Порез новой боли заставил Майю нервно вдознуть воздух. Лукас замер в миллиметре от её губ.

Нет, Лукас, не уходи, прошу тебя…

— Тебе больно.

— Боль от тебя сравнима с блаженством, — чуть слышно прошептала она, разгоняя слёзы и темноту.

Фрайер прикрыл веки, снова прикосаясь к её губам. Родная моя… Он не выдержит если и сейчас промолчит. Это вырывается из него, впервые за всё долгое всемя.

— Я люблю тебя, Майя, — он сказал это шёпотом? А показалось, что прокричал на весь мир. Майя хлопнула ресницами и сдавленно улыбнулась.

— Я знаю.

— Сама скромность.

— Эй! Сейчас вызову Джонса и он тебя от сюда вышвырнет раз так! — блондинка показала ему язык.

— Боюсь, боюсь.

— И правильно делаешь! А то как… — она не смогла договорить — два миллиметра, что разделяли их испарились. Лукас снова погрузился в мягкость и сладость мяты, мёда и шоколада, зарываясь пальцами в душистые светлые волосы. Всё это сносило ему крышу. Она сносила.

— Я унесу тебя… Мы наконец-то будем вместе.

— Ну и как же ты собрался это сделать?

— Ты вечно забываешь, что весишь как пара виноградинок, — он чмокнул её в нос, ухмыляясь. Майя закатила глаза, но всё же позволила Ковбою снова поцеловать её. А может она это сделала сама?

Они прижались друг к другу лбами, тяжело дыша, с трудом сдерживая ту свободу, ту любовь, что вываливалась из них, и тихим хором прошептали:

— Я тебя люблю.

И снова лёгкое касание губ, которое всё само за них сказало. Они столько лет шли к этому. Через боль, через слёзы, разлуку, и наконец могут точно сказать, что любят друг друга. Любят сильнее, чем люди вообще умеют любить.

Госпади, пусть весь мир остановится! Пусть Шон, Кэти, Райли, Фаркл или там доктор Джонс никогда не входят сюда!

Он сам её вылечит.

Он уже это сделал.

А их жизнь только началась!