- Я бы хотела, чтобы это был мальчик, - сказала она.
- А как мы его назовем? – Алеш обнял ее за плечи.
Мы сразу решили, что девочка будет Вероникой, а вот имя для мальчика так и не могли придумать.
- Мне нравится Любош. Но Любош – кот, - сокрушенно вздохнула Марта. – Я не хочу, чтобы моего братика звали как кота. Мы придумаем вместе, хорошо?
Конец
ТИЗЕР К КНИГЕ ПРАЖСКИЙ СИНДРОМ
Иногда случайная встреча может перевернуть всю жизнь. Рискнуть и пойти навстречу судьбе - или долгие годы сожалеть об упущенной возможности? Но порой судьба дает второй шанс...
***
Снег падал тихо, крупными мягкими хлопьями. Горели фонари, под Карловым мостом таинственно мерцала Влтава. Стая лебедей устроилась на ночлег – похожая издали на сугробы. Откуда-то донесся тихий звон – двенадцать ударов. Полночь.
- Начался твой день рождения, - сказал Алеш.
- Я родилась в час дня, - повернувшись, я смахнула снежинки с его светлых волос.
- Неважно.
Он достал из пакета, в который не дал заглянуть в ресторане, бутылку шампанского и два тонких высоких бокала в картонной коробке.
- Ты и это запомнил? – удивилась я.
- Ты хотела увидеть Карлов мост в снегу ночью и выпить там шампанского. Я все помню, Анна.
Алеш открыл бутылку и налил вино в бокалы.
- Странно, - сказала я, взяв один. – Обычно мои мечты исполняются тогда, когда мне это уже не надо. Или когда я понимаю, что хочу совсем не этого.
- Некоторые мечты – как дорогой коньяк. Со временем становятся только лучше. Я мечтал о тебе десять лет. Не ждал, не надеялся. Просто представлял, как бы мы встретились снова. Хотя был уверен, что этого никогда не случится.
- Я тоже. Представляла, как приеду в Прагу, приду на Карлов мост, и на том же самом месте…
- Сейчас мы на том же самом месте.
- Я помню… Нас не арестуют за распитие… там, где не положено?
- Нет, - улыбнулся Алеш. – Брунцвик нас защитит, - он показал бокалом на стоящую под мостом статую рыцаря.
Я подумала, что мы потеряли зря целых десять лет. Если бы я решилась поменять билет и остаться хотя бы еще на один день, все могло сложиться совсем иначе. Но меня тогда ждали дома. И его тоже.
В ночной Праге особая мистика. А если еще идет снег – это уже похоже на сон, на волшебную сказку. Все чувства обострены до предела. Запах – я помнила запах зимней Праги с детства. Его невозможно разложить на составляющие, настолько все тонко и волнующе. Влажный хруст снега под ногой, тихий гул города, привыкшего за много столетий спать в полглаза. Пузырьки шампанского покалывают язык. Чуть парит внизу темная не скованная льдом вода. Легкий мороз пробирается под длинную юбку, пощипывает полоску обнаженной кожи над резинкой чулка. Стоит пошевелиться – кожу прохладно и скользко гладит шелковая подкладка, а шерстяная ткань игриво покусывает сквозь чулок.
Я поставила бокал на парапет, повернулась к Алешу. В его глазах блеснул отсвет фонаря. Замерзшие руки пробрались под полы его незастегнутого пальто, чтобы наконец согреться. Он наклонился, и его губы коснулись моих – легко, едва ощутимо. Чуть пересохшие, обветрившиеся на холоде. Я обвела их языком – они стали мягче и в то же время тверже, настойчивее. Наверно, я помнила их вкус все десять лет. После того единственного поцелуя в аэропорту…
На ресницы Алеша упала большая снежинка. Я сняла ее губами – холодную, пушистую, и она тут же растаяла. Алеш шептал мне что-то на ухо, а я улыбалась, закрыв глаза. Мне казалось, что я и сама сейчас растаю и лужицей растекусь по камням моста.
Хотелось растянуть это мгновение, задержаться в нем, но уже разливалось по всему телу медово-терпкое желание, и казалось, что кровь закипает крошечными пузырьками, как шампанское в бокале. Алеш целовал меня снова и снова, и у меня начали подгибаться колени. Он все крепче прижимал меня к себе, я чувствовала, как напряжены мышцы его бедер и насколько сильно он хочет меня.
Когда я летела в Прагу, было немного страшно: как все получится. Может быть, стоило оставить все в мечтах и воспоминаниях – ярких, светлых, волнующих? Что, если действительность окажется вовсе не такой радужной? Но сейчас я поняла, что рискнула не зря: эта сказка будет волшебной и дальше.
Алеш оторвался от моих губ и посмотрел прямо в глаза. Я читала его, как книгу: нервную дрожь пальцев, коснувшихся моей щеки, улыбку – напряженную, дразнящую. Он словно спрашивал: «Мы ведь правда сделаем это? Ты ведь этого хочешь?». Я кивнула, отвечая на немой вопрос, и одним глотком допила шампанское. Томительно-сладко закружилась голова.
Алеш вызвал такси, и, когда мы вышли из-под арки мостовой башни, оно уже ждало нас. Ехать было недалеко, но дорога показалась бесконечной. Алеш обнимал меня вокруг талии, положив на бедро ладонь, от нее разливалось тепло, с которым смешивались знобкие струйки. Предвкушение, восторг, страх – как будто я собиралась прокатиться на американских горках.
Алеш жил на третьем этаже старинного дома недалеко от Пражского града. Мы поднялись по лестнице, вьющейся спиралью, пересекли широкую площадку, где стоял теннисный стол. Дверь приветственно скрипнула, как будто попробовал голос сверчок. Лиловые хризантемы, с которыми Алеш встретил меня в аэропорту, за день отстоялись, и холл наполнился их горьким прохладным ароматом, но от него меня бросило в жар. Сердце колотилось, как африканский там-там, призывающий зарю.
Пока я снимала в прихожей пальто и сапоги, в голову снова прокралась та же мысль. Как все будет сейчас? Безумно, дико, страстно? Или наоборот – мягко, неторопливо, сначала душ по очереди, потом в спальню - почти по-супружески? Первый раз – все на ощупь, наугад. Как сапер по минному полю.
Я прислонилась к стене и смотрела на Алеша из-под опущенных ресниц. В горле пересохло, словно влага со всего тела стекла вниз, насквозь пропитав и без того скользкий белый шелк. Он подошел ко мне вплотную, расстегнул верхнюю пуговицу блузки и коснулся губами открывшейся ложбинки. Я запрокинула голову, Алеш поцеловал ямочку под горлом и снова опустился к груди, медленно расстегивая остальные пуговицы. Короткими поцелуями пробежал по животу, до пояса юбки, и вдруг неожиданно подхватил на руки.
Опустив меня на кровать в спальне, он снял рубашку, бросил ее на спинку кресла.
- Можно зажечь свет? - попросила я.
Алеш включил бра над кроватью и прикрутил яркость так, чтобы можно было видеть все, но свет не бил в глаза. Он медленно раздевал меня, и я улыбалась, растворяясь в горячих прикосновениях его пальцев, которые словно проникали сквозь кожу. Когда на мне осталась лишь белая полоска стрингов, он быстро разделся сам, и я жадно следила за его движениями. Десять лет назад он был еще по-юношески гибким, стройным, легким. Сейчас передо мной стоял обнаженный мужчина в самом расцвете сил и красоты – ничего лишнего и все, о чем только можно грезить в жарких фантазиях.
- Как мне нравится на тебя смотреть, - прошептала я.
- Только смотреть? – усмехнулся Алеш.
- Пока еще не знаю, - я облизнула пересохшие губы и положила ладони на его бедра – узкие, с впадинками, которые всегда действовали на меня возбуждающе.
Он встал на колени рядом со мной и, глядя в глаза, провел ладонями по ногам, от ступней до влажного белого шелка. Пальцы пробрались под тонкую полоску кружева. Я завороженно следила за их плавными движениями – как они появлялись, скользили по ткани, обрисовывая магический треугольник, и снова прятались, каждый раз погружаясь глубже, разыскивая все новые чувствительные точки.
Одно резкое движение – и на мне уже не было ничего. Стряхнув с лодыжек стринги, Алеш развел мои ноги. Наклонился, касаясь губами, проникая языком туда, где только что были его пальцы. Я поскуливала, как щенок, гладя его волосы, шею, плечи.
- Подожди, - взмолилась я. – И уже и так почти… Я больше не могу! Я хочу тебя – тебя всего!
