Историческое повествование этой книги заканчивается смертью Адриана в 138 году н. э., хотя обстоятельства существования грекоязычных провинций при его преемнике Антонине Пии не изменились. Перемены начали происходить с началом войн Марка Аврелия против парфян в 161 году н. э. Я избрал правление Адриана последним эпизодом данной книги не потому, что он лучше известен широкому читателю, нежели его наследник, и не потому, что он укрепил границы Римской империи, положив конец великому наступлению, которое вел его предшественник Траян. Я выбрал его потому, что создание Панэллениона – совета, который, по крайней мере теоретически, включал все города греческого происхождения, – символически завершает цикл, начатый попытками объединения эллинов, предпринятыми Филиппом II Македонским и его сыном Александром. Поскольку единство греков или его отсутствие – одна из наиболее общих тем данной книги, целесообразно, чтобы рамки повествования задавали Панэллинский союз Филиппа II и Александра и Панэллинский совет Адриана.
Александр начал поход против Персидской державы в качестве предводителя греческого союза, целями которого были заявлены освобождение эллинских городов Малой Азии, находившихся под властью варваров, и месть персам за разрушение греческих святилищ в 480 году до н. э. Он так и не смог простить спартанцев, мощная держава которых не присоединилась к альянсу, что не позволило ему объявить себя лидером союза всех эллинов. После первой своей победы при Гранике Александр сделал подношение богине Афине в Афинах. В короткой посвятительной надписи он не преминул уязвить единственного врага, которого не смог победить в открытом сражении: «Александр, сын Филиппа, и все эллины, кроме лакедемонян, взяли от варваров, обитающих в Азии». Адриан не пытался преуспеть там, где потерпел неудачу Александр; его Панэллинский союз не имел ничего общего с военным альянсом последнего. Именно это различие между двумя разными версиями сплочения греков – в одном случае направленного против врага-варвара, в другом – объединяющего эллинов в рамках административной системы Римской империи, – делает правление Адриана подходящим заключительным аккордом данной книги.
Четыре с половиной столетия спустя после кампании Александра греческие города – теперь уже все греческие города – вновь оказались подчинены имперской власти: на этот раз – Рима. Родной город Александра Пелла стал римской колонией; названная в его честь Александрия Египетская продолжала быть главным портом Средиземноморья, но утратила свое значение центра политической власти, которое удерживала с III века до н. э. Несмотря на решительное утверждение римской политической власти почти над всеми землями, на которых проживало греческое и грекоязычное население, самобытное греческое самосознание, выделявшее эллинов среди прочих, не изменилось. Есть все основания изучать историю греков под властью Римской империи обособленно – в той же мере, в какой мы можем исследовать историю евреев, германцев, иберов, бриттов или любой другой включенной в ее состав этнической группы. Как известно, это «греческое» самосознание было гибким и податливым. Дальновидные греческие авторы даже могли объявлять римлян потомками греческого рода, если это помогало им примириться с римским господством; эллинизированные города Малой Азии могли войти в Панэллинский союз, сочинив доказательства того, что они были основаны греческими героями или колонистами; почти каждый, кто имел эллинское образование и был гражданином города, действительно или якобы основанного эллинами, мог считаться греком вне зависимости от того, носил ли он греческое, фракийское, иранское или латинское имя.
Интеллектуалы Афин, Эфеса или Александрии могли с презрением относиться к эллинизированному населению Малой Азии или Балкан, но в космополитичном мире Римской империи с его обширными сетями политических, экономических, культурных, социальных и религиозных связей «история греков» не может быть сведена к тем регионам, где греческие города и колонии имелись до завоеваний Александра; надо рассматривать и те области, где греки поселились в годы существования державы Александра и царств его преемников. Потому в географическом плане я придерживаюсь расширительного подхода к истории греков от Александра до Адриана. Главное внимание будет уделено областям, которые лучше всего представлены в использованных нами источниках и имели наибольшую концентрацию греческого населения, – материковой Греции, островам Эгейского моря, Малой Азии, Сирии, Киренаике и дельте Нила в Египте. Но как в историческом повествовании, так и в обзоре важных политических, социальных, религиозных и культурных процессов я стараюсь не забыть западных греков Сицилии и Южной Италии, греческие города вдоль западного и северного побережья Черного моря и эллинов Центральной Азии – Афганистана, Пакистана и Северной Индии.
Общими чертами «долгого эллинизма», также отличающими его от предыдущих эпох, являются важная роль монархии; явное стремление к захватнической политике, характерное как для эллинистических царей, так и для римского сената; тесная взаимосвязь политических процессов на Балканах, в Италии, Причерноморье, Малой Азии, Ближнем Востоке и Египте; повышение мобильности населения в этих областях; распространение городской жизни и культуры; развитие технологии и постепенно возникающая однородность языка, культуры, религии и институтов. Все эти явления не были столь масштабны до завоеваний Александра.
Поистине эта эпоха – эра космополитизма, какого никогда не достигал ни один предшествующий этап греческой истории. Многие феномены «долгого эллинизма» находят параллели в современном мире, и «современность» этой исторической эпохи делает ее еще более привлекательной как для историков, так и для внимательных наблюдателей наших дней и времен. Я кратко прокомментирую четыре из них: глобализацию, образование мегаполисов, появление новых религий и принципов государственного управления.
В силу взаимосвязанности обширных территорий Европы, Азии и Северной Африки эллинистический мир и Римская империя справедливо рассматриваются в качестве ранних примеров глобализации. Конечно, современный термин «глобализация» может применяться здесь лишь в кавычках. Во-первых, эллинистическая сеть коммуникаций покрывала не весь земной шар, а лишь то, что современники называли ойкуменой; во-вторых, многие тогда считали обитаемый мир не шаром, но диском, окруженным Океаном. Тем не менее широта взаимных связей в областях, известных грекам и римлянам, поражает. Завоевания Александра не создали долговечной империи, но породили огромную политическую сеть царств, владений полусамостоятельных династов[2] и полисов (городов-государств), растянувшуюся от Адриатического моря до Афганистана и от Украины до Эфиопии. Эти государства имели сношения с Италией, греческими колониями в Южной Франции, Карфагеном в Северной Африке и империей Маурьев в Индии, образуя тем самым сеть, охватывавшую весь известный мир, за исключением Китая. Римские завоевания увеличили этот взаимосвязанный мир, прибавив к нему Центральную и Западную Европу, а также значительную часть Северной Африки. Уже в середине II века до н. э. государственный деятель и историк Полибий, рассуждая о ранних этапах экспансии Рима, полностью осознавал внутреннюю взаимосвязь всего Средиземноморья и ввел термин symploke («переплетение, сцепление»).
Крайне интересен вопрос о том, каким образом эти перемены повлияли на жизнь людей и на организацию и культуру чрезвычайно разнообразных сообществ. При поверхностном наблюдении заметно возрастание однородности различных сторон жизни. Греческий язык стал lingua franca эллинистических царств в Азии и Африке и остался таковым в восточных провинциях Рима; он часто использовался в Италии и западных провинциях, особенно среди интеллектуалов и иммигрантов с Востока. В отдаленных землях распространились греческие и римские правовые институты. Культура в большинстве своих проявлений – от облика городов до одежды, от мужских бород до женских причесок, от стиля произведений искусства до форм ламп, освещавших ночную жизнь, от риторических техник публичного выступления до способов развлечения – демонстрировала поразительный уровень единообразия, следуя за тенденциями, рождавшимися в главных политических и культурных центрах.
