— А как же те люди, что жили с вами?
Хорхе поморщился.
— Если они не погибли, то разбрелись кто куда. Не знаю.
— И вам всё равно?
— Люди стали жестоки после всего, что с ними произошло. Сейчас все заботятся только о себе, максимум, о самых близких. У меня это Бренда.
— А как же друзья?
Мужчина горько усмехнулся.
— Хорошо, если вы привязаны друг к другу. С одной стороны. А с другой, в случай чего, вам будет очень тяжело. Нет никакой гарантии, что через полгода вы будете в том же составе, что и сейчас. Если быть хладнокровным, боли чувствовать не будешь.
— Вы несчастный человек… — негромко произнесла Майя и глубоко вздохнула, вспоминая слова Топанги, Глэйд, всех, кого они за это время успели потерять. И многих ещё потеряют?
Потом снова заговорили о Бренде и Томасе. Хорхе, видимо, почувствовав некую вину, стал ободрять их и утверждать, что увидятся они очень скоро.
— Бренда знает, где точно находится Маркус. Я тоже. Мы встретимся с ними прямо там. Надеюсь, мы либо опередим их, либо столкнёмся у входа. При ином раскладе могут возникнуть… Сложности.
— Что ещё за сложности? — напрягся Минхо, но латинос его проигнорировал, продолжив рассуждать вслух.
— Нам, конечно, добираться будет потруднее, чем им, в туннелях кроме шизов и препятствий-то особых нет, а для Бренды кучка шизов — это вообще ни о чём разговор…
— Шизов? — переспросила Майя. — Каких ещё шизов?
— Так мы — не помешанные простолюдины — называем заражённых.
Шизы. Шизы… Это словечко отлично вязалось с теми чудовищами, что напали на них в торговом центре. Уинстон тоже стал шизом…
Они обогнули две небольшие горы, когда начало светать, и за склоном третьей девушка уже могла разглядеть город. Чем ближе они к нему подходили, тем сильнее обострялись запахи (не самые приятные, надо сказать). А ещё в небо поднимались клубы густого грязного дыма, очевидно, от какого-нибудь костра.
Несколько часов — солнце уже поднялось и палило сильнее, чем раньше — ушло на то, чтобы оставить позади горы. Им на смену пришли побитые развалины, когда-то именуемые жилыми домами. Под ногами стал периодически попадаться всякий мусор, иногда встречались люди. Никогда Майя не видела таких людей: уставших, с посиневше-загорелой грязной кожей, красными глазами, укутанных в тридцать три одеяла или одежды, и настолько грязных и беспомощных, что внутри Майи вели борьбу отвращение и безграничная жалость. Люди бросали на их компанию безразличные взгляды, некоторые даже не смотрели, а просто проходили мимо. До ушей могло донестись их бредовое бормотание. Видя их ужас, Хорхе невесело усмехнулся.
— Нравится?
— Как такое вообще могло случиться?.. — качая головой, спросила Тереза.
— Тут и солнце постаралось и ПОРОК. Они отлично сработались… Скажу вам, это ещё не самая худшая картина.
— А как же Вспышка?
— Я сказал.
— Вы сказали ПОРОК и Солнце.
— Ну да. Вам что, ребята, не рассказали, откуда взялась эта дрянь?
Майя хотела было открыть рот, но оборвала сама себя ещё на мысли. Однако, от Хорхе это не скрылось.
— Говори, что хотела.
— Мне сказали… — неуверенно начала она. — Мне сказали, что вирус изучался в какой-то лаборатории, и произошла утечка, распространилась и…
— Ничего себе. — перебил её Хорхе. — Я знал, что ПОРОК вам правду не расскажет, но что бы они такое наплели…
— А на самом-то деле что случилось? — потребовалось напрячь мозг, чтобы понять, что голос принадлежал Лукасу. Майя обернулась и нашла его взглядом. Парень, сверкнув зеленоватыми глазами, улыбнулся ей своей светлой спокойной улыбкой. Девушка нахмурилась и отвернулась от него, однако отметила, что глубоко в груди от этой улыбки что-то шевельнулось. Она бы с радостью сейчас высказалась Фарклу, но тот шёл рядом с грёбаным Лукасом, и надо признать, что хотя они и все вместе слушали Хорхе, парни переодически начинали о чём-то разговаривать. Тут Майя почти обиделась на него. Ей что-то говорит про чрезмерное общение с Ньютом, а сам в нужные моменты фиг пойми с кем ходит!
Девушка надулась и стала демонстративно (вот только для кого, Фаркл на неё что-то даже не глядел) смотреть на свои грязные, потёртые кроссовки.
— После солнечных вспышек, когда всё успокоилось и Земля, по идее начала было восстанавливаться: пара дождей прошла, растения начали пробиваться и так далее, люди выдохнули. Казалось бы, теперь нужно просто начать спокойно существовать! Солнце перестало вспыхивать, температуры постепенно спадали. Но Правительство тогдашнее — выжившие правители стран, когда они ещё существовали — так не считало. Процент проживающих на планете людей был слишком велик по отношению процента ресурсов и элементарной еды на жизнь этим самым людям. Поэтому они решили сократить их количество. Выработали где-то в своих подпольных лабораториях вирус и поубивали несколько десятков деревень. Но вирус оказался не так прост. Он смог мутировать, причём очень быстро, никто ничего не смог сообразить. Чёрт знает как, он оказался в воздухе. Заразились те, кто не должен был, и не умерли, как это должно было произойти, а сошли с ума. Ну, вы шизов видели. И всё, что делать непонятно. Распространяется эта зараза быстро. Члены Правления тоже начали один за другим подхватывать. Их, естественно, убивали тут же. И вот выжившие из Правления собрались все вместе, спрятались где-то там на севере и стали искать лекарство.
— Так ПОРОК пытается исправить свою же ошибку… — Фаркл вздохнул. — Ошибку, которая всему миру дорогого стоила. А как они поняли, что мы иммуны?
— Не помню. Кажется, они наткнулись на малышку, в которую вирус ещё шприцом ввели, чтобы уж наверняка, а ей ничего. И не умирает, и с ума не сходит. Ранка на ручке осталась и всё. Тогда они всё и поняли.
— Слава этой девочке. — усмехнулась Майя. — А кто она, не знаете?
— Я не работаю в ПОРОКе, не видел. — почти огрызнулся Хорхе. Частые разговоры о ПОРОКе его явно раздражали. — Это очень долгая и муторная история, если вам будет интересно, я, по завершению всей этой котовасии, напишу вам учебник по истории на эту тему! Пришли. — Хорхе ускорил шаг, остальные пошли за ним.
Обойдя где-то два дома (Майя с трудом могла различить, где заканчивалась «стена» одного и начиналась «стена» другого) они вышли к некому подобию площади. Хорхе махнул глэйдерам рукой и, пробираясь через толпу беженцев, пошёл к большому зданию напротив. Даже на таком расстоянии, на котором они были, из-за бетонных, облезло-побелённых стен слышалась тяжелая и громкая музыка. И чем ближе они подходили, тем становилось громче, казалось, что от битов подрагивает вся земля.
Стены были обвешаны пёстрыми и совершенно безвкусными тряпками, платками и полотнами, причём, в завидно больших количествах. Около входа, который представлял собой ковёр, завешивающий дырку в стене, привалившись к стене, сидели люди. Они — грязные и ободранные, худые настолько, что все кости можно пересчитать без особого труда — легонько раскачивались, странно хихикали, бормоча что-то самим себе под нос. У некоторых Майя заметила сжатую в костлявых руках бутылку, и её невольно передёрнуло. Они пошли в опасной близости от этих людей, из-за тесноты прохода буквально перешагивая через их вытянутые ноги (реакции с их стороны не было никакой) ко входу.
— Детишки… — словно сквозняк, откуда-то снизу, в районе самых ног расползлось противное шипение. — Иммуняки… Что б вас всех на опыты…
Майя резко остановилась. Мужчина, плешивый, с парочкой выбитых зубов, в рваной заляпанной тельняшке, сидел прямо под ней, выставив вперёд исхудалые босые ноги, на которых слой грязи уже мой сойти за обувь. Заметив, что девушка на него смотрит, он оскалился, и у Майи внутри всё похолодело.
— Смотри, смотри… И пусть я тебе в кошмарах появляться буду… Все мы покойники, все… Вас даже ваш чёртов иммунитет не спасёт… Я лично перегрызу тебе твоё гладенькое нежное горлышко… — прохрипел старик и, вздохнув, уперся затылком в стену, закрыл глаза. Сил на дальнейшую ненависть у него уже не было.