Название несуществующей ни на одной звездной карте звезды не волновало никого ровно до этого моменты. Оно бы не было интересно никому и дальше, просто Лависсе правда нечего было делать, и она думала обо все, о чем только могла.
Сейчас рассвело, и местное «Солнце», конечно же, закономерно привлекло ее внимание.
— Баюн, — требовательно и капризно сказала она. — Почему эта звезда такая тусклая? Ну ведь совершенно ничего не видно!
Тут Лависса заметно приврала и сама поняла это, но вовсе не собиралась смущаться. Все, что было необходимо, все же было видно: стены и пол, тарелки с липкой и противной кашей, которые Кольцова отказалась есть, металлический корпус Баюна и многое другое — словом, практически все было видно. Из-за такого плохого освещения девушка лишилась другой радости: совсем недавно она вытребовала у своего отца новый лак, цвет которого должен был меняться в зависимости от ее настроения, и теперь каждую секунду проверяла свои накрашенные ногти. Пока что лак был красным и не собирался меняться, но Лависса боялась, что из-за этих приключений пропустит этот момент: он ей казался самым важным в ее жизни.
Баюна, конечно, волновал любой ребенок, даже если он уже давно вышел из грудного возраста и, более того, через пару лет должен был стать вполне официально взрослым. Однако сейчас больше всего робот все-таки переживал больше за своего подопечного. Бывший здесь попугай вроде как успокоил няньку, и Баюн теперь знал, что Андрей жив-здоров — практически здоров, —, но все же не мог перестать думать о нем.
— Потому что это желтый карлик, — спокойно сообщил робот, словно это объясняло все. Но Лависсе его слова ничего не сказали: она была не сильна в астрономии и, тем более, никогда не интересовалась классификацией звезд — единственное, что она знала: Солнце тоже было желтым карликом. Кольцова была однажды на Земле и смогла запомнить, что там звезда светила намного лучше.
— А-а-а, — тоном знатока протянула Лависса, не желая выдавать своих малых знаний в этой области. — И как этот карлик называется?
Баюн на какое-то время замолчал, заходя в официальный реестр звезд и планет, припоминая, в каком квадрате они находятся. Когда-то нянька, бывший по тем временам очень новой моделью, один из немногих роботов их экипажа имел доступ к реестру и мог даже вносить изменения — порой подобные экспедиции находили новые планеты и звезды и их следовало регистрировать. После это перестало быть нужным, и новые роботы выпускались без этой функции, а старые были отправлены на переплавку. Про то, что Баюн до сих пор жив, не знали, и нянька до сих пор имел доступ к реестру. Наверное, он был единственным роботом, способный зайти в него без проблем: для всех остальных нужны были специальные коды и пароли.
Но, как известно, именно этот желтый карлик Баюн не нашел бы никогда, даже если бы всю свою жизнь посвятил изучению реестра, потому что, по идее, этой звезды, как и планеты, не существовало. Правда, звезде это не мешало светить, а планете — хранить тайны пиратов.
Пару секунд робот потратил на бесполезные поиски.
— Странно, но этой звезды даже не существует.
— Как не существует? — удивилась Кольцова, и ее мозг уже начинал придумывать, чем можно себя занять. — Но она же не светит!
— Не светит, — согласился Баюн, не желая спорить. Сам он прекрасно видел при любых обстоятельствах, но подобное освещение позволило ему перейти на человеческое зрение. — Но Опеса тоже официально не существует…, а нам не легче. Изжил век, а все правды нет.
— Что, даже номера нет? — требовательно переспросила Лависса, но даже не стала слушать ответ. И так было понятно, что звезду сейчас можно величать только желтым карликом и никак более. Кольцова давно уже поняла, что делать. — Слушай, а давай придумаем ей имя? Как тебе… кхм… звезда Ужас? Или Отчаяние?
Баюна подобная игра не могла развеселить, но он иногда кивал, когда Лависса обращалась к нему с вопросительной интонацией. Впрочем, самой Кольцовой не нужны были его ответы: это вопрос настолько заинтересовал ее, что девушка была готова целые часы перебирать разные названия. Несколько раз она даже предлагала назвать планету кличками динозавриков, и, хотя нянька кивал головой, Лависса тут же отбросила их в сторону.
Через некоторое время она уже перестала воспринимать это, как игру, способную лишь скоротать время, и занялась звездой вполне серьезно. В уме она перебирала множество названий, часть из которых озвучивала — некоторые робот все-таки отбраковал сразу, заявив, что это уже чересчур, но все остальное ему нравилось. Баюн старательно запоминал, потому что Кольцова не была в состоянии запомнить все свои предложенные варианты.
Подобные размышления, конечно, помогали скоротать время, но вовсе не способствовали уменьшению чувства голода, и через какое-то время Лависса выдохлась.
— Есть хочу, — решительно заявила она и посмотрела на свою тарелку с кашей. Со временем коричневая жижа не становилась лучше или симпатичнее. Поэтому тут Кольцова была категорична. — Но это я есть не буду.
Внутри Баюна что-то заскрежетало: робот то ли посмеялся, то ли просто хмыкнул.
— Голодному Федоту и щи в охоту, — спокойно проговорил он.
Но Лависса все-таки была Лависсой, а не Федотом. Ее бы вполне устроили щи, которые ей однажды довелось пробовать, но подобная каша, ей была, что говориться, не «в охоту», поэтому она со спокойной совестью проигнорировала высказывание робота.
Живот заурчал достаточно громко.
Баюн вновь заскрежетал, но в этот раз куда грустнее. Он справедливо полагал, что нельзя потакать всем желаниям ребенка, чтобы тот не вырос эгоистичным и капризным, но и держать Лависсу голодной ему не позволяли законы робототехники. Более того, нянька был вынужден признать, что Кольцова уже выросла, и перевоспитывать ее было поздно.
Баюн не совсем уверенно приоткрыл один из своих ящичков: не тот, в котором хранились самые дорогие сердце вещи, а тот, откуда за считанные секунды можно было вытащить множество предметов первой необходимости. Андрей даже несколько раз шутил, что этот ящик у робота безразмерный, и туда влезет даже какой-нибудь особо крупный стегозавр, если бы он для чего-нибудь оказался нужен. Сам нянька в это время еле слышно кряхтел: по другому хихикать он не умел — и постоянно повторял: «Все может быть».
Лависса голодным взглядом следила, как в руках Баюна появляется синтезатор пищи — это был тот самый синтезатор, из которого быстро уплетали свои блины и котлеты два едва знакомых, но уже враждующих ребенка: чуточку испуганная и обиженная Лависса и такой же обиженный и растерянный Андрей, которые почему-то начали враждовать с самой первой секунды знакомства. Теперь эта самая ненависть переросла в крепкую дружбу.
Кольцова, конечно же, не узнала синтезатор, да и не могла — все они были идентичны. Даже Андрей, подаривший его довольно давно Баюну, заявив, что тому он будет нужнее, вряд ли тоже сейчас узнал бы его.
Но девушку сейчас волновало прошлое синтезатора в самую последнюю очередь. Едва получив свой блин, Лависса проглотила его в считанные секунды, позабыв о правилах, манерах и этикете, а заодно и о том, что она президентская дочка. Блин был не самый вкусный, но все-таки мог утолить голод и был лучше поданной каши. Котлету она получила чуть позже и ела уже не так быстро, потому что особо острый голод был утолен, в идея придумать звезде название не покидала ее.
— Как ты думаешь, — обращаясь вроде как к Баюну, но на самом деле просто беседуя сама с собой, говорила девушка, откусывая от своей котлеты очень маленькие кусочки. — Что еще можно придумать? Деметра? Ну уж нет, называть звезду именем родной планеты. Хм…, а что если… ну… например, Странник?
— Стр-ранник? Хорошая идея! А что, звезда — Стр-ранник, планета — Опес, богатство, то бишь. Что ж, получается, богатство вер-ртится вокруг Стр-ранника. Было бы неплохо наобор-рот, — ответил ей хорошо знакомый голос.
Поначалу Лависса просто не обратила на него никакого внимания: как-никак, в камере она была не одна. Но Баюн молчал да и говорил, обычно, всегда другим тоном, а любви к пародированию особо не проявлял. Зато привычные «р-р» выдавали совершенно другого человека, или, скорее, птицу.
