- Ты будешь такой же прекрасной тещей, как и твоя мама, - Алеш обнял меня за плечи. – Но я надеюсь, что станешь еще и хорошей свекровью. Как моя мама.

- Да хотелось бы, - вздохнула я.

Это была больная тема. Мы мечтали об общем ребенке, но решили не торопиться. Потому что ничего не менялось: Марта была со мной, а Алеша просто терпела рядом. Иногда мне даже казалось, что стена между ними стала еще выше и толще.

Да, она делала все, что Алеш ей говорил, не спорила, не капризничала. Просто золотой ребенок. Если спрашивал – отвечала. Что-то было от него нужно - просила. Но на этом все. Ни шагу навстречу. Глухая оборона. Любые мои попытки затронуть эту тему заканчивались одинаково: ловким уходом от нее.

Психолог пани Йиржина предложила нам сделать перерыв на лето.

- Пан Алеш, пани Анна, вы, возможно, со мной не согласитесь, но кое-что изменилось после вашей свадьбы, - сказала она в конце очередной встречи. – И не в лучшую сторону. С Мартой мне очень тяжело, и я даже думала, что не смогу подобрать к ней ключик. У нее сильный характер и железная воля. Редко бывает, когда ребенок в восемь лет уже настолько цельная личность. Сейчас она тянется к вам, пани Анна, и еще больше отходит от отца. Могу предположить только одно. Если вы действительно рассказали мне все о вас и о Марте, возможно, есть еще что-то, чего вы не знаете. Например… пан Алеш, она может догадываться, что вы не ее отец?

Мы с Алешем переглянулись.

- У нее есть неприятная привычка подслушивать, - сказала я. – Пока нам не удается с этим справиться. Так что… может быть.

- Такая привычка есть у большинства детей, - махнула рукой пани Йиржина. – Подслушивать, подглядывать - один из инструментов познания мира. Пока они не поймут, что так делать не слишком красиво. Если Марта что-то услышала, это многое объясняет. Я думала об этом и даже пыталась как-то спровоцировать ее на разговор, но она, как всегда, ушла от него.Тут она мастер высшей квалификации.

- И ведь не спросишь же, - Алеш закусил губу.

- Категорически не советую. Только хуже сделаете. Наберитесь терпения. Если это действительно так, нарыв рано или поздно лопнет. И скорее рано, чем поздно. Причем пани Анна станет своего рода катализатором. Постарайтесь больше времени проводить втроем, съездите в отпуск. Учтите, все будет болезненно и неприятно, но потом должно стать легче. Главное – терпение, спокойствие. И, конечно, любовь. Если понадобится помощь – звоните.

Прекрасно! – мрачно сказал Алеш, когда мы вернулись домой и остались с ним вдвоем. – Я, конечно, понимал, что рано или поздно она узнает. Но почему-то и в голову не приходило, что уже может знать. Как можно быть таким идиотом? Ощущение, словно рядом бомба с включенным таймером. Слышишь, как он тикает, но не представляешь, когда взорвется.

37.

Июнь в Праге всегда жаркий, а в этом году, по словам Алеша, выдался и вовсе аномальный. Бедным детям, которые учились до июля, разрешили ходить в школу в майках и шортах, что обычно не приветствовалось. Асфальт и булыжные мостовые накалялись настолько, что это чувствовалось через подошву. Наверно, ни одному девайсу я еще не радовалась так, как кондиционеру.

Каникулы Марты у нас были распланированы по неделям. Сначала она отправлялась к Магдалене, потом к ней присоединялась я: себе мы с Алешем тоже хотели устроить небольшие каникулы вдвоем. В конце июля он собирался приехать к нам в Брно, а оттуда мы летели в Черногорию, где на три недели сняли апартаменты на берегу моря. И последняя неделя августа – в Питере. Заодно планировали захватить оттуда бабушку с дедушкой.

Как ни странно, на нас с Алешем жара не действовала, наоборот – только подстегивала. Может, потому, что напоминала Панаму? Да, между нами все было очень… знойно. Как будто никак не могли наверстать упущенное за десять лет. Зато ситуация с Мартой накалялась совсем в другой тональности. И мне это очень не нравилось.

С одной стороны, все было предсказуемо и ожидаемо. Марта действительно ревновала меня к Алешу и пыталась перетянуть на себя мое внимание. Причем делала это для восьмилетнего ребенка очень тонко. Никаких скандалов, капризов, претензий и демонстраций. Но когда мы оставались дома втроем, у нее всегда находились важные причины, чтобы заполучить меня в свое единоличное пользование.

Марта готова была читать и пересказывать в три раза больше, чем от нее требовала пани Зузана. И заниматься чешским. Или уверяла, что не знает, как решить задачу. И ведь причина-то – не подкопаешься!

«Эва отличница, а я что, хуже?»

Она заявляла, что хочет изучать русский язык. Просила научить ее пришивать пуговицы и зашивать дырки. Звала помочь пани Ружичковой в саду. Ну а когда все поводы утащить меня подальше от Алеша оказывались исчерпаны, Марта просто не давала нам остаться вдвоем. Иногда мы сбегали в мастерскую, но ведь не делать же так постоянно.

Если мы сидели на диване в гостиной и смотрели кино, она втискивалась между нами. Когда она проделала это впервые, мы даже чуть не купились растроганно, но уже через несколько минут Алеш оказался отодвинутым в сторону, а Марта тесно прижалась ко мне.

Но гораздо хуже всего этого было то напряжение, которое исходило от нее. Алеш проводил с ней намного меньше времени, но и он чувствовал его, а я – тем более. Даже когда мы были с ней вдвоем, болтали о чем-то веселом, смеялись. Я понимала, что пани Йиржина права, этот нарыв рано или поздно должен лопнуть. И даже если вдруг она ошиблась и Марта не знает, что Алеш ей не отец, значит, есть что-то другое. У меня было несколько альтернативных версий, но я не собиралась их озвучивать.

- Послушай, - спросила я Алеша, - а как она вообще общается со Зденеком? Я бы не удивилась, узнав, что ей известна развернутая версия.

Он задумался, а потом покачал головой:

- Сомневаюсь. Со мной она фактически не притворяется. Ведет себя как с посторонним человеком, от которого по какой-то причине зависит. Ты думаешь, смогла бы притворяться, что Зденек для нее только дядя Зденек, папа Либора и Ханы? Если ты не заметила, она очень искренна и последовательна в выражении своих чувств.

- Заметила. Еще как. Кто ей нравится или не нравится – сразу ясно. За одним-единственным исключением. Потому что настоящее ее отношение к тебе для меня загадка. Это не неприязнь и не равнодушие. Но вот что?

- Хотел бы я знать, - вздохнул Алеш.

Он выразился очень верно: мы жили на бомбе с часовым механизмом и слышали, как она тикает. Но взрыв – как это всегда и бывает – произошел внезапно.

В тот день было особенно жарко и душно. Я пришла после занятий с Романом взмокшая и раздраженная, до желания визжать. Возможно, от жары я была не слишком внимательна, и он орал, не прекращая, пока я не стала огрызаться в ответ.

- Хоть бы гроза скорее началась, - собираясь уходить, сказала Рада. – Второй день обещают, и все нет. Марта такая капризная сегодня, все ей не так.

- Где она? – спросила я, удивившись, что она не выбежала навстречу.

- У пани Ружичковой. Обижается на меня – не дала ей мороженое до ужина.

Я быстро приняла душ, оделась в домашнее, зашла в комнату Марты и выглянула в окно. Она сидела на скамейке, лениво гладила Любоша и смотрела, как пани Ружичкова подрезает розы. Я помахала рукой, и Марта нехотя поплелась домой.

- Уроки? – поинтересовалась я, когда она вошла.

- Сделала.

- Иди почитай, а мне нужно кое-что закончить.

Марта ушла к себе, а я устроилась в гостиной с переводом. Но не успела перевести и пары абзацев, как она явилась снова.

- Мама, у меня порвалась майка с пони. А я ее хочу завтра надеть.

Она сказала «tričko» - это было одно из очень немногих чешских слов, которые я почему-то люто ненавидела. Вообще чешский язык для русского уха звучит довольно забавно, но я слышала его с рождения, и меня нисколько не смешили духи-voňavky или весло-pádlo. Но вот майка-tričko или автомобиль-auťák неизменно приводили в бешенство.