— Ну уж нет! — зло выплюнул Император, держась за сердце. — Стража! Это измена, в темницу ее!
Вот это, конечно, было уже лишнее.
Я только настроилась на то, что жизнь налаживается и вообще, все в шоколаде, а тут такое.
— Эй, ты чего? — обиженно спросила я. — Нельзя же так с семьей?!
— Посидишь и подумаешь над своим поведением, месяцок другой, а может годик, или десяток лет, — рявкнул мрачный Визерис и повернулся к Данте. — И ты тоже, развел мне тут балаган…
Разогнулся, приосанился и ровной походкой, ну, насколько это было возможно после всех полученных от наложниц травм, пошел к стражникам, указал на сына и кинул вслед:
— Взять его, чтоб из покоев и носа не показывал! Завтра же к оркам. Выполнять!
Стража долго не решалась ко мне подойти, видно здорово я шороху навела, я даже зауважала сама себя, но, в какой-то момент, свет вдруг резко погас.
И конечно, за погасшим светом последовало ужасное пробуждение. Куда уж без этого.
Голова была деревянная, во рту стойкий привкус горечи. Тело ломит, а желудок настойчиво просит еды.
Я не сразу сообразила, где нахожусь и в какой позе, вокруг была кромешная темного, и я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.
— Ну что, довыпендривалась, Ева, — хмуро заговорила я сама с собой. — Ну вышла бы ты замуж, подумаешь. Годик бы отмучилась, а потом гляди, надоела бы и скрылась где-нибудь подальше отсюда.
Время в темнице текло незаметно, я абсолютно не понимала, который сейчас час.
Лишь по усиливавшемуся вою желудка и общей слабости я догадывалась, что прошло около суток.
Я все думала, думала, не переставая. А чем еще заниматься?
Откровенно говоря, в какой-то момент я уже даже начала оправдывать Визериса и его варварство. Ведь он же не абы кто, Владыка, император.
— Тьфу, уже крыша поехала, — отругала сама себя. — Жертва Стокгольмского синдрома, не иначе. В этот самый момент послышался громкий скрип, открылась каменная дверь и с факелом наперевес вошел Ралион.
Узнала я его, конечно, гораздо позже. Сперва я не могла открыть глаза и долго привыкала к свету.
— Попей, — тихо сказал мужчина и поднес к губам флягу с холодной водой. Я, конечно же, начала глотать воду, быстро и жадно, будто куда-то опаздываю.
Привыкнув к свету, я обнаружила себя подвешенной цепями, скованной, словно в металлический кокон.
— Не торопись, а то подавишься, — предупредил Ралион и терпеливо подождал, пока я напьюсь. Я хотела задать тысячу вопросов, еще я хотела поблагодарить за питье, но не смогла и слова, лишь тихо захрипела.
— Знаю, тебе тяжело, но потерпи немного, Данте поможет, — попытались меня успокоить.
— Данте? Его же тоже схватили? — неизвестно откуда найдя в себе силы прошептала я, на что гость лишь улыбнулся:
— Его так просто не возьмешь, — затем Ралион быстро смочил руку и протер мне влажной ладонью лицо, после попрощался. — Мне пора.
Мужчина аккуратно погасил факел, тихо закрыл дверь и ушел.
Что самое удивительное, я ему поверила. Мне искренне хотелось верить хоть кому-то, я до последнего не хотела принимать факт своего заточения.
Через какие-то пару минут я и сама не заметила, как уснула. Впала в долгое тревожное забытье.
Снились мне странные сны, как и в прошлый раз.
Снова родной мир, любимая моя машинка, одинокая квартира и я сама. Такая, какой была раньше. Длинноволосая платиновая блондинка с варениками на пол лица, с ужасными накладными ресницами, под тяжестью которых веки едва открывались. Даже смешно, что было во мне красивого? Только фальшь.
В своем сне я стояла возле зеркала, рассматривая старую себя в отражении, и меня же рассматривали в ответ.
— Я не такая, — говорила я.
— Такая, — отвечали мне, угрожающе показывая кулак.
— Я ничего не сделала! — злилась я.
— Сделала! — вторили мне и обиженно надували губки.
А потом появился Данте и обнял меня:
— Вот я и в твоем сне, — приветливо улыбнулся эльф и с нежностью поцеловал меня в макушку. — Совсем скоро, любовь моя.
— Но… — захотела поспорить я, только не с кем было спорить: Данталион испарился.
А я вдруг поняла, что не сплю.
В темнице было очень жарко, легкие обжигал горячий воздух.
Сложно было дышать, еще и в ушах звенело. Веки никак не хотели слушаться, а когда наконец-то получилось открыть глаза, я чуть не взвыла от страха. Кругом был огонь, я лежала на накалившемся каменном полу обнаженная, без следа кандалов и цепей. Лишь красные полосы на конечностях напоминали о том, что еще совсем недавно я была скованна.
Попытавшись встать, упала и больно ударилась. Но и этого краткого подъема оказалось достаточно, чтобы рассмотреть: я в той же каменной камере, за исключением ее содержимого. Казалось, все выжжено дотла.
Воздуха не хватало и от этого кружилась голова.
Я подползла к самой двери, к слову, тоже каменной, припала к небольшой щели внизу, стараясь получить хоть немного кислорода.
Но пламя последовало за мной.
Стало ясно, как дважды два: это не поджог или возгорание, это я.
Я горела, словно факел.
Где-то за дверью была слышна беготня, видимо, о стража уже в курсе происшествия.
Совсем близко послышались шаги.
Кто-то подошел, попытался открыть дверь, но вскрикнул и выругался. Обжегся, наверное.
А затем наступило блаженство. Каменная дверь вмиг похолодела, затем покрылась инеем и, наконец, толстой коркой льда.
Огонь тут же принялся лизать лед, а на меня струйками потекла вода.
Скрипнул запирающий механизм и дверь приоткрылась.
— Ева, отойди подальше от двери! — услышала я командный голос Данте и послушно поползла к стене напротив.
Эльф просунулся в щель щурясь и кашляя от дыма, направил в мою сторону руку и принялся охлаждать помещение, покрывая стены и потолок льдом. Он и меня поместил в ледяной кокон, который быстро растаял, оставив меня в луже воды.
По коже пульсировало пламя, согревая и защищая.
— Идем, — попросил Данте, — у нас совсем мало времени.
Я попыталась встать, но снова упала. Данте подошел ближе.
— Пожалуйста, я не смогу тебя взять, ты меня сожжешь, — попросил эльф, то и дело косясь на дверь.
Я снова попыталась, но в глазах потемнело.
* * *
Данталион Руаталлин Эль Сафори
Было всего полчаса.
Если я все правильно рассчитал, должно хватить.
Так много и так мало.
Как и сказал Ралион, организм Евы принялся выжигать яд, вспыхнуло пламя и начался пожар.
Как удобно, что яд белой мимозы не имеет вкуса и запаха, и очень хорошо растворим в воде.
Я бежал со всех ног.
Видят светлые, чего мне стоило уйти из-под стражи и вернуться.
Но, кажется, я опоздал.
Ева не смогла встать, не хватило сил, ведь ее не кормили все это время. Я выругался и пнул что есть мочи заледеневшую стену темницы. Придется нести на руках, а девушка вся в огне.
Я отпустил силу воды и поместил себя в ледяной кокон, но даже это не смогло спасти мою нежную эльфийскую кожу, будь она неладна, от обжигающих потоков огненной энергии.
Ева стонала и тело ее содрогалось от спазмов — последствия яда еще не выжжены, отсюда и пламя, и боль.
Скрепя сердце, я шагал по темным казематам.
Да, и пусть я корчился от боли, иногда скулил как щенок, которым так любезно величал меня отец. Но, главное в другом.
Это моя вина, это я ее сюда привез, и я же начал со лжи.
Добраться до крыши хрустального замка, казалось, невозможно. Кожа струпьями спадала с меня и пузырилась под мгновенной регенерацией, но, этого оказалось мало. Едва шагнул на крышу, я упал.
— Ты успел, — только и сказал Ралион, а затем он забрал у меня Еву.
Ее огонь не причинял ему вреда, более того, ластился и мягко плясал на коже.
— Береги ее, — прошептал я. — Она нужна мне живой. Я должен многое исправить и пусть покарают меня Темные Боги, если я не справлюсь.