С внедрением информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) некоммерческие организации, фонды и др. играют всё более активную роль в выполнении управленческих функций. О перераспределении власти за счёт государств в пользу новых хозяев подробно пишет Клаус Шваб в своей книге «Четвёртая промышленная революция». Он указывает: «Правительства должны адаптироваться и к тому, что власть под воздействием этой промышленной революции зачастую переходит от государства к негосударственным субъектам, а также от организованных учреждений к сетям с более свободным устройством… Правительства оказались в числе тех, на ком в наибольшей степени отразилось воздействие этой неуловимой и эфемерной силы… Их полномочия сдерживаются конкурирующими центрами власти, имеющими транснациональный, региональный, местный и даже личный характер. Структуры микровласти способны оказывать сдерживающее воздействие на структуры макровласти, такие как государственные правительства»[15].
Шваб откровенно пишет, что, хотя население получает большие возможности, оно оказывается под всё большим контролем хозяев знаний, а правительство при этом оказывается всё более беспомощным. «Параллельные структуры смогут транслировать идеологии, вербовать последователей и координировать действия, направленные против официальных правительственных систем или идущие вразрез с их позицией. Правительства в их нынешнем виде будут вынуждены меняться, поскольку их центральная роль в проведении политики будет всё более уменьшаться в связи с ростом конкуренции, а также перераспределением и децентрализацией власти, которые стали возможны благодаря новым технологиям. Всё чаще правительства будут рассматриваться как центры по обслуживанию населения, оцениваемые по их способности поставлять расширенную форму услуг наиболее эффективным и индивидуализированным способом»*. Если они адаптируются, то они выживут.
Укрепление власти транснациональных структур означает демонтаж государственного управления и требует отказа от национально-государственного подхода. Шваб предупреждает, что «нехорошо будет тем, кто ориентируется на национальные интересы». «Те страны и регионы, которые добьются успеха в установлении международных норм, которые в дальнейшем станут предпочтительным стандартом в основных категориях и областях новой цифровой экономики (интернет вещей, цифровое здравоохранение, использование коммерческих дронов) получат значительные экономические и финансовые выгоды. Напротив, для стран, которые поддерживают свои внутренние нормы и правила, чтобы дать преимущества внутренним производителям, и при этом блокируют доступ для иностранных конкурентов и снижают суммы роялти (вознаграждение за использование патентов, авторских прав и пр.), существует большой риск оказаться в изоляции от глобальных норм, который подвергнет свою страну риску отстать от новой цифровой экономики. Рассматриваемый в широком плане вопрос законодательства и соблюдения требований закона на национальном и региональном уровнях будут играть определяющую роль в формировании экосистемы»[16].
А адаптироваться они смогут, если введут гибкое маневренное управление, объединив два противоположных подхода: «всё, что не запрещено, разрешено» и «всё, что запрещено – не разрешено». Законодательное регулирование будет играть решающую роль в принятии и распространении новых технологий, и правительства будут вынуждены изменить свой подход, когда дело дойдёт до создания, пересмотра и исполнения нормативно-правовых актов. В любом случае правительства и граждане должны пересмотреть свои роли и способы взаимодействия.
Действительно, властные полномочия становятся всё более распределёнными. Власть переходит и «вниз» – местным группам и частным лицам, которые, используя новые информационные технологии, берут информацию непосредственно из её источников и сами становятся её производителями, и «наверх» – к глобальным политическим сетям, представляющим собой альянс международных организаций, правительственных агентств, корпораций, неправительственных организаций и других групп. Информационные технологии позволяют этим сетям расти и осуществлять влияние, которое непропорционально велико по сравнению с их размерами. Государство, таким образом, уже не контролирует всё и вся на своей территории, всё чаще ставится под вопрос и его монополия на легитимное насилие.
Другой известный глобалист-эколог Джереми Рифкин, автор концепции «третьей промышленной революции», изложенной им в одноименной книге[17], описывая складывающееся сетевое информационное общество на основе «энергетического интернета», указывает, что, поскольку инфраструктура третьей промышленной революции, составляющая центральный элемент континентальных рынков и континентальной системы управления, расширяется горизонтально, является распределённой и построенной на сотрудничестве, то и континентальная и глобальная система управления, скорее всего, будут такими же. Идея централизованного мирового правительства была логичной для второй промышленной революции, инфраструктура которой развивалась вертикально, а её организация была иерархической и организованной. Однако она совершенно несовместима с миром, где энергетическая/ коммуникационная инфраструктура имеет узловую, взаимозависимую и горизонтальную структуру. Распространение сетевой коммуникации, энергии и коммерции по планете неизменно приводит к сетевому управлению как на континентальном, так и на глобальном уровне. Создание взаимозависимого межконтинентального пространства для жизни рождает новую пространственную ориентацию. Во всё более интегрированном глобальном обществе люди начинают чувствовать себя частью единого планетарного организма»[18].
Эта континентализация постепенно трансформирует и характер международных отношений, что сделает возможным перейти от геополитики к биосферной политике. И дальше Рифкин излагает идеи, полностью вписывающиеся в программу экологического устойчивого развития ООН, разработанную мозговыми центрами оккультно- пантеистического движения «Нью Эйдж», используя тот же язык и те же понятия. Он утверждает, что изменение научных представлений привело к новому пониманию планеты и представлению о биосфере как «живом организме» и что люди начинают «расширять своё видение и мыслить как граждане мира в общей биосфере». «Глобальные сети по правам человека, глобальные сети здравоохранения, глобальные сети пострадавшим от катастроф, глобальное хранилище генетических материалов, глобальные банки продовольствия, глобальные информационные сети, глобальные природоохранные сети, глобальные сети по защите животных являются очевидными признаками исторического перехода от традиционной геополитики к биосферной политике».
Надо отметить, что о популярности концепции Рифкина говорит тот факт, что она не только была развита рядом исследовательских центров, но официально принята Европейским Сообществом: в мае 2007 года Европарламент выпустил официальную декларацию, которая представила третью промышленную революцию как долгосрочное экономическое видение и как дорожную карту для ЕС. Она была также принята Китаем и поддержана ООН. В 2008 году, с началом кризиса, Рифкин организовал в Вашингтоне встречу 80 генеральных директоров и топ-менеджеров различных компаний, договорившихся о создании соответствующей сети, которая стала работать над переходом глобальной экономики в постуглеродную эру распределённого генерирования энергии. Эта группа, в которую вошли такие компании, как Philips, Schneider Electric, IBM, Cisco Systems, Acciona, CH2M Hill, Arup, Adrian Smith + Gordon Gill Architecture и О-Cells, является крупнейшей в своём роде в мире и занимается на уровне городов, регионов и государств разработкой генеральных планов создания инфраструктуры третьей промышленной революции. Сам Рифкин является консультантом ЕС, главой Фонда исследования экономических тенденций и Круглого стола руководителей глобального бизнеса по вопросам третьей промышленной революции.
