Последний месяц уходящего года порадовал первым снегом. Легкие, как сахарная пудра, снежинки кружились над Ренном, укрывая белоснежной пеленой мостовые, крыши домов и экипажей, войлочные шапки извозчиков и плечи первых прохожих.

Я была одной из первых этим утром, и по-детски радовалась, что оставляю на нетронутом снежном покрове первую строчку следов. Только начало светать, и жемчужно-серое небо окрасилось на востоке розовым. Морозный воздух приятно бодрил, пощипывая за бока, потому что моя накидка была зимней накидкой лишь снаружи, а подкладка на ней была не меховая, а тканевая, только знать об этом никому кроме меня не полагалось.

Свернув на главную улицу, я остановилась перед застеклённой лавкой, украшенной гирляндами из еловых веток и веток падуба, которые я повесила вчера. Задрав голову, я полюбовалась на свою работу. Темная зелень листьев и хвои, и алые ягоды создавали праздничное настроение. И пусть вчера я совсем перестала чувствовать от холода пальцы, сегодня это казалось совсем не важным. Важно, что лавка сладостей господина Джорджино Маффино стала самой красивой на торговой улице.

Я толкнула двери лавки, тонко прозвенел колокольчик, и тысячи умопомрачительных ароматов окружили меня волшебным облаком – ваниль, корица, апельсин, душистый перец и мята. Всё то, что мы добавляли в конфеты, пирожные, торты и кремы. Конечно, король не посылал заказов в наш провинциальный магазинчик, но аристократы на сто миль вокруг покупали сладости постоянно.

– Доброе утро, господин Джордж! – поприветствовала я хозяина лавки – пухлого, как бриошь, низкорослого и деловитого уроженца Бретани, который усиленно выдавал себя за южанина.

– Доброе, Бланш! Если оно и вправду доброе! – проворчал торговец и тут же спохватился: – Не называй меня Джорджем! Сколько раз тебе повторять?

– Прошу прощения, синьор Джорджино Маффино! – засмеялась я, снимая накидку, повязывая белоснежный фартук в оборках и ополаскивая руки под навесным умывальником.

Помедлив, торговец рассмеялся вслед за мной:

– Зубной боли тебе под новый год, насмешница! Все время ты надо мной подшучиваешь. Но вот засмеялась – и я всё тебе простил. Почему бы это?

– Потому что вы меня любите, – ответила я, умильно улыбаясь и хлопая ресницами.

Он опять засмеялся и погрозил мне пальцем, а потом указал на корыто, в котором пузырилось и тяжело дышало сдобное тесто. Вооружившись деревянной лопаткой, я подбила тесто, а потом занялась приготовлением марципановой массы. Сейчас еще раннее утро, но скоро горожане проснутся, лавка гостеприимно распахнет двери, и по улице поплывет божественный аромат свежей выпечки и духовитого рома, который добавляется в сладкие ореховые конфеты.

В лавке были ещё две помощницы, но так получилось, что перед самым новым годом одна задумала выходить замуж, а вторая умудрилась заболеть крапивницей, и теперь лежала в городском лазарете, вздыхая об упущенной предпраздничной выручке.

Конечно, господин Маффино надбавил мне заработок в полтора раза, но зато и работать приходилось в четыре раза больше. Сам хозяин тоже трудился не покладая рук, а судя по первым зимним заказам, отдыхать нам точно не придётся.

Я просмотрела записки присланные леди Сюррен, леди Пьюбери, леди Эмильтон и прочими важными особами, решившими променять великолепие праздничной столицы на наш тихий городок, и громко объявила заказ на сегодня:

– Два марципановых торта, булочки с ванильным кремом, рассыпчатые вафли, шоколадные конфеты – горькие и со сливками, ещё два бисквитных торта. Леди Сюррен пишет, что пока не определилась с десертом на новогоднее торжество… Как вы думаете, она опять заставит нас готовить пудинг за сутки?

– Даже если её милость изволит захотеть такую глупость, – ответил Маффино, рассыпая по коробочкам засахаренные орешки и не забыв оглянуться на дверь – не подслушал ли кто-нибудь неуважительных речей о знатной даме, – мы окажемся хитрее. Я уже сделал заготовку для пудингового теста. Даже если её милость захочет пудинг за час до торжества, мы успеем его приготовить.

– Всё-то вы предусмотрели, – похвалила я его, добавляя в ореховую пасту сахар, смолотый в легкую пыль – почти такую же, какая сыпала сегодня с небес.

– Но что-то мне подсказывает, что она затребует марципановый торт, – продолжал хозяин. – Слишком восторженно она хвалила твоё последнее творение. Готовься – ведь придётся выдумывать что-то новое. Барашков ты уже лепила, котят и ангелочков – тоже. На стол её милости потребуется нечто необычное.

– А я уже придумала, – успокоила я его. – Это будет огромная ваза из марципана, полная марципановых фруктов – яблоки, груши, виноград…

– Виноград? – переспросил Маффино. – Как ты это сделаешь?

– Слеплю ягоды отдельно и нанижу на настоящую виноградную ветку. Если её сначала хорошенько высушить, а потом смазать яичным белком и обвалять в корице – получится очень ароматно и празднично.

– Отличная выдумка! – восхитился хозяин. – Слушай, Бланш, ты замуж не собираешься? – сказано это было с тревогой, и он подозрительно посмотрел на меня.

– А что такое, господин Маффино, вы хотите сделать мне предложение первым?

– Фу ты! – хозяин даже подпрыгнул. – Я простой торговец, а ты – благородная леди! Какое предложение?! Но что мне делать, если завтра какой-нибудь рыцарь умчит тебя в замок на берегу моря? Моя лавка разорится через месяц!

Я опустила глаза, сосредоточившись на замесе марципанового теста, и сказала уже без смеха и кокетства:

– Не беспокойтесь, господин Маффино, замужество мне не грозит. Констанца и Анна еще не пристроены, и неизвестно – найдется ли охотник за столь скудным приданным. А уж про благородную леди сказано было слишком громко. Благородная леди, которая занята стряпней в лавке – разве это не насмешка судьбы? Вряд ли кто-то из рыцарей захочет в жёны стряпуху.

В лавке сладостей я работала уже третий год, с тех самых пор, как мне исполнилось шестнадцать. Где-нибудь в столице это могло оказаться неслыханным скандалом – девушка из благородной семьи трудится в лавке, наравне с простолюдинами! Но Ренн славился широкими взглядами на права и правила приличия, и никто не указывал пальцем на меня – младшую дочь безземельного рыцаря, вынужденную работать после смерти отца, чтобы обеспечить приданое старших сестер.

– Не прибедняйся, – отрезал хозяин, разом успокоившись, – Вы дома не засидитесь. Все знают, что красивее девиц Авердин в нашем городе нет. Найдутся и на вас господа рыцари!

– Красивее… – вздохнула я, пробуя марципан на сладость. – Анна и Констанца – возможно. Вон они какие – белокурые, голубоглазые, губки – как лепестки розы. А я в папочку уродилась – и волосы у меня черные, и рот широкий.

– Зато зубки, как очищенный миндаль, и смеешься ты звонко, – утешил меня хозяин

– Сомнительная замена приданому!

– Всё, не кисни! – приказал он мне. – Сладости требуют радости. Иначе и конфеты получатся кислыми.

Я не успела ответить, потому что звякнул колокольчик, и мы с хозяином удивленно оглянулись на дверь. До открытия лавки было три часа. Кому бы вздумалось приходить в такую рань?

Вошёл мужчина, закутанный в меховой плащ, и запорошенный снегом, как святой, который в канун праздника разносит детишкам подарки. Капюшон закрывал лицо посетителя, а сам он, по сравнению с коротышкой господином Маффино, показался мне великаном.

– Лавка закрыта, господин мой, – сказал хозяин учтиво. – Вам придётся обождать, а пока нет ни бриошей, ни бисквитов, ни…

– Твоя лавка открыта, иначе я не смог бы войти, – сказал посетитель, и стало ясно, что он не привык встречать отказа нигде – голос был низкий, властный, тягучий, как мед. – Мне нужны сладости, я заплачу золотом.

Он достал из поясного кошелька золотой и бросил на прилавок. Золотой кружок прокатился до кувшина со сливками, стукнулся об него и зазвенел, закружившись на месте. Мы с господином Маффино смотрели на танец монеты, как завороженные.