Конечно, это всего лишь автомобиль, но маленькая Альфа-Ромео в его сознании была символом всего того, без чего обходится весь советский народ – не столько роскоши, но и новаторских разработок.

– Прошу прощения!

Женский голос быстро вывел из мира автомобильных грёз, и он понял, что чуть не врезался в эту женщину. Но когда обернулся на неё посмотреть, то понял, что женщина была… ничуть не хуже машины из его фантазий. Ростом она почти с Михаила, и даже под пальто угадывалась хорошая фигура. Черты лица тонкие, красивыет бирюзовые глаза, зубы чуть видны из-под полной верхней губы. По-русски говорила с заметным западным акцентом. Британка?

– О, это вы меня простите, – настаивал Михаил. – Что-то я совсем размечтался!

– Как и я, со мной так часто бывает, – охотно ответила она. – Просто чудо, что меня до сих пор не сбила машина.

Он улыбнулся.

– Машины… о них-то я и мечтал.

Она сверкнула улыбкой, от которой Михаил почувствовал слабость в ногах:

– О, я люблю машины! Мой отец их коллекционирует.

– Коллекционирует? – он слышал о таком – это хобби миллионеров. – Ваш отец, должно быть, очень богат.

Она слегка задумалась, из-под серой вязаной шапки выбился белый локон и упал на лоб. Она затолкала его обратно.

– Не богат, но вполне обеспечен.

«Обеспечен? – крикнул Михаил про себя. – Не с одной, не с двумя, а с целой коллекцией машин?»

– А какие машины собирает ваш отец?

– О, он любит, как мы говорим в Америке, «мускулистые машины».

Америка! Давно не разговаривал с янки.

– Машины… с мускулами? Быстрые машины? Или те, что возят большие грузы?

– Быстрые машины! – рассмеялась она. – Не очень дорогие, за ними гоняются коллекционеры. Когда в семидесятых бензин очень подорожал, мускулистые машины вышли из моды, их можно было купить за бесценок. – Она протянула руку в перчатке. – Меня зовут Алессия.

– Алессия, – повторил он. Пожал её руку, и нашёл, что для женщины пожатие крепкое. – Никогда не слышал такого имени.

– О, оно итальянское.

– Но вы американка.

– Многие из нас – дети недавних иммигрантов. – Недавних по европейским меркам, во всяком случае. Отец моей матери прибыл из Италии.

– Интересно! – сказал он, подумав, что таких американцев наверняка считали нечистокровными.

Почувствовал какое-то усилие и понял, что она деликатно пытается высвободить свою руку. Михаил как-то не осознал, что рукопожатие затянулось. Тут же её выпустил и перевёл дыхание, чтобы успокоить нервы.

– А вас? – подсказала она.

До него не сразу дошло, что она имеет в виду.

– О! Меня зовут Михаил!

– Как Барышникова, – ответила она, кивнув. – Очень приятно. Я приехала сюда только на несколько недель. Мне здесь очень интересно.

– О, как бы я хотел посетить вашу страну. Но это, конечно, запрещено. Когда-нибудь, возможно.

Она улыбнулась.

– Я не сомневаюсь, что наступит время, когда мы с вами сможем свободно ездить из одной страны в другую. Почему бы и нет?

Он просиял.

– Вы будто повторяете мои слова! Я никогда не понимал этой враждебности между нашими странами. Конечно же, у нас разные экономические системы. И что с того? Это же не повод так изолироваться, если подумать.

Она кивнула и посмотрела на него оценивающе.

– Послушайте, я собиралась пойти вон в то кафе через дорогу, хочется горячего кофе. Мне нужно чем-то согреться. Хотите ко мне присоединиться? Я обожаю разговаривать с местными жителями, и я была бы очень рада рассказать вам о своей стране.

Михаил чувствовал, что лучше ему пойти домой. Рада его со свету сживёт, если он придёт поздно. И, что ещё хуже, он знал, что, если его увидят с американкой, ему грозит разбирательство.

– Пожалуй, мне уже пора домой.

Она посмотрела себе под ноги, явно разочарованная.

– Что ж, ничего не поделаешь. Полагаю, что мысль о том, чтобы посидеть с американкой, пугает большинство россиян.

Михаил побледнел. Он всегда реагирова как ребёнок, когда кто-нибудь называл его трусом.

Он поднял голову.

– Мне сегодня погода не кажется холодной, но чашка кофе – это превосходная идея, – ответил он.

Перешли улицу и вошли в кафе. Несколько лет назад Михаил прочитал рассказ американского писателя Эрнеста Хемингуэя под названием «Там, где чисто, светло». Они с Ярославом поспорили о его смысле: Михаил настаивал на том, что рассказ нужно досконально анализировать в плане символизма и метафор, а Ярослав утверждал, что рассказ просто о глухом старике, который сидел в кафе и пил бренди.

Так или иначе, история был потрясающей, и Михаил всегда вспоминал о ней, когда ему случалось заходить в кафе. Но здесь было и не чисто, и отнюдь не светло. Маленькое тёмное унылое заведение с полудюжиной посетителей, сгорбившихся за столами – кто-то хлебал суп, кто-то цедил кофе. Михаил покраснел при мысли о том, что должна подумать американка о таком месте и о стране, добившейся за последние десятилетия такого величия и, одновременно такой серости.

Несколько завсегдатаев поглядели на Михаила и на женщину. Даже при тусклом свете, Михаил был уверен, все посетители кафе решили, что эта женщина – иностранка. Вероятно, некоторые поняли, что она с Запада – если не по внешности, то по уверенной манере держаться и по тому, как она изучала обстановку.

Он так долго мечтал о том как будет общаться с кем-то из Америки, что сейчас перспектива поговорить с ней его слегка пугала и основательно взбудоражила. Девушка была восхитительна. Не худенькая, но с приятными женственными формами, что понравилось Михаилу, как пожалуй бы и любому русскому мужчине.

Когда нашли себе два места за столиком в тёмном углу, подальше от остальных посетителей, пожилой угрюмый официант спросил, что им нужно. Не пришёл в восторг, когда узнал, что всё, зачем они явились, – это копеечный кофе. Шаркая, удалился и скоро вернулся с двумя чашками, расплёскивая содержимое с каждым шагом. Пока дошёл до их стола, чашки оказались полупустыми.

– Михаил состроил ггримасу и буркнул что-то нелестное, когда официант удалился.

Американка рассмеялась, искренне и беззаботно, достаточно громко, чтобы официант обернулся посмотреть, что её рассмешило. От этого она засмеялась ещё больше, а он только покачал головой и ушаркал в сторону кухни.

– Что привело вас в нашу страну? – спросил Михаил.

– О, я всегда хотела попасть сюда. Эта страна очаровала меня ещё с детства, когда я читала о ней в энциклопедиях. Такая огромная! А в музыке и литературе в полной мере отражена её история.

Он кивнул.

– А меня с юности так же сильно увлекала Америка. Мои родственники встречались с полком американцев на реке Эльбе во время войны, когда американцы и русские теснили и крушили фашистскую Германию. Мой дядя рассказывал, что американские солдаты так сильно отличались от русских. По его описаниям, американцы всегда энергичные, а ещё – шутники и проказники. И совсем не боялись идти против системы. Казалось, что это им даже на руку. Там, где я вырос, такого никогда не встречалось.

Он посмотрел на неё поверх чашки и подумал: тоже и шутница, и проказница. Понял, что никогда ещё не видел такого живого лица.

Алессия отпила из чашки и поставила её на стол.

– В Америке мы, скорее, определяем себя по тому, что мы делаем (как говорится). По нашим профессиям. Так могу я спросить, чем вы занимаетесь? Какая у вас профессия?

Её вопрос застал его врасплох. Он пожал плечами.

– Ну конечно. Я учёный. Физик.

Она наклонилась вперёд.

– Очень интересно. А в какой области физики вы работаете?

Он открыл было рот, но не ответил на такой прямой вопрос. Она, похоже, поняла, что слишком прямолинейна, слишком поторопилась.

– Извините. Я не собиралась совать нос в ваши дела. Это всё моё любопытство, – последовала ещё одна улыбка, и опять у него что-то сжалось внутри. – От любопытства кошка сдохла, мама так любила говорить.

Он улыбнулся в ответ.