Вновь он смотрел на мир глазами воина. Вокруг было по-прежнему темно, однако не так, как в прошлый раз. Это была обычная темнота позднего вечера, почти умиротворяющая, а не зловещая, как в прошлый раз, которая пробирала своей неизвестностью до самых костей.

Погода стояла хорошая, не было больше этого ужасного ливня, барабанящего по доспехам тяжелыми каплями. Вокруг громко трещали какие-то насекомые, и дул прохладный ночной ветер. Судя по черным силуэтам гор, он по-прежнему находился все в той же долине. Или в другой, похожей на нее, но явно где-то неподалеку.

К счастью, отметил Андрей не без удовольствия, бойни вокруг больше не было. Тем не менее воину этому явно не жилось спокойно. На этот раз он куда-то бежал. И бежал невероятно быстро сквозь эту темную равнину. Мимо с огромной скоростью проносились мелкие темные кусты и редкие камни. Андрей невольно подумал про свои упражнения на беговой дорожке в тренажерном зале. От этого бугая тренажер перегорел бы к черту.

Сзади раздавались взволнованные крики. Кто-то бежал за ним, однако, судя по всему, свои. Нет, он точно не убегал ни от кого, скорее бежал куда-то первым. У узкого входа в долину Андрей разглядел какой-то неровный частокол и длинную траншею, рядом с которой столпились другие воины. Они оживленно что-то обсуждали и показывали пальцами в темноту, в сторону ущелья.

Тостер с громким щелчком выплюнул зажаренный до черноты хлеб. Андрей устало покрутил регулятор мощности и убедился, что тот стоял на самом минимуме. Сломался окончательно. Надо менять. Андрей подошел к холодильнику в поисках чего-нибудь мясного. Свет из-за открытой дверцы вырвался в полутемную кухню и разлился над мрачным миром воина.

Андрей зажмурился. Воин подбежал наконец к группе своих товарищей и начал что-то оживленно у них спрашивать. Через несколько секунд подтянулись и остальные, все с мечами наготове. А дальше начиналась полная бредятина. И чего все эти здоровые мужики так переполошились из-за нее?

Андрей представил себе, как из темноты навстречу всей этой ораве вооруженных до зубов мужиков вышла молодая хрупкая девушка. Она зябко ежилась от холода и загнанно озиралась по сторонам. Девушка была с ног до головы замазана грязью, а голые руки, которые она сжимала на груди, были покрыты глубокими ссадинами.

Воин начал разглядывать девушку с ног до головы и беспокойно мотать головой. Он прищурил глаза, пытаясь получше рассмотреть ее лицо. Затем он что-то оживленно забормотал себе под нос и даже на секунду прикрыл глаза, как будто хотел отогнать от себя призрачное видение.

Один из солдат что-то прокричал в темноту и замахал девушке, подзывая ее ближе. Сам воин продолжил что-то бубнить и даже описал рукой несколько кругов у своей груди, как будто перекрестился, но как-то по-особенному. Что он там такое говорил? Повторял все время одно слово какое-то, то ли «аланса», то ли «аранса».

Раздался дверной звонок. Черт. Андрей понял, что так и стоит у открытого холодильника. Вика уже приехал. Без завтрака я остался. Не, не надо ему ничего говорить, это сто процентов.

– А я ему и говорю: папа, тебя твоя наука до добра не доведет, – вещал Вика без остановки, сидя за рулем серебристой «десятки». – Не, ну ты, Андрей, представляешь, в полчетвертого ночи я в туалет пошел, еще потом специально на часы посмотрел, а он там все сидит за своими манускриптами. А самому, между прочим, вставать на работу к девяти, пара в университете. Я не знаю, он вообще-то ложился спать или нет. Отмахнулся от меня только, мол, иди сам спи, а мне не мешай. Сидит все про каких-то древнеассирийских воинов читает. А с утра я на него посмотрел – синяки под глазами размером с блюдце. Я ему: папа, ну ты бы хоть студентов своих постеснялся, в таком виде к ним ходить! Они ведь могут и не понять, что ты всю ночь за книжкой просидел, подумают, что синячил где-нибудь ночь напролет.

– А что за манускрипт-то? – поинтересовался Андрей скорее из вежливости, нежели из интереса.

Он едва понимал, что говорит Вика, все время думая о своем. Вернее, все его мыслительное пространство условно делилось на две области. В первой находилась Алина, а во второй – воин. Мыслями это назвать было сложно, так как он в общем-то ничего конкретного и не думал про них. Эти два образа просто постоянно находились в его голове, своим присутствием почти полностью блокируя его способность логически рассуждать. Отдельные слова, долетавшие до него со стороны Вики, только усиливали ту или иную область. «Пара в университете», – Алина, набережная у университета, остановка. Область с Алиной заполняла собой почти весь мысленный экран, вытесняя из него воина. «Читает про каких-то воинов», – и воин вновь выбирался из своего угла с громкими криками на непонятном языке.

– Да какая-то древняя рукопись. Он ее несколько недель назад… – Вика осекся, но продолжил, осторожно подбирая слова. – В тот самый день, когда авария в университете была, на улице нашел. Извини, Андрей, не подумал я. Давай про что-нибудь другое лучше поговорим.

– Да нет, продолжай, Вика говори, как есть.

Вика неуверенно покосился на товарища.

– В общем, во время той аварии все люди как люди, кто помогал, кто что, а мой папаша, даже признаваться стыдно, увидел на земле древнеассирийский манускрипт и начал спасать его. Видимо, кто-то из студентов из библиотеки нес, ну и выронил во всей этой неразберихе. Но вот тут и начинается самое интересное. Папа его подобрал, а когда понес в библиотеку, понял, что библиотечных штампов на нем нет. Никто про него там сказать ничего не может, в каталогах он не числится. Непонятно, откуда взялся. Он уже побывал в восточной библиотеке на Литейном и в Институте востоковедения. Там тоже про него никто ничего не знает. И вот мой отец с тех пор как помешался. Все твердит что-то про прорыв в мировой науке и все в таком духе. Я его знаю, у него часто подобные «прорывы» случаются. Правда, обычно они длятся от силы неделю, потом он, как правило, успокаивается. А тут никак не уймется, сидит все что-то расшифровывает. Какой-то там диалект особый, цитирую, «никогда прежде науке неизвестный».

Машина встала на светофоре перед въездом на Дворцовый мост. Здесь я тогда пошел пешком. Андрей бездумно рассматривал набережную и снующих по ней людей. Вдруг его взгляд упал на молодую девушку, которая стояла на набережной с большой фотокамерой в руках. Она что-то искала в настройках, пытаясь сделать удачный кадр. Андрей хотел разглядеть ее лицо, но оно было скрыто от него густыми кудрявыми волосами. Ее фигура, рост, цвет волос… Как две капли похожа на мою Алину. По крайней мере, со спины. Сердце Андрея забилось, но здравый рассудок тут же вернул его в реальность. Она умерла. Умерла, понимаешь?

Андрей понимал. Ему вдруг стало до боли ясно, что в прошлый раз, когда шел по этой самой набережной, он был по-настоящему счастлив. Он предвкушал новый важный этап в своей жизни. Мысль о том, что он был в двух шагах от создания своей собственной семьи, была ему особенно приятна, ведь сам он вырос в детском доме и о своей родне ничего не знал. Да и не хотел знать.

И вот он стоял на пороге чего-то замечательного и сказочного, и самое главное, созданного своими руками. И все это в один миг у него забрал какой-то пьяный идиот на внедорожнике. Андрею вдруг стало мучительно жалко самого себя. Он опустил лицо в ладони и начал громко плакать, захлебываясь своим горем.

Вика так оторопел, что даже не заметил зеленого сигнала светофора. Когда машины сзади начали сигналить, он тронулся вперед. Андрей вытер лицо рукавом и уставился в окно, пытаясь скрыть слезы от товарища.

– Знаешь что, Андрей, – сказал Вика после продолжительной паузы, тщательно подбирая слова, – я вот что предлагаю. Давай-ка ты у меня поживешь недельку-другую. Комната свободная у нас есть. Хоть все время с людьми будешь. А то так и правда с ума сойдешь, один-то.

– Да неудобно как-то, Вика. Чего я вам буду там под ногами путаться.

– Да ладно тебе. Отец со своей рукописью даже и не заметит, что у нас еще кто-то по дому ходит. Давай часов в шесть у выхода из бизнес-центра. Заедем к тебе за вещами, а потом прямиком ко мне.