Она резко вздохнула, как будто собираясь сказать что-то ещё, но поняла, что сказала всё.

И тут внезапно, как старый поржавевший механизм — сначала чуть дрогнув, затем очень медленно, через огромную противостоящую силу — голова Ньюта поднялась. Брови Майи взлетели вверх, ей вдруг на миг стало страшно от того, что он действительно всё услышал, но даже сквозь эту беспросветную черноту, в которую превратились его глаза, она смогла разглядеть в них что-то такое, из-за чего страх улетучился, и она даже смогла изогнуть губы в слабой улыбке. И через эту улыбку он должен быть сам всё понять.

Майя подалась вперёд и беспорядочно стала покрывать поцелуями его губы, шею, нос, щёки, лоб, прикрытые веки, шепча что-то не до конца понятное даже самой себе, гладить его по голове, по этим удивительным и мягким волосам, что так красиво развивались на ветру и переливались под солнцем. Она касалась губами каждой царапинки, каждой чёртовой взбухшей, налитой осквернённой кровью вены, словно заживляя их таким образом. И она чувствовала, как Ньют, слабо, почти невесомо, целует её в ответ со всей той нежностью, на которую вообще сейчас способен.

И стоило ей прикрыть веки, как она явно увидела перед собой того самого Ньюта, её Ньюта. Чистого, здорового, светлого, с белоснежной, но всё же самую малость подзагоревшей от работы на улице кожей и выгоревшей чёлкой, падающей на лоб, слегка прячущей за собой глубокие карие глаза, светящиеся насмешливой лаской, с вечно сведёнными к носу бровями и изогнутыми в полуухмылке губами. Не здесь, не в ПОРОКе, не в Жаровне, не в их базе у океана и даже не в Глэйде, а, наверное, где-то далеко, где они никогда и не были, но должно быть, очень скоро окажутся. И от этого по груди растеклось спокойствие, умиротворение. Она сильнее прижалась к нему, готовая совершенно ко всему, и Ньют — она чувствовала это — тоже.

Майя услышала, как затрещал над ними потолок, и не смогла не вздрогнуть. Ньют, отведя своё лицо от её замерших губ, посмотрел на неё так, как не смотрел никогда, как будто до сих пор до конца не верил, что она остаётся с ним. Майя попыталась снова улыбнуться, вдруг замечая, что она даже не плачет. Я с тобой Ньют. С тобой.

И он прочёл это. Слегка наклонил в бок голову, бросив мимолётный взгляд наверх, будто спрашивая, как когда-то: «Готова?»

Готова.

Майя прикрыла веки, глубоко вздыхая. Всё равно страшно, как ни крути. Хотя это, скорее, даже не страх, а какой-то непонятный трепет, возникающий в душе, когда вдруг становится точно ясно, что ещё минута — и всё закончится. И ясно не в голове, не простым осознанием, нет — это чувствуется всем телом.

Они прижались лбами друг к другу, замерли в немом ожидании, пока огонь, обвивая их своим хороводом, вдруг как будто бы стал пытаться укрыть их, спасти, хотя ведь только что сам был им врагом. Теперь уже врагов нет.

Новый, оглушительно громкий треск. Грохот. Встряска.

В последнюю секунду Ньют снова поцеловал её.

В последнее мгновение она вдруг явно почувствовала на кончике языка вкус клубники, в носу — запах океана и соломы, а глаза будто бы ласково кольнул последний луч закатного солнца.

В последний миг она поняла, что счастлива.