Через неделю приехал Алеш. Мы с ним обошли весь город. Как я показывала ему свою Прагу, так и он мне Брно. Втроем с Мартой мы ездили купаться на реку Свратку, которую зобаки называли Шварцавой, а вечерами сидели на веранде и слушали, как стрекочут в темноте кузнечики. Так тихо, спокойно… Мне даже жаль было уезжать.

Валентин остался у Магдалены: мы договорились, что в сентябре она приедет в Прагу на нем, чтобы познакомиться с бабушкой и дедушкой. Из крохотного аэропорта Брно летали в основном лоукостеры и чартеры. Мы прилетели в Тиват, а оттуда на арендованной машине добрались до городка Петровац, который можно было обойти целиком за час. От нашей виллы до пляжа мы доходили минут за пять.

Море здесь, конечно, было совсем не такое, как в Панаме, но мы нашли детский пляжик с мелкой галькой. Алеш учил Марту плавать, мы много гуляли, ездили в соседние города. Иногда мне казалось, что она начинает оттаивать, но потом вдруг снова замыкалась – все шло не слишком гладко, и я удивлялось терпению Алеша. Пожалуй, тут его упрямство обернулось светлой стороной. Если он поставил себе цель, я могла не сомневаться: рано или поздно своего добьется.

Питер Марту просто заворожил, она жалела, что мы прилетели всего на неделю, и хотела увидеть как можно больше. Но самым интересным было то, что у них с дедушкой вспыхнула любовь с первого взгляда. Такая, что я даже ловила себя на легкой ревности. И по городу они чаще гуляли втроем с Алешем, пока я общалась с мамой, бабушкой и подругами.

В Прагу мы вернулись, как и планировали, впятером. Бабушка с дедушкой жили у нас, к великой радости Марты. Теперь они гуляли уже по Праге. Наверняка дед рассказывал ей все те же истории, что и мне когда-то. И я даже слышала, как он пел ей все ту же самую «Stojí voják na vartě…»

Магдалена приехала на выходные и ночевала в комнате Марты на надувной кровати. Все это напоминало цыганский табор, но никого не раздражало. Все друг другу нравились, все были довольны, и у меня снова возникло ощущение, что так долго продолжаться не может. Что-то случится.

А еще больше пугало то, что у меня снова начались сильные головные боли. Как после возвращения из Панамы. И даже еще сильнее.

39.

Мигрени у меня бывали и раньше. Только редко и уж точно не такие жуткие. Но если прежде четко болела половины головы, как у булгаковского Понтия Пилата, то теперь – целая. Точнее, одна половина сильнее другой. А так все по-взрослому, с красивой разноцветной аурой и прочими прелестями. И никакие обезболивающие не помогали. Я списывала все на нервозную обстановку в последние месяцы. Но если летом голова болела еще не так часто, осенью картина стала пугающей.

- Может, ты беременна? – с надеждой спросил Алеш.

- И ты туда же? – возмутилась я. – Нет. Все четко по расписанию. Как поезда при Сталине.

Разумеется, он не понял. Это у нас была такая домашняя присказка, и пошла она еще от моей прабабушки, которую я в живых не застала.

- По слухам, при Сталине за пятиминутное опоздание поезда в лагеря отправляли всех. От машиниста до начальника дистанции. Не знаю, правда это или нет, но поезда опаздывали редко.

- Тогда надо сходить к врачу.

Я злилась, но он был прав. Хотя бы уже потому, что обидно. Рядом любимый мужчина, готовый на подвиги, и ты его хочешь, но от малейшего шевеления в голове взрывается атомная бомба и глаза норовят вывалиться на щеки. С другой стороны, к врачу идти было страшно. А вдруг там… что-то? Пока не знаешь точно, надеешься, что ничего ужасного и скоро все пройдет. А вот когда узнаешь, тогда жизнь изменится безвозвратно.

Кончилось все тем, что Алеш на меня капитально наорал. Причем именно в тот момент, когда голова и так разлеталась на атомы.

- Анна, если тебе наплевать на меня, черт с ним, - вопил он. – Но хоть о Марте подумай. Если что-то вдруг серьезное, ей-то каково будет еще одну маму потерять?

- Круце! - простонала я. – Пойду, только замолчи, пока я не сдохла прямо сейчас.

Тут же влетела Марта с глазами как у лемура. Обычно мы закрывали дверь на задвижку, когда ложились спать, но и в целом установили правило: в спальню надо стучаться. Но тут, похоже, она прилипла ухом, как только услышала разговор на повышенных тонах. И решила, что можно обойтись без стука. В общем, они орали на меня вместе, впервые объединившись. Кончилось все тем, что я взяла телефон и тут же, при них, записалась на прием к семейному врачу.

Доктор пан Мравенец, что в переводе означало Муравей, вызвал острый припадок ностальгии. Точно такой же полный румяный врач в круглых роговых очках принимал меня в детстве в клинике для иностранцев под кодовым названием «Санобс». Это расшифровывалось как «санитарное обслуживание», но у меня почему-то вызывало ассоциацию с соломенным домиком одного из трех поросят. Увидела я пана Мравенца впервые, хотя он приглашал меня на плановый визит еще в мае.

Выяснив для начала, как здоровье пана Новака и Мартички, доктор Муравей приступил к подробному допросу, начав с обстоятельств моего появления на свет и детских болезней. Узнав, что я русская, родившаяся в Праге, он пришел в бурный восторг и завалил меня комплиментами по поводу моей бесподобной чештины.

Наконец, задав миллион вопросов о перитоните, Муравей перешел непосредственно к свежим жалобам. Последовал новый миллион вопросов о головной боли и сопутствующих моментах. Выслушав ответы, он задумчиво почесал подбородок, постучал пальцами по компьютерной мыши и деликатно поинтересовался, каким способом мы с Алешем предохраняемся. Уточнил название таблеток, еще побарабанил по мыши и предложил от них отказаться.

- У женщин, которые курят и имеют в анамнезе мигрень, гормональные контрацептивы могут ее значительно усиливать, - пояснил он в ответ на мое озадаченное мычание. – Закончите курс и постарайтесь обойтись… барьерной контрацепцией. Если в течение месяца улучшения не будет, тогда отправлю вас к неврологу. А если станет лучше, гинеколог подберет вам другой препарат. Хотя, боюсь, это будет непросто.

- Но я же мало курю, - жалобно пискнула я.

- Это неважно, - сурово отрезал Муравей. – И, кстати… насколько вообще для вас принципиален вопрос предохранения?

- В каком смысле? – не поняла я.

- Вам уже почти тридцать два…

Мне показалось, что сейчас он спросит: «Вы вообще рожать собираетесь, милая пани?»

Пробормотав, что да-да, вот совсем скоро, и клятвенно пообещав прийти через месяц, если не будет улучшений, я выкатилась из кабинета.

Алеш ждал в машине. Я села рядом и закрыла лицо руками.

- Что? – испугался он.

- Ваш Мравенец прописал мне роды, – завывая от хохота, сказала я.

- То есть?

Продолжая истерично смеяться, я пересказала наш разговор. Теперь уже хохотали мы оба, как пара идиотов. На самом деле ничего особо смешного не было, к тому же врач мог и ошибаться, но это сняло напряжение.

- Ну ладно, - Алеш вытер слезы. – Жаль, конечно, но вернемся к тому, с чего начали. Может, сразу в аптеку заехать?

- Зачем в аптеку? – не поняла я. – Этого добра в любом супермаркете на кассе полно.

- Ты предлагаешь записать Раде в список покупок?

В аптеку мы все-таки заехали, но я с Алешем, разумеется, не пошла.

- А что Марте скажем? – спросила я, когда он вернулся.

- Я сам скажу.

Дома Алеш с самым серьезным видом рассказал Марте, что у мамы ничего страшного нет, но ей надо полечиться. Каждый день принимать лекарство, вовремя есть, гулять, не волноваться и не курить.

- Да я и так почти не курю! – возмутилась я.

- Вообще не курить. Марта, ты с мамой днем проводишь больше времени, чем я, поэтому тебе придется за ней следить, чтобы она все правильно делала. И будешь мне рассказывать.

- Хорошо, папа, - кивнула она.

- Это что еще такое? – я смотрела то на одного, то на другого. – Вы еще на цепь меня посадите. И камеру в туалете установите, а вдруг я там курить буду.

- Мама, не шути, - строго сказала Марта. – Это серьезно. Тебе нельзя курить.