- Меня тоже. Но это неправильно. Если вытянуть руку, запястье должно касаться верхней точки руля. Когда приедем, отрегулируем кресло. Анна, не обижайся, для меня это…
- Я понимаю.
Ясное дело, после смерти Милены для него это было больным местом. Несмотря на их отношения. Я бы тоже беспокоилась. И обиды не было. Ну, может, капелька досады.
- Если честно, у нас с машиной как-то не получилось любви, - призналась я. – Может, именно с этой, может, вообще. У меня есть знакомая Нина, вот она свой джип обожает. Говорит, что он для нее как кот. Большой черный кот. А для меня это просто такая железная штука. Для удобства.
- Не думаю, что у тебя был хоть один штраф за превышение скорости, - покачал головой Алеш. – Может, хорошо. А может, и не очень.
- Не было. Только за парковку в неположенном месте. О чем мы вообще говорим?
- Анна, если я начну говорить о том, о чем хотел бы, сомневаюсь, что мы вообще куда-нибудь приедем.
- Тогда расскажи что-нибудь такое… нейтральное.
- Карлов мост собираются закрыть на реконструкцию. Лет на двадцать.
- Да ты что? – огорчилась я. – Ничего себе нейтральное! А как же я без него? Он же мой! И наш с тобой – как мы без него?
- Ну, не сразу целиком, по частям. Будем ждать.
Всю дорогу до дома мы говорили о Праге, и мне очень хотелось злостно нарушить скоростной режим, пусть даже ценой первого в жизни штрафа за превышение. Лишь бы поскорее попасть домой. Но было страшно. Наконец я заехала во двор и втиснула Корсу на стоянку. Алеш вышел, открыл мою дверцу и помог правильно подогнать кресло. А потом наклонился и поцеловал – так долго и крепко, что закружилась голова.
- Алеш, пойдем уже! – заскулила я по-щенячьи. – Я так по тебе скучала!
- А я?!
Хорошо хоть вспомнила, что надо включить сигнализацию. Казалось, лифт издевается – специально ползет, как раненая черепаха. Мы смотрели друг на друга, едва сдерживая нетерпение, и я подумала, что жареной курице, которая дожидалась нас в духовке, придется подождать еще. Да и черт с ней, в конце концов!
Я одновременно вытаскивала из сумки ключи от квартиры и расстегивала пальто, жалея, что нет еще одной руки – для молний на сапогах. И, наверно, это была последняя более-менее связная мысль в тот вечер…
19.
- Мне страшно понравилась твоя мама, - сказал Алеш, когда мы лежали в постели, крепко обнявшись, уже почти в полудреме. – Хотя я ее себе немного иначе представлял.
Мне не хотелось тянуться за телефоном, чтобы посмотреть, сколько времени. То ли еще ночь, то ли уже раннее утро. Какая разница? Надо было свет выключить, но так не хотелось выбираться из его объятий.
- А остальные? – я лениво поглаживала золотистые волоски у него на груди.
- Остальные тоже. Но мама и дедушка – вне конкуренции. Кстати, ты мне не говорила, что он служил в штабе Варшавского договора.
- Это имеет какое-то значение? – я приподняла голову и посмотрела на Алеша.
- Для меня нет. Но для кого-то в чехах – как красная тряпка для быка.
- Быки не различают цвета.
- Неважно, - его рука опустилась с моей талии на бедро – тяжелая, теплая.
- Спааать! – прошипела я.
- Давно пора, - согласился Алеш.
Предыдущей ночью мы тоже уснули ближе к утру. Проснулись к обеду и не могли друг от друга оторваться почти до самого вечера. Пока не позвонила мама поинтересоваться, когда нас ждать, потому что семейство уже собирается и умирает от любопытства. Пришлось в авральном темпе приводить себя в пристойный вид и ехать. Я волновалась, а Алеш, похоже, нисколько. Впрочем, волновалась зря – все прошло замечательно. Дед вцепился в него мертвой хваткой и не давал никому слова вставить. Мама, посмеиваясь, переводила для Марины и Виктора, папа и бабушка понимали сами.
В разгар этого бедлама у меня зазвонил телефон, и я ускользнула на кухню.
Вполне ожидаемо – Сергей. Можно было покончить со всем сразу, но… В общем, договорились встретиться в пять часов в кафешке на Лермонтовском, недалеко от места, куда он приехал по работе. Настроение как-то сразу привяло – хотя чего, собственно, я ждала?
- Дура, прости господи, - заметила мама, притащив на кухню поднос с грязными тарелками.
Я только вздохнула горестно в ответ. И постаралась выкинуть из головы эту проблему хотя бы до завтра. Как ни странно, почти получилось. Наверно, потому, что, вернувшись от родителей, мы с Алешем забрались вдвоем в ванну, и мне стало ну совсем не до Сергея. А если мутные мысли и пытались пробраться, я тут же топила их, как бумажные кораблики.
- Мне надо будет по делу днем съездить, - сказала я, глядя в чашку, когда мы сидели за ну очень поздним завтраком. И добавила, надеясь, что Алеш откажется: - Если хочешь, можешь погулять.
- Без тебя не хочу, - мученически вздохнул он. – Да и холодно. Подожду дома.
Хотя его при любом раскладе вряд ли занесло бы на Лермонтовский – совершенно нетуристическое место, я все-таки тихо обрадовалась. Но череп изнутри назойливо грызла мысль, что мама наверняка была права.
Я пришла минут на пять раньше времени, Сергей уже сидел за столиком и читал что-то в планшете. В вазе стояли темно-красные розы – ну совсем хорошо! За без малого два года знакомства, цветы он мне подарил всего один раз, да и то на Восьмое марта. А теперь что? И домой не потащишь, и выбросить жалко.
Когда я вошла, Сергей встал, поцеловал меня, помог снять пальто. Я села и поняла, что не знаю, как начать. Вроде, прорепетировала двадцать раз, пока ехала, - и все благополучно улетучилось из головы. Он смотрел на меня и улыбался, чуть напряженно, словно тоже хотел поговорить о чем-то важном, но не знал, как подступиться.
Познакомились мы не слишком оригинально. Я шла по Невскому из Иркиного бюро переводов. Была та самая поганая оттепель, когда в талой воде коварно горбится лед. Поскользнувшись на таком горбе, я красиво спланировала в лужу. Мужчина лет сорока подал мне руку, помог подняться. Мы разговорились, зашли в кафе, поболтали, обменялись телефонами – и я забыла о нем на полтора месяца. Пока он не позвонил в свой следующий приезд.
Сергей был чиновником средней руки, работал в какой-то структуре, связанной с туризмом, и в Питер приезжал как раз по туристическим делам. Я знала, что он разведен, у него взрослый сын. Выглядел он вполне импозантно: высокий, подтянутый, со вкусом и недешево одетый. Ярко-голубые глаза и иней седины в темных волосах на висках. Останавливался он обычно у меня. Мы ходили в театры, рестораны, изредка на какие-то пафосные деловые мероприятия. Разговаривать с ним было интересно, но разговоры эти никогда не касались нас лично. Похоже, я устраивала его в качестве такой вот постоянно-временной подруги, самой же форсировать события не хотелось.
Я уже третий раз перечитывала меню, не видя строчек. Наконец открыла рот, чтобы сказать какую-то гладкую деликатную фразу, но вместо этого брякнула в лоб:
- Сереж, извини, я замуж выхожу.
Молодец, Домникова, браво! И ради этого стоило нервы трепать себе и матери? Так можно было и в Вайбер написать. Хотя… с другой стороны, а что тут выдумывать-то?
Сергей долго смотрел на меня молча – пауза затянулась. Потом усмехнулся, положил ладонь на мою руку и спросил:
- Насколько выходишь?
- В смысле? – не поняла я. – Надеюсь, что насовсем.
- В какой стадии? Насколько возможно тебя переубедить? Потому что я собирался тебе предложить то же самое.
Нормальное такое кино! Господи, мать, ты знала! У тебя есть волшебный шар? Потому что мне стало грустно: ну и где ты был раньше? И не буду ли я думать об этом, когда мы с Алешем поссоримся – ведь все равно это рано или поздно случится, все ругаются.
- Сереж, не надо меня переубеждать, хорошо? – я осторожно убрала руку. – Все уже решено.
- Ну что ж… Давай хоть кофе выпьем? Или ты убежишь бегом… от соблазна передумать?
Мы пили кофе и разговаривали о чем-то нейтральном. Как будто и не было моей сногсшибательной новости и его несостоявшегося предложения. Но на душе резвились кошки, нанюхавшиеся валерьянки. И да – было жаль, что все сложилось именно так.