– Да-да. Вот чудеса!

Лорд Вередит отпил суп, большая часть которого стекла по его бороде.

– О, какой был чудный день. Светило солнце, и о грозовом облаке еще никто и не помышлял. Целая толпа собралась в Нижнем городе, чтобы поприветствовать новую герцогиню, которая прибыла в Княжеский лес в позолоченной карете. – Глаза его словно заволокло пеленой. – Она была красивой, голубоглазой, грациозно высокой и обладала прекрасной золотистой кожей. У вас ее фигура, дорогая, и глаза тоже, – заметил Вередит. – А вот цвет кожи достался от отца.

Лорд продолжил, но тон его голоса повысился на фоне эмоций:

– Я помню, как она вышла из кареты. Ваш отец ждал ее, гордо выпрямив спину. Его волосы были такие же прекрасные, как у нее, только темного цвета. Он был совсем еще юношей. Да, эта пара выглядела изумительно. А когда они проследовали в замок, город наполнился музыкой. С того дня я никогда больше не чувствовал…

– Сейчас печальные времена, – перебила Констанция, не желая слушать.

Лорд Вередит снова похлопал ее по руке.

– Увы, моя дорогая, так и есть. Так и есть.

Глаза Констанции блуждали по комнате. Наконец она увидела лекаря, сидящего за столом с другими рабочими и старшими слугами замка. Он наполнял свой кубок вином, пока лысый псарь с худым заостренным лицом что-то бормотал ему на ухо.

– Милорд, – обратилась Констанция к Вередиту, – что вам известно о докторе Джонасе Торне? Я совсем не помню его из детства.

Вередит взял недолгую паузу, чтобы вытереть рот платком.

– Вскоре после вашего исчезновения его наняли помощником лекаря, хотя раньше он работал простым аптекарем в Нижнем городе. Когда чума сразила нашего доктора, его место занял Торн.

– А что было до того, как он стал аптекарем?

Лорд Вередит пожал плечами.

– Боюсь, мне нечего рассказать. Я не интересуюсь делами Нижнего города, – хмуро ответил старик. – А почему вы спрашиваете, дорогая?

– Потому что он отвечает за здоровье отца, – ответила Констанция, наполняя кубок лорда. – Кажется, герцог… – Она бросила взгляд на его длинные сальные волосы и темные круги под глазами. – Кажется, о герцоге никто не заботится.

– Да, так и есть, – согласился Вередит.

Его лицо внезапно стало серьезным, можно было подумать, что он собирается оправдываться.

– Понимаете, забота о вашем отце представляет некую трудность. Я слышал, он редко спит и не любит, когда к нему прикасаются. Торн, однако, предоставляет лучшее медицинское обслуживание, которое только можно предложить герцогу, моя дорогая. Ни в замке, ни в городе вы не найдете более опытного профессионала.

«Трудность? Он человек, а не обуза!»

Ощутив волну гнева, Констанция решила сменить тему разговора и принялась разрезать на тарелке черствую выпечку.

– А мой брат? Кто занимался его воспитанием с момента болезни родителей?

Вередит улыбнулся.

– Приятно, что вы демонстрируете такую заботу о вашем несчастном брате. Они с матерью были очень близки, вплоть до последних дней. Спустя три года после смерти учителя герцогиня решила сама научить Уинтона буквам и цифрам – под руководством судьи, разумеется.

– Судьи?

Странно, ведь брат мог стать угрозой его положению в обществе.

– Герцогиня и судья очень сблизились, но Уинтон всегда неловко себя чувствовал в его присутствии. А когда герцогиня заболела, мальчик… слегка взбесился. Судья пытался чем-то его завлечь, но успеха его старания не принесли. Уинтон не проявил интереса к государственному ремеслу, да и у судьи были дела поважнее, чем нянчиться с капризным князьком.

Констанция медленно кивнула. Судя по выражению Уинтона, стало ясно, что он не любил лорда-регента, хотя его неприязнь была далека от мятежа.

– И что тогда? – поинтересовалась Констанция.

Лорд Вередит нахмурился.

– Тогда его учителем стал Мастер Меча. Он учил его грамоте и фехтованию. Но в прошлом году он предпочел шпаге двуручные мечи, поэтому теперь проводит большую часть времени в тренировочном зале с городской стражей. Книги его больше не волнуют. А раз герцогиня болела, никто и не настаивал на занятиях.

Никто? Констанция в недоумении уставилась на лорда Вередита. Она не могла поверить в его лицемерие. Неужели никто из Мудрецов не взял на себя ответственность за ее брата?

Он продолжил:

– Капитан стражи… капитан Трудан… взял его под свое крыло.

Вередит вздохнул и покачал головой, но Констанция ждала продолжения.

– С того момента как ваш отец захворал, мы все пытались стать Уинтону отцами. Казалось, у лорда Ирвина это получалось. Но, увы, недолго. Похоже, Трудан преуспел там, где все мы потерпели неудачу.

– Капитан Трудан?

Она вспомнила его. Когда Констанция покинула Княжеский лес, Трудану было около тридцати лет, и он был весьма крупным мужчиной. Сын пекаря, который попал в стражники благодаря своей силе. Констанция стала искать его глазами. Сидя за столом вместе с лекарем и псарем, он игнорировал их болтовню и увлеченно пережевывал еду, похожую на твердый кусок сушеной оленины. Лицо его казалось открытым и дружелюбным. Констанция нахмурилась.

– Но ведь Трудан принадлежит к низшему сословию. Что произошло между братом и лордом Ирвином? Почему Уинтон больше не ищет его компании?

– Этого я знать не могу, – со вздохом ответил лорд Вередит, хлебая суп. – Да кто понимает эту молодежь? Может, дело как раз в низком статусе Трудана. Да, это странно… Но нынче и времена странные. Правил больше не существует, – с грустью заметил старик. – Раньше мы бы запротестовали. Но сейчас…

«А сейчас вас уже ничего не волнует», – подумала Констанция.

– Вы правы, милорд. Спасибо за ваше мнение в столь деликатном вопросе.

Констанция застенчиво улыбнулась и повернулась к отцу, чтобы скрыть очевидное беспокойство. Герцог сидел с полным ртом хлеба и пытался все это пережевать. Она не могла не обратить внимания на свежие красные раны на его запястьях. Неужели его связывали?

Девушка бросила еще один взгляд на Джонаса Торна. Неожиданно он посмотрел на нее с дальнего конца стола. Его глаза почти незаметно сузились, но Констанция все равно заметила.

«Я ему не доверяю».

Лина замешкалась на ступеньке кареты, плотнее закутавшись в серый плащ. Они остановились в центре перекрестка. Четыре широкие дороги, залитые золотым светом, уходили в голубую даль. Слышался шелест полевой травы, и мир казался спокойным и бесконечным.

Эмрис махнул кучеру рукой, и тот в ответ приподнял шляпу. Опустившись на колени рядом с передним колесом кареты, Эмрис начал плести небольшую косичку из тех предметов, что взял из кареты. Казалось, он вплетал перья, листья и нити между спицами колес. Лошади проявляли беспокойство: они мотали головами и фыркали, топча плотную землю. Несмотря на дневное время, перекрестки оказались тихими и спокойными.

За каретой на горизонте виднелось серо-зеленое пятно – единственное доказательство существования Княжеского леса. Сердце Лины замерло. Она буквально ощущала натянутую между ней и покинутым домом нить. В голове появился образ: голые, пожеванные кости Виго. Страшная картина задержалась в ее сознании и смешалась с воспоминанием о последней встрече, когда со спокойной решимостью на лице Виго рассказал ей, как сбежать.

Отогнав воспоминания, Лина спрыгнула в центр перекрестка. Внезапно она почувствовала прилив энергии, которая прошла сквозь тело подобно электрическому заряду. От изумления Лина отпрянула и прислонилась рукой к карете, чтобы сохранить равновесие.

Эмрис взглянул на девушку, но солнечный свет помешал ей разглядеть выражение его лица.

– Лучше всего заклинания работают в переходных местах: на пересечении дорог, береговых линиях, входах в пещеры. В этих зонах границы между Порядком и Хаосом истощаются, и магия расцветает. Ты ее чувствуешь? – спросил Эмрис, внимательно глядя на Лину. – Ты побледнела. С тобой все в порядке?