— Слова «трупный яд» говорят тебе о чем-то? Здесь течение слабое.

Марушка отпустила полы куртки похитителя, задумчиво прислушиваясь. Ойкнула — опустив руки на ему на грудь, вымазала ладони в крови.

— Надо идти скорей, — обратилась она к Лису, демонстрируя багровеющую повязку на груди Роланда и свои перепачканные руки.

Лис присвистнул:

— Эй, мужик, — потрепал теряющего сознание Роланда за край капюшона, — очень хреново тебе? Сам дошагаешь? — уточнил, отчетливо чувствуя ломоту во всем теле еще с прошлого раза.

Марушка посмотрела на Лиса, как на слабоумного, подыскивая слова.

— Он принял сонную одурь, — объяснила девочка. — Скоро станет наяву видеть вещи, которых нет и бредить. Но если мы вернем его в дом поскорее, я постараюсь что-нибудь придумать.

— Лишь бы железякой махать не начал, — обеспокоенно выдал рыжий, кивая на меч в руке Роланда.

Лис спешно перетащил тела и сгрузил их кучей в густых зарослях бузины. Поверх набросал веток — вышло неубедительно, но если не подходить вплотную и не приглядываться, то почти незаметно. Кровавые следы кое-как засыпал песком. Тело Козыря так и не показалось на поверхности воды, и рыжий решил, что главаря уже отнесло течением в заросли рогоза. «А если и нет, со дна раки схарчат» — отмахнулся он от тревожных мыслей, подставляя плечо Роланду.

Вокруг галдели птицы, шелестели листья, скрипели пустой сердцевиной сухие деревья. Почти весь путь обратно Роланд оставался в ясном сознании, только иногда запинался, непонимающе смотрел на Лиса и Марушку, но тряс головой и шел дальше, не задавая вопросов.

Плечо Лиса, на которое опирался, наваливаясь всем весом спутник, уже не ныло — онемело почти до самой ладони. Лис изредка замедлял шаг, переводя дыхание. Марушка вызвалась помочь тоже, но в силу мелкого роста, только мешалась. Поэтому, Лис заставил ее осматривать окрестности, чтоб никто из местных не заметил их в неприглядном виде — шли по окружности, избегая людных мест и топчась по чужим огородам.

Остановились передохнуть только единожды. У самого дома сельского головы. Лис потирал плечо, пока Роланд опершись на бревенчатую стену переводил дыхание — боль неотвратимо возвращалась порывистым дыханием, холодной испариной на лбу и спазмами при легчайшем движении. Лисово плечо, пока шли, постоянно упиралось в бок, до которого достала шипастая гиря гасила. Роланд попробовал подняться, упершись ладонями в широкие бревна терема, но получилось только повернуться. «Осина, — удивленно подумал он, проводя по бревну пальцем, — как недальновидно…»

Рута с лучиной ждала их во дворе. Она не призналась, что не находила себе места весь вечер, то усаживаясь за ткацкий станок — нитка не шла, рвалась и путалась узлами в пальцах, то выбегая в сени — выглядывать сквозь сгущающиеся сумерки на дорогу.

Марушка заскочила в комнату, сгребая приготовленные собственноручно отвары и нарезанное полотно.

— Мне нужна помощь… — бросила она через плечо.

— Не зря я тревожилась, как чувствовала… Как бы похуже беды не случилось… — начала хозяйка дома, но Лис выставил руку вперед, другой помогая Роланду опуститься на ларь:

— Рута, — прохрипел он. — Хватит предсказаний — хуже и так быть не может.

Глава 9

Марушка осматривала рану, промокая белым полотном кровь. Та не останавливалась, окрашивая ткань калиново-алым. Рута, прикрыв рот ладонью, застыла на месте. Скрестив руки на груди, Лис мрачно подпирал собой бревенчатую стену.

— Рута, — Марушка горестно вздохнула, — мне нужны дождевики.

Рута придерживая живот, прошла до окна и вытащила из глубокой кадки два круглых белых головача. Дрожащей рукой передала их Марушке. Бело-желтая мякоть разрезанного на две ровные половины гриба, нехотя впитывала кровь.

— И порошок из порхавки, — Марушка сосредоточенно промакивала рану губчатой мякотью дождевика. — Много, — добавила, серьезно кивнув. — Если кровь не остановим, шить не смогу.

Четыре глубоких царапины на ребрах Роланда от шипов гири кистеня обещали проявиться лиловыми синяками. Марушка рассматривала потревоженную рану, попискивая от недовольства — рваные ее края еще неизвестно как срастутся. Девочка осторожно притронулась к воспаленной коже. Роланд скрипнул зубами, и отвернулся.

— Ты снова чувствуешь всё?

Он утвердительно кивнул, не переводя взгляда на нее.

— Тогда придется потерпеть, — попросила Марушка, не отрываясь от раны, — я буду шить наживо.

Роланд снова безропотно коротко кивнул. Кончики пальцев у него подрагивали, а ладони покрылись холодным потом. Марушка выразительно посмотрела на Руту.

— Снова иголку варить? — и, получив утвердительный ответ, хозяйка дома, стараясь не делать лишних движений, пробралась до печи и поставила в черный провал устья миску с водой.

— Лис? — позвала Марушка, не замечая его нарочито скучающего вида.

Когда рыжий подошел, мотнула головой, указывая на место возле себя. Лис опустился на пол у ларя.

— Надо, чтобы ты придержал его. Если брыкаться начнет, — пояснила Марушка, взволнованно поглядывая на похитителя.

Роланд замотал головой, отказываясь от такой помощи, но Марушка ткнула его пальцем прямо возле раскрывшихся краев раны, и тот рефлекторно дернулся.

— Ноги держи, — приказала девочка Лису. Роланд скрипнул зубами, но не проронил ни слова.

Рута едва слышно кашлянула. Марушка и Лис повернулись к ней.

— У меня есть еще запас песьей вишни, которого дала ему перед боем… — начала она неуверенно.

— Не знаю, насколько хороша эта мысль, — задумалась Марушка. — Надеюсь, что видения начнутся сильно позже. Хотя бы, когда закончу шить. Кто знает, что он увидит во мне и от чего начнет защищаться? Сколько ты влила в него?

Рута качнула головой:

— Не больше двух глотков.

— Неправда, — вспылила Марушка, — с двух глотков и до притоки не дополз бы с такими увечьями. Не то, что мечом махать. От него настоем разит на аршин.

Девочка пытливо посмотрела на Роланда:

— Сколько ты выпил?

— Всё, — попытался пожать плечами, но тут же скорчился от боли мужчина.

Рута сделала вид, будто разглядывает узор паутины под потолком.

— В посудине оставалось на самом дне, — призналась она. — На полную кружку не набралось бы даже.

— Ого! Да с полкружки можно пяток здоровых мужиков отравить. — Марушка растерянно посмотрела на хозяйку дома, сжимая окровавленное полотно в побелевших от напряжения пальцах. — Больше ему никак нельзя.

— А если от боли помрет, пока шить будешь? Если сердце станет? — не отступала местная знахарка.

— Будто от сонной одури сердце встать не может. Ее по каплям считать нужно, а не кружками вливать, — Марушка просмотрела на тяжело дышащего раненого, облокотившегося всем весом на стену. — У него все ребра в шрамах — значит, умеет боль терпеть.

— Давай хоть глоток еще выпоим, чтоб не мучить? — настойчиво предложила Рута, подходя к печи за снадобьем. — Рискуем, хоть так, хоть эдак. А с настоем, если вдруг что — уйдёт, словно в сон провалится, даже не почувствует…

Роланд нервно придвинулся, не вставая с ларя, вперед.

— Я потерплю, — хрипло процедил он, заканчивая спор.

Рута покраснела, но уговаривать дальше не стала. Вместо того переключилась на закипевшую воду. Иголка, которую опустили в миску с кипятком, теперь медленно остывала на окне. Марушка выглянула на двор. Собиралась было помолиться, но в последний момент передумала — не до того. Заламывая руки, нервно прошлась до стола. Взяла лучину и вернулась к ларю, на котором, привалившись к стене, сидел раненый.

— Потерпи, пожалуйста. Мне очень жаль, что так вышло, — бросила она, стараясь скрыть дрожь в голосе.

Девочка опустилась на колени и поставила лучину так, чтобы хорошо видны были в ее свете неровные, с коркой запекшейся крови края раны. Иголка, крепко стиснутая в пальцах, уже не танцевала, как в первый раз, но и шибко увереннее Марушка себя не чувствовала. «А теперь, может, зашью ровнехонько», — подумалось ей, и девочка немного успокоилась. Смогла раз — значит, сможет и второй. Главное, повторить все в точности так же, не упустив ни одной мелкой, но важной детали. Всего несколько дней назад Роланд лежал перед ней бесчувственный, холодный, как озерная лягушка, а теперь он, превозмогая боль, сидит почти без помощи и реагирует на ее голос. Если бы не бессмысленная чернота зрачков, показывавшаяся всякий раз, когда он, блуждая взглядом по комнате, останавливался на ее лице, можно было подумать, что все не так безнадежно, как в прошлый раз.