Другой пример можно взять из живописи. Предположим, говорит Соуза, мы смотрим на полотно в музее и восхищаемся рисунком на нем. А что если это полотно на самом деле просто заплата, закрывающая дыру в стене на время ремонта? И, соответственно, рисунок на полотне получился путем того, что оно случайно обтерлось о стену со свежей краской? Предположим далее, что под этим полотном не успели убрать табличку, которая посвящена одному из полотен Пикассо. Мы по-прежнему будем восхищаться им, даже после того, как узнали его истинное происхождение? Соуза убежден, что нет, потому что есть разница. Конечно, не сам тот факт, что полотно было написано Пикассо придает ему художественную (но, возможно, не рыночную) ценность. Наше восхищение не обязательно должно возрастать от того, что мы прочитали табличку с именем художника. То, что ценится, – это само произведение искусства, а не тот факт, что оно создано кем-то. Однако Соуза настаивает: «Обычно имеет значение, результатом чего явился рисунок: просто случайного трения об окрашенную поверхность или благодаря артистическому гению […] Происхождение имеет значение. Как отмечено, случайное трение не является произведением искусства»243.

По аналогии, то же самое верно и для эпистемологии. Действительно, если принять простой релайабилизм процесса Голдмана, то здесь трудно возразить что-то против примера с кофемашиной. Если истина является единственной ценностью, то ценность процесса является чисто инструментальной, так же как если единственной ценностью является ценность вкуса жидкого кофе, то труд выращивающих кофе, производящих его и приготавливающих его является чисто инструментальным. Однако в представленной модели оценки убеждения на основе ААА-структуры истина является лишь одним из компонентов. Убеждение должно соответствовать критерию адекватности, а именно быть истинным благодаря компетенции. А для рефлексивного убеждения это дополнительное условие – адекватное восприятие адекватности первого уровня. Поэтому так же, как и в искусстве, в эпистемологии, по замечанию Соуза, акцент должен делаться не просто на результате, а на том, каким образом получен этот результат. В ЭД это – истинное убеждение благодаря интеллектуальной добродетели. Как пишет Соуза: «Когда успех, интеллектуальный или практический, атрибутируется субъекту, он получен благодаря способности (компетенции, навыку или добродетели), сидящей (sitting) в субъекте, и чья реализация достигает успеха в его действии или [интеллектуальной] установке»244.

В связи с вышеизложенным можно выделить теоретические преимущества релайабилизма добродетелей. Во-первых, релайабилизм объясняет, почему знание лучше, чем просто истинное убеждение – вопрос, который был центральным начиная еще с Менона. Мы ценим достижение выше, чем успех. Например, если рисунок на полотне стал результатом творческих талантов художника, то мы ценим его выше, чем если бы этот рисунок был результатом случайно пролитой уборщиком краски. Соответственно, истинное убеждение, в котором проявляются познавательные способности, имеет более высокую ценность, чем случайная догадка. Во-вторых, релайабилизм показывает важность атрибуции знания. В различных областях, будь то искусство или спорт, нам важно знать, как результат соотносится со способностями (ср. негативное отношение к допингу в спорте). Опираясь на это, релайабилизм решает упрямую проблему эпистемической удачи (проблему Геттиера). Знание как результат действия интеллектуальных добродетелей не является случайно истинным245

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.