёрзшее лицо, пока щёки не начало жечь.

Кайот и раньше захаживал в курятник, но то было в прошлом году, когда зима была не столь суровой. Этот год принёс самую морозную зиму на памяти орегонских поселенцев. Река замёрзла, а пастбище покрыл восемнадцати дюймовый снег. Табун и две дойные коровы голодали. Неделю назад у Гамильтонов закончилась мука, и даже если бы дороги не были непроходимыми из-за снега, не дающего возможности добраться до города, Лука понимала, что при ужасающем подъёме цен они не могут позволить себе купить больше нескольких фунтов.

Остаётся надеяться на раннее наступление весны.

Она резко дёрнула на себя доску вероломно распахнутую койотом и покинув курятник потопала по снегу обратно к брошенной лестнице. Не было времени думать, что для них значит потеря кур, и что на это скажет Нора, услышав такую весть. Крыша их хижины плоская, поэтому сам снег вниз не скатывается, а копится, становясь всё выше и выше пока под его тяжестью не прогнётся или обрушится.

От гнева её силы только поприбавилась, а кровь в теле кипела, пока она раскидывала снег с кедровой крыши хижины. На несколько секунд Лука сделала передышку, и держась за лестницу, опустила взгляд на снег покрытый перьями и каплями крови.

***

Нора распахнула настежь дверь и крепче укуталась в болтающуюся на плечах шаль.

– Лука? – Крикнула она в окутанный белым покрывалом замёрзший мир.

«Муж» пробыл снаружи уже слишком долго и она начала волноваться.

– Я здесь, – отозвалась Лука. – Вернись в дом. Я буду через минуту.

Её голос звучал до странного приглушённо, и дело вовсе не в снеге искажающим слышимость.

– Лука? – С большей настойчивостью позвала Нора.

Она вышла из дверного проёма, плотно закрывая за собой дверь. Теперь ей стало видно лестницу, прислонённую к хижине.

Лука поспешно спустилась по лестнице. Её щёки раскраснелись от холода.

– Что-то с Нетти…?

– Нет - нет, с ней всё хорошо, – поспешила успокоить Нора. – Лихорадка, наконец, спала, кашель прекратился. Вскоре она… – слова застыли на губах, когда она заметила слёзы, скатывающиеся с покрасневших глаз Луки. Сердце замерло. – Ты…ты плачешь?

Почти за два года, что они знают друг друга, преодолевая вместе множество тяжёлых испытаний, Нора ни разу не видела Луку плачущей. Даже когда одна из лошадей наступила ей на мизинец, чуть было не раздавив его, Лука мужественно стерпела соответствуя выбранному образу. Изо рта сыпались проклятия, но не проронила ни слезинки. До этого момента.

– Нет, – вытирая глаза, произнесла Лука. – Конечно, нет. Тут такой лютый мороз, аж глаза слезятся.

Попытки Луки скрыть свои чувства от Норы, ранили женщину так же сильно как видеть её страдания, но она решила пока не затрагивать эту тему. Сейчас важнее удостовериться, что с Лукой всё в порядке.

– Что случилось? – Спросила она, касаясь ладони Луки.

Нежная сила этих рук успокаивала и дарила ей любовь на протяжении многих месяцев, но в этот раз пальцы Луки не обвили её в безмолвном общении. Замёрзшие пальцы не дрогнули.

Нора в замешательстве опустила взгляд и увидела красные пятна на рукаве Луки.

– Господи! Тебе больно.

Внутри всё сжалось, и она снова потянулась к руке Луки.

– Нет. – На этот раз пальцы Луки переплелись с пальцами Норы, инстинктивно желая успокоить. – Это не моя кровь. Это… – Лука закрыла глаза, а когда снова их открыла, взгляд был направлен в сторону курятника.

Молчание всё сказало.

– Куры, – прошептала Нора. – Они все…?

– Все, кроме бестолкового, бесполезного петуха.

Нора глубоко вдохнула.

– Ну, – произнесла она, заставляя себя улыбнуться, – готова спорить, он будет не так бесполезен, когда дело дойдёт до готовки. Можно подать его с картошкой, парой тыкв и репой.

Это все продукты, что остались в кладовке, правда ещё там спрятана банка персиков, которую Нора берегла ко дню рождению Луки.

Её слова не произвели желаемого эффекта. Лука не улыбнулась. Даже не посмотрела Норе в глаза.

– Как только снег немного растает, ты с девочками переедешь в город, – сказала Лука. – Уверена, Гарфилды приютят вас на некоторое время.

– Что?

– Только до наступления весны. – Под не верящим взглядом Норы Лука преступила с ноги на ногу скрепя снегом. – Пока я не построю дом получше.

От тяжёлого вздоха перед лицом Норы образовалось паровое облачко:

– Лука, мы уже обсуждали это. Мой ответ не изменился.

– Но раньше мы не теряли всех кур и двух коров, – сказала Лука.

Нора отрицательно покачала головой. Теперь, когда она нашла себе дом и любимого человека, Нора не оставит ни то, ни другого.

Снег продолжал идти, когда Лука в отчаянии пнула один из сугробов.

– Что должно произойти, что заставит тебя одуматься и уехать? – Обычно мягкая и спокойная Лука сейчас кричала.

– Тебе тоже придётся уехать, – спокойно произнесла Нора. – Либо мы уезжаем, либо остаёмся, но все вместе. Я не оставлю тебя здесь одну. В радости и горе, забыла?

Серые глаза отказывались на неё смотреть. Глядя на кружащийся снег Лука пробормотала в воротник своего пальто:

– Ты дала это обещание человеку считающего мужчиной, который сможет позаботиться о тебе и детях.

– Я не о наших с тобой брачных обетах, – исправила Нора.

На тот момент она ничего не знала о любви. Она вышла замуж за Луку, чтобы обеспечить своим детям лучшее будущее на новом месте. Но где-то там среди двух тысяч миль от Миссури до Орегона Нора влюбилась.

– Помнишь, как в том году мы стояли со скотом на том холме и смотрели на это самое место. Ты помнишь, что я тогда сказала?

Лука перевела взгляд на холм, спрятанный под тяжёлым снежным покровом, затем посмотрела на Нору. На мгновенье перед глазами пронеслись воспоминания, и на губах появилась еле заметная улыбка.

– Ты сказала, что будешь любить меня всегда, в горе и в радости, до скончания наших дней.

– И я верна той клятве. Пусть, – Нора махнула рукой на белый пейзаж, – погода в последние дни оставляет желать лучшего, но это не повод её нарушать.

Она потянулась и коснулась щеки Луки, ощущая влагу пота, снега и слёз.

– Лука, что всё это значит? Что происходит? – Нора провела рукой по тёплой шинели и положила на одну из перевязанных грудей.