Фашистские части уходят в метель. Туманные, синие тени. Услышав гул моторов, солдаты падают и уползают подальше от дороги. Иван Рудаков, старший стрелок-радист, щедро поливает их свинцом из пулемета.
На встречном курсе идут транспортные "дугласы". Москва шлет Ленинграду помощь. Воздушные корабли плывут, соблюдая интервалы, приветствуют нас покачиванием крыльев. Василий Балебин и Преображенский отвечают тем же.
Внизу - торосистый лед. Под нами озеро. Мелкие корабли пробираются в черных разводьях Ладоги. Они тоже опешат к Ленинграду. Везут хлеб, мясо, снаряды. А вверху - новая группа "дугласов". Их ждут в Ленинграде!
Обломки стен вокзала. Торчащая почерневшая труба водонапорной башни. Возле трубы дымятся два поврежденных "юнкерса". Хвосты кверху. Моторы зарылись в землю.
Воздушная волна подхватывает наш самолет. Штурман сигналит.
- Не глубоко ли мы забрались вправо? Надо свернуть левее градусов на десять.
Полковник ведет самолет левее.
С заснеженной земли снопами брызнули артиллерийские выстрелы. Балебин идет на бреющем, самолет его будто скользит по макушкам деревьев. Летчик что-то заметил. На полянке гитлеровцы притаились у стогов сена. Наши стрелки прострачивают скирды. Поодаль горят крестьянские дворы, скотные постройки, бани. Там только что похозяйничали немецкие факельщики.
Бесконечная цепь пожарищ, дымы уходят за горизонт.
Хохлов отмечает на карте карандашом: Поповка, Дубровка, Марьяновка.
Где-то близко село Грузино. Над этим поселком погибли Василий Алексеевич Гречишников, его штурман Александр Иванович Власов, стрелки Матвей Семенков и Николай Бураков.
...Было это 24 октября 1941 года. В окрестностях Тихвина появились колонны немецкого мотомеханизированного корпуса. Скопление танков создало у гитлеровцев затор.
Машина Гречишникова легла на боевой курс.
Многим известен этот полный риска и опасностей боевой курс.
Море огня, ярость вражеских зениток, бомбы еще не сброшены, а левый мотор, горит. Машину ведет вправо. Заполыхал и правый мотор. Что делать? Машина быстро окутывается дымом. Гречишников понял, что выход один: как можно дороже заплатить за жизни друзей и собственную.
Летчик направил горящий самолет с бомбами в гущу вражеских танков. Последний боевой удар.
В поселке Грузино видели пылающий самолет, врезавшийся в колонну немецких танков.
Над поселком, где погибли Герой Советского Союза Василий Алексеевич Гречишников, Александр Иванович Власов, Матвей Потапович Семенков и Николай Анисимович Бураков, полковник Преображенский покачал крыльями самолета.
Застывшие узкие реки, мертвые железные дороги. Самолет возвращается к Шлиссельбургу. Именно тут немецкое командование хотело намертво замкнуть кольцо вражеской блокады вокруг Ленинграда.
Горит Шлиссельбург.
Клубы бурого дыма высоко поднимаются к небу. Поодаль идут в атаку наши матросы. Шинели, бушлаты... Моряки идут с винтовками наперевес.
Встает в памяти прошлое и настоящее: "Память Азова", "Броненосец Потемкин", "Аврора", крейсер "Киров", гражданская война и Великая Отечественная... Где только не бывали моряки. Они бились в первых рядах среди красноармейцев. Их видели на Волге, на Дону, на Черном море. Где только не сложили они свои храбрые головы!
- Смотри, - говорит мне штурман, - наши моряки пошли в атаку! '
И впился глазами в окошко кабины.
Преображенский ведет самолет вдоль шоссейной дороги на Тихвин. Не дорога, а кладбище. Пейзаж кругом жуткий. Взорванные, но еще дымящиеся танки. Расколотые кирпичные здания, водокачка. Обгоревшие стропила. На кроне одинокого дерева двумя легкими колесами повисла пролетка. Скрюченные и порванные телеграфные провода. Перевернутые грузовые автомобили, а рядом выброшенные взрывами мертвые водители. Не зря немецкие солдаты прозвали Тихвинскую дорогу дорогой смерти.
Крепкий мороз. Ноги стынут даже в унтах. Руки примерзают к перчаткам. Но сердце наполняется радостью. Немцы, конечно, не забудут этой дороги.
Догорающий костер. Вокруг костра сидят, сгрудившись, "завоеватели". Высота полета не больше ста метров. Мы проходим совсем близко. Приткнувшиеся к скирде фрицы не шелохнулись. Они замерли.
Там, за синеватой далью, действуют народные мстители. Целый партизанский край образовался в тылу у немцев. Земля горит под ногами фашистов и здесь, под Великим Новгородом, и под Псковом, и под Великими Луками.
Позже мы узнали, что по дороге, над которой мы летели, спасались бегством некоторые немецкие части из 3-й и 12-й танковых дивизий, 20-й мотопехотной и совсем свеженькой 16-й пехотной дивизии, переброшенной из Нарвы. Все они были крепко потрепаны нашими бомбардировщиками. В Нарву ходили летчики Иван Шаманов, Петр Летуновский, Александр Разгонин, Аркадий Чернышев, Михаил Советский, Юрий Бунимович.
10-я дивизия хотела вырваться из кольца, в котором оказались войска генерала Шмидта, но еще на полпути до Тихвина дивизия потеряла половину своего состава. Ее активно уничтожала наша морская бомбардировочная авиация.
Чуть в стороне от дороги мы увидели каменную громаду старинного Тихвинского монастыря - древнейшую страницу российской истории. Монастырь горел. Оползала земля, рушились кирпичные своды.
На окраину города врывались воины Красной Армии.
Советские танки, подскакивая на ухабах, продвигались к городу с трех сторон.
Баянист
Мы только что приземлились. Летели в пепельной дымке, в моросящем дожде. Временами дождь висел над нами, как паутина, застывал на стеклах штурманской кабины, оставляя мелкие ледяные стежки на фюзеляже.
Преображенский быстро вышел из кабины и приказал готовить самолеты к очередному вылету.
Техники, механики и мотористы сразу же приступили к работе.
- Товарищ полковник, вы ведь очень устали. Может, наша "шестнадцатая" не пойдет на задание? - предложил техник Колесниченко.
- Никак нет, - чуть смутившись оттого, что его усталость замечена, ответил Преображенский. - Обязательно полечу.
Не хотелось Евгению Николаевичу признаваться в том, что и ему свойственны человеческие слабости. "Командир всегда должен показывать подчиненным пример выносливости, собранности, выдержки, как бы порой трудно ни было", - вспомнил он наставления своего инструктора по летной школе Героя Советского Союза Василия Сергеевича Молокова.
Вечерняя лиловая морось сгущалась. От ближайшей стоянки спешил комиссар Оганезов. Вся его фигура выражала нетерпение:
- Вы слышали новость? Подполковник Тужилкин нашелся. Шифровку только что получили.
- А я что говорил? - воскликнул полковник. - Старик Тужилкин найдется. Эт-то, батенька, живучий старик!
Усталость словно рукой сняло. Глаза Преображенского мгновенно стали веселыми, молодыми, к нему вернулась привычная бодрость.
Еще несколько дней назад Тужилкин, отправившись на боевое задание в плохую погоду, радировал с пути: "Возвращаюсь на базу", но как ни ждали его, так и не вернулся. Сколько было волнений в полку!
Сообщение комиссара Оганезова было самой большой радостью. По этому случаю полковник Преображенский, поднявшись к себе в комнату на второй этаж деревянного дома и развернув одеяло, в которое был заботливо укутан баян, с наслаждением заиграл любимую песенку:
"Иду по знакомой дорожке, вдали голубеет крыльцо". С Евгением Николаевичем так уже бывало не раз: грустно ли, радостно - руки сами тянутся к баяну.
- Тося, - шутливо сказал он вошедшей девушке, - ты бы нам подтянула? Давно тебя не слышно, артистка! Курносая официантка зарделась:
- Что вы, Евгений Николаевич! Артисты вот приедут... Они и споют.
К вечеру в полк действительно приехали артисты. Худощавый юноша-баянист, Витя Алексеев, сидя на табурете, аккомпанировал выступавшим.
Концерт шел хорошо. Полковник аплодировал, бросал шутливые реплики, вместе с другими просил повторить номер и от души смеялся.
- Что же вы, товарищи артисты, сами отдыхаете, а другу своему передышки не даете? - смеясь, сказала Тося Валова.
