Чёрт.

В узкой щели показался один глаз Терезы, а затем и вся голова. Ньют откинулся на спинку стула и, с как можно более безразличным видом, повернулся к ней.

— Он уснул. — негромко сказала девушка. — Я тут с тобой посижу, можно?

— Зачем? — вырвалось у парня.

— Буду на тебя глазеть, пока ты под моим взглядом не превратишься в жижицу. — усмехнулась Тереза.

Ньют нервно улыбнулся. Да, тупо. Ничего не скажешь.

Парень сделал приглашающий жест рукой, и она зашла, бесшумно закрыв за собой дверь. В комнате Ньюта не было ничего, что могло бы вызвать у неё интерес, однако Тереза оглядела её с большим любопытством, после чего уселась на кровать. При довольно тусклом освещении одинокой настольной лампы, её волосы казались ещё темнее, чем обычно.

— Я думала, ты уже лёг. — Ньют моргнул, переваривая её слова. Он снова рассматривал её, и снова вылетел куда-то в параллельные миры. Ну зачем она пришла?.. Ладно, пришла, зачем он её пустил? Вот, она думала, что он спит. Сейчас всего-то нужно сказать, что он уже ложиться, и тогда страданиям придёт конец.

— У меня завтра выходной. Засиделся немного, раз есть возможность…

Идиот.

Взгляд Терезы, до этого всё так же скользящий по разным полкам, остановился на его столе. Она подвинулась ближе и достала из-под конспекта и толстенного учебника книгу, которую Ньют взял со стеллажа. Она литературу по какой-то энергетике определяет что ли? Как она, не видя ни обложки, ни корешка, поняла, что это не какая-нибудь книжка с формулами?

— «Портрет Дориана Грея»? — хмыкнула Тереза, мельком пролистывая страницы. Расселу даже показалось, что в тот момент, когда листы уже не новой бумаги сменяли один другой, она глубоко вздохнула. — История о несовершенстве и ужасном тщеславии людей, о том, что они всегда пытаются сохранить что-то приятное, но не вечное, жить одними только страстями и пылкими желаниями, жаждой нескончаемых острых ощущений, и даже готовы ради этого превратить себя в совершенно безнравственное чучело — нечеловечное и безразличное ко всему, кроме себя самого?

— Ого. — только и смог сказать Ньют. Сюжет он знал, мягко говоря, поверхностно, но описание Терезы просто поставило в тупик. А он-то думал, что тупиковее некуда.

Брюнетка зажала в пальцах открытые последние страницы и повернулась, а парню.

— И как тебе?

— Я только начал. Вернее, почти начал. А тебе, судя по всему, не очень, да?

Тереза поджала губы.

— Не то что бы. Главный герой, конечно, придурок. Безусловно, он виноват в этом не сам, в конце он взялся за ум, погиб с чистой совестью, и ля-ля-ля, критики разное говорят, но факт остаётся фактом — он просто подонок. Всегда был — Генри просто помог этому вылезти наружу. Но в этом и суть.

— Тебе нравится читать про подонков? — ехидно усмехнулся Ньют.

— Мне нравится читать про людей. Дориан Грей — выражение, пусть и преувеличенное, обычной человеческой природы. Иными словами, мы все подонки — кто-то больше, кто-то меньше, кто-то понимает, что так жить не правильно и берётся за ум, а кто-то так и умирает — не достигнув в жизни ничего, зато испробовав все её самые яркие вкусы. Вот ты знаешь хотя бы одного человека, неспособного к слабости против собственных влечений?

— Я знаю себя.

Тереза отмахнулась от него.

— Ты не в счёт, с тобой всё просто. Такие люди, как ты просто выше всех соблазнов, их для них нет. Ты не человек, а калькулятор на ножках.

— Эй! — возмущённо всплеснул руками Ньют. — Ты же у нас вроде историк, а не специалист по психологии.

Она вскинула брови.

— А одно отменяет другое? Как ты собираешься разбираться в поступках людей, не зная, что творилось у них в голове?

— Люди все разные, к каждому в голову не залезешь.

— История и литература как раз показывают, что люди все ужасно разные, и в тоже время совершенно одинаковые. Во все времена.

— Да, ты фанат своего дела.

— А ты разве нет?

Ньют хмыкнул.

— Ага, калькуляторы вроде меня каждый раз кайфуют, когда в них тычат.

Тереза легонько пнула его, широко улыбнувшись. Но тут улыбка с её лица сползла, а взгляд упёрся в одну точку. Она резко встала, чуть ли не подбежала к комоду, на который Ньют взвалил всё, что ему вообще не нужно, но он почему-то не оставил это у родителей, и, присев на колени, восхищённо стала рассматривать его старый радиоприёмник — большую деревянную «коробочку» с широкой, уже потрёпанной, тканевой полосой динамика и кучей всяких никому не понятных кнопочек.

— Это что твой? — почти шёпотом спросила она, осторожно проводя пальцем по ткани.

— Родители на Рождество подарили пару лет назад. — почему-то тоже шёпотом ответил Ньют. — Шестьдесят шестой год, что ли…

— Шестьдесят первый.

Тереза заворожённо покрутила тумблеры и обернулась к парню. Даже в полумраке он заметил, как горели её глаза.

Чудная она всё-таки эта Тереза.

— А он работает?

Ньют равнодушно пожал плечами.

— Не знаю. Я им не пользуюсь особо. — ответил он, подсознательно надеясь, что она оставит прибор в покое.

Брюнетка, будто не услышав его, ткнула в одну из тугих кнопок. Та щёлкнула, и приёмник противно и довольно громко зашуршал. Ньют невольно поморщился и зажмурился, пока Тереза колдовала над приёмником.

Шум раздавался в ушах то громче, то тише, то вместо него что-то начинало пищать, так, что даже глухой услышит. Наконец, где-то через минуту его мучений, со стороны приёмника зазвучала негромкая музыка.

Парень открыл глаза. Около прибора, всё так же на коленях, сидела Тереза и довольно улыбалась, как будто целый мир от апокалипсиса спасла. У Рассела это почти вызвало улыбку.

Песня была медленная, знакомая. Успокаивающим бальзамом она разлилась у Ньюта в голове, и, кажется, смогла хоть на толику, но снять это нескончаемое напряжение. За это Рассел был благодарен, возможно навязчивому, историческому любопытству его соседки.

Стоп. Соседки? Он уже воспринимает её, как реального соседа по квартире, такого же, как Минхо? Нет, она конечно, живёт у них в квартире вот уже пятый день, готовит, помогает…

Но стоит ли?

Всё. Это. Временно.

♪ I could stay awake just to hear you breathing

Watch you smile while you are sleeping

While you’re far away dreaming ♪

Ньют, погружённый в свои запутанные мысли, почти не заметил, как Тереза, до этого мирно покачивающаяся в такт музыке, встала на ноги и, подойдя, приглашающе протянула ему руку. Когда же он увидел терпеливо ожидающую маленькую ладонь рядом со своим лицом, то впал в настоящий ступор.

— Что? — тупо спросил он.

— Потанцуем?

Ньют почувствовал, как где-то в груди вместо привычного сердечного удара по рёбрам грохнули молотком.

Он посмотрел на Терезу, которая выглядела в отличие от него совершенно невозмутимо. Хотя, розоватые щёки её выдавали.

Ньют облизал пересохшие губы и выдавил:

— По-моему, это я тебя должен приглашать…

Ничего умнее, чем «задежавюжить» ситуацию, он не придумал. Тереза, однако, видимо оценила его отсылку и послушно убрала руку. Но сама ответила по-другому:

— Ну, тогда пригласи.

Пригласи… Она над ним издевается! Он за всю жизнь ни с кем, кроме сестры не танцевал, и то это было в одиннадцать лет и на юбилее бабушки. А тут — девушка, почти незнакомая, и очень, очень красивая. С точки зрения биологии, конечно.

Она делает шаги к тому, чтобы стать ближе, что, в принципе, разумно, но загвоздка в том, что Ньют просто не может шагнуть навстречу. Хоть ты что. Не может. Боится он её, или, может, себя, Рассел не понимал, но каждый раз что-то внутри щёлкало и заставляло отвернуться. А потом неосознанно засмотреться на чуть волнистые тёмные волосы, которые она смахнёт с плеча.

Живой интерес — Тереза стала фактически инопланетянином, живущим за стенкой. Он ничего не знал о ней, а она о нём, но он видел её так часто, что эти пять дней уже кажутся ему годами. Он совершенно не знает, что происходит в её голове, что она чувствует, чего от неё ждать.