Однажды в январе ударило под сорок. Из стабильно танцующих пришли немногие, включая Павла с Любой, Лешу Снеговика и Анну с Игорем. Все заходили, промокая носы с улицы, и улыбались друг другу. Появление каждого встречалось коллективной радостью. Мороз как бы обозначил ядро группы, и составлять число избранных было приятно и почетно.

– Тогда и выясняется, кто серьезно, а кто так, – сказала инструкторша с мудрой улыбкой, и Павел подумал, что она говорила так многим, но было все равно хорошо – в зале стояла прохлада, будящая бодрость, и окошки наверху были бело-золотисты и нечетки от яркого света. Занятие проходило днем.

Они отрабатывали развороты на носке на триста шестьдесят градусов – па, никак не получавшееся у Павла. Движение удалось даже неумехе Снеговику, кружившемуся как цирковая морская свинка, но все же каким-то чудом не валившемуся с ног. Павел с остервенением вращался, падал, вставал и снова пытался.

Отчаявшись, он оглянулся посмотреть, как выполняет разворот Анна. Она кружилась с легкостью и грацией, с тихой гордостью на лице от своего ловкого искусства. От воздушного потока, создаваемого движением, у нее задралась юбка; Анна весело взвизгнула, прижимая подол, и обернулась, перехватив в упор взгляд Павла. В досаде, что его застали за подглядыванием, Павел с силой крутанулся на носке и вдруг, вскрикнув, упал от резкой боли.

К нему подбежали инструкторы, Люба и Снеговик.

– Ничего, – сказал Павел. Он попытался встать и снова упал.

– Больно? Это растяжение, – сказал инструктор, осторожно ощупывая лодыжку.

– Народ, кто на машине? – спросил Снеговик, одышливо озираясь.

– Мы. – Подняла руку Анна.

– Докинете человека?

– Я в порядке!

Меньше всего Павлу хотелось сейчас внимания и услуги от Анны. Он допрыгал до лавки и сел в углу.

Все начали отходить к своим позициям, и только Люба, жалостливо моргая, стояла рядом и держала его руку.

– Иди, я нормально, – сказал Павел, высвобождая ладонь. – Крутись. Скоро конец занятия. Я посмотрю. Ничего. Иди!

Он стал смотреть на нее и других танцующих, но видел перед глазами лишь плывущие вверх и в сторону балетные ноги, до самого их соединения обнаженные задравшейся юбкой, изгиб бедра, поворот головы к нему, ажурный треугольник в средоточии…

Игорь и Снеговик свели охромевшего Павла по лестнице. Люба несла в пакете его левый ботинок. Павел конфузился и был зол на себя, на предавшую его ногу, на Анну, которая поняла, наверное, что именно стало причиной происшествия.

На улице их встретила метель. Они остановились на крыльце. Игорь ушел в мельтешащее марево к стоянке. Приблизились фары – к крыльцу лихо подрулил «жигуленок», шлифанув шинами наст. Поднялось и засеребрилось, опадая, облачко разноцветных снежинок.

Анна села и внесла в салон свои балетные ноги; запахнув дубленку, хлопнула дверцей. Леша, усадив Павла, попрощался и ушел.

– Как хорошо, что вы нас подвезете, – сказала Люба и засмеялась. – Угораздило же. Наверное, Пашка засмотрелся на Анечку.

– Зачетная шуточка, – пробормотал Павел. Анна обернулась. Резко в темноте салона обрисовался ее греческий профиль с фигурными губами, сложенными в улыбку.

– А что такого? Вот если бы я была мужиком, я бы обязательно запала на Анечку. Но мой муж живет в пыльном научном мире.

– Вы ученый? – спросила Анна.

– Ну… Я работаю в конструкторском бюро, – сказал он, отдуваясь.

– И чем вы занимаетесь?

Она словно нарочно мучила его своим вниманием, своей улыбкой.

– Последние наши задачи связаны с оборудованием для спутников ГЛОНАСС, – забубнил он сердито. – Задачи математического моделирования посредством методов конечных элементов… Нужно понимать, как работают те или иные модели, их поведение и адекватность… Но для начала проходит множество тестов на более простых моделях…

Взревел мотор; пассажиры, потеряв равновесие, повалились назад, и он замолчал. В зеркале заднего вида мелькнул насмешливый взгляд рысьих глаз. Игорь был сторонником экстремальной езды.

– Машинка ничего так, бегает, – сказала Люба, оглянувшись.

– Мы собираемся купить Мазду, – сказала Анна, держа улыбку.

Из-за травмы Павла следующее занятие они пропустили, а через неделю Люба осталась у матери на выходные. Он сидел дома, обсчитывал проект, глядя, как на заснеженные улицы стремительно падает мгла, и вдруг, сам себе недоумевая, быстро собрался и поехал на танцы. Ему захотелось увидеть Анну – просто посмотреть и уехать. Это непреодолимое желание, будто мистический зов, очень удивило его: он считал себя слишком взрослым и ленивым для такой подростковой романтики. Он забежит оплатить курсы, заглянет в зал, посмотрит на нее мельком, вызовет инструктора, отдаст деньги и уйдет.

На диване в освещенном холле первые подошедшие листали журналы. Он повернул за угол, и в глаза ему прыгнуло рыжее, яркое – у зеркальной стены в своей апельсиновой дубленке спиной к нему стояла Анна и говорила с инструкторшей.

– Ну конечно, найдем вам другую пару, – говорила та. – Кто-то всегда есть. Вот молодой человек. – Она кивнула на Павла. – Вы сегодня тоже одни?

Анна со скрежетом повернулась к нему на каблучках.

– Я вообще просто отдать деньги, – сказал он глупо, протягивая руку с зажатыми в ней, взмокшими от волнения деньгами…

Переодеваясь в обвешанном куртками и полушубками помещеньице, похожем на школьную раздевалку с облупленными стенами, он думал, что жене все объяснит завтра, тем более, она любит Анну, считает ее немного поверхностной, но хорошей, и ей даже будет по-своему приятно и смешно, что ее бука-муж, зашедший отдать деньги, оказался втянут в такую передрягу. Он представил, с каким кислым видом продаст эту историю в воскресенье за ужином, и как будет мотать головой от удовольствия Люба, глядя на него блестящими глазами.

– Как ваша нога? – спросила Анна от стены, со смехом в глазах, говорящим: «Я знаю, почему она подвернулась».

– Нормально, – ответил Павел смущенно, вставая с ней в пару.

Она подала ему руки, и они начали двигаться, разминаясь, выполняя основное движение хастла – небольшие шажки «от партнера – к партнеру».

Павел был немного ниже Анны. Она смотрела на него сверху вниз насмешливо, хотя и не обидно. Но он совершенно не знал, что сказать, – на него напала немота, непроницаемая, как темная ткань на клетке с попугаем.

– Вы похожи на балерину, – сказал он, вспомнив свое наблюдение.

– Это потому, что мама с детства отдала меня на балет.

Он кивнул и надолго замолчал, делая «от партнера – к партнеру».

– А где Люба? – спросила Анна, подавая и расцепляя руки, проворачиваясь под его локтем.

– Люба уехала к матери. Я вообще собирался просто отдать деньги…

Она смотрела на него внимательно, с той же улыбкой, которая как бы говорила: ну-ну, смелее, я не обижу, не выдам. Он почувствовал неловкость и запутался в ногах. И то, что она сначала спросила о ноге, о его ноге, а только потом о его жене…

– Так я вас, наверное, отвлекла от важных дел? – спросила Анна лукаво, подождав. Вокруг ее бедер тихо взлетало и опадало платье.

– Ну почему… – ответил он, потея. – А где Игорь?

– А Игорь дома. Я поссорилась с Игорем. Мы маленько психанули. Малейший повод – и он отказался ехать. Он не любит танцы. Наверное, все мужчины не любят.

– Да нет, почему, иногда можно. Под настрой.

Ее руки были по-прежнему длиннее, чем его, но у него уже не было ощущения, что она танцует где-то далеко и отдельно. Она была близко, значительно ближе, чем раньше. И ему казалось, что ее ладошки сегодня не такие вежливо-сухие.

Слева старательно выписывал пируэты Леша-Снеговик. Анна, чуть повернув голову, стала следить за приключениями его тела, украдкой посмеиваясь, раздувая ноздри.

– Леша, – кивнула она дружелюбно, возвращая взгляд к Павлу. – Такой смешной, хороший. У него какая-то тяжелая болезнь.