Литмир - Электронная Библиотека

Жизнь взаперти, конечно, невыносима, но зато дает очень много времени на размышления – возможно, даже больше, чем нужно. А подумать мне было о чем. Я хотела понять, где же допустила ошибку, почему любовь казалась мне очевидной и не подвергалась сомнениям там, где ее и в помине не было. И почему вашу любовь я в упор не замечала; даже когда вы мне прямо сказали – все равно не поверила, хотя вот тому же Жеану она была совершенно очевидна.

- У вас что же, других тем для беседы не нашлось? – недовольно проворчал архидьякон; уже не первый раз она упоминает, что школяр что-то про него наболтал.

- Не я поднимала этот вопрос, - отрезала девушка. – Мне уж точно не хотелось обсуждать вашу персону, но вашего брата бывает довольно затруднительно остановить, когда ему очень хочется о чем-то поведать.

- Да уж, - хмыкнул Фролло, невольно вспоминая, что и к нему неугомонный мальчишка в эти месяцы забегал довольно часто и без всякого смущения, видя нежелание старшего брата вести беседы, легко успевал болтать за двоих.

- Я все прокручивала последние и не только события – благо, времени было предостаточно – и пришла к выводу, что вела себя исключительно наивно, доверяясь только собственному сердцу и лживым словам. Причем врали все: и вы, и сердце, и капитан. Вы проклинали, хотя на деле любили; Феб клялся в верности, хотя я очень сомневаюсь, что он вообще знает значение этого слова, а сердце кричало, что он хороший, прекрасный, честный рыцарь на белом коне. В общем, я пришла к выводу, что весь мир – сплошное лицемерие. Только Квазимодо, ваш воспитанник, говорит и делает то же, что и думает. Жаль, что судьба вытянула ему такой жестокий жребий. Впрочем, это только еще раз подтверждает несправедливость мироустройства в целом. И куда только смотрел ваш бог, когда все это выдумывал?..

- Несправедливость мироустройства, действительно… И откуда только ты такие слова знаешь, дитя, - вздохнул священник, нежно оглаживая животик и оставляя влажный поцелуй на округлом, смуглом плече.

- Пьер с Жеаном по вечерам развлекались философскими беседами, - хихикнула плясунья. – Я иногда слушала от скуки; ну и чтобы поменьше думать об этом… ну, о нем. Сложно думать о чем-то еще, когда надо всякие заумные слова осмысливать. Ох, вы бы их слышали!.. Вот уж точно, нашла коса на камень. Мой муж не дурак поболтать, но ваш брат ему ни на йоту не уступит… Одним словом, развлекали они меня своими спорами знатно – как раз то, что нужно человеку, чтобы не сойти с ума взаперти. Ну вот и понацепляла незаметно всяких заумных словечек. Не специально – само как-то вышло. У меня вообще, оказывается, страсть ко всяким непонятным иностранным фразам. Наверное, с детства, когда слова незнакомых песен будто сами собой на сердце ложились… Знаете, - она вдруг оглянулась и лукаво сощурилась, - меня Жеан еще нескольким латинским и даже греческим выражениям научил!

- Страшно представить, каким именно, - отозвался мужчина и сорвал с алых уст быстрый поцелуй.

- Ἐν οἴνῳ ἀλήθεια ¹, - гордо процитировали девушка.

- А о том, что у фразы есть продолжение и даже более расширенный этот же вариант, он, конечно, умолчал, - поморщился Клод.

- Ну… он обычно употреблял ее, когда просил Пьера достать вино. А что за продолжение?

- Вот уж кто-кто, а Гренгуар прекрасно знает выражение «In vino veritas, in aqua sanitas»! ² Пьяницы несчастные… Плиний Старший вкладывал в это выражение совершенно иной смысл: в своей «Естественной истории» он писал«Vulgoque veritas jam attributa vino est».

- Я поняла только veritas и vino est, - недовольно поморщилась Эсмеральда.

- Дословно это значит «Общепринято вину приписывать правдивость». Проще говоря, истина скрыта в вине потому, что оно затуманивает разум и развязывает язык. Я где-то читал, что в некоторых германских племенах даже было принято держать совет во время застолий именно для того, чтобы участники не лукавили друг с другом. Уж не знаю, насколько это помогало им в принятии решений, но факт остается фактом.

- И откуда вы все это знаете, - вздохнула плясунья. – Я и Жеана-то с Пьером когда слушала, ощущала себя полной дурой. Раньше меня как-то не особенно это заботило, я ведь простая цыганка, грамоте не училась – чего с меня взять. А теперь… не то чтобы прямо всерьез взволновало, просто обидно стало. Что они все это знают, и еще, наверное, массу других интересных вещей, а я нет. Даже перевода песен не знаю, которые пою. А вдруг я вовсе и не о том пою, о чем думаю? Может, это вообще какие-нибудь неприличные или запрещенные песни, и в Испании меня за них в тюрьму отправят? Глупо получится: за незнание – в застенки.

- Если захочешь, я мог бы научить тебя, - архидьякон погладил мягкое бедро и скользнул под ножку, заставив девушку сладко вздрогнуть. – И латыни, и греческому, и чему пожелаешь. Не обрывкам знаний, а как положено. Думаю, мало таких областей, где я бы совсем не разбирался.

- Боюсь представить, какой монетой мне пришлось бы расплачиваться за эти уроки, - томно ответила девушка, чувствуя, как сладкий жар собирается между ног.

- Я не беру платы со своих учеников, - в тон ей выдохнул Фролло, почти касаясь ушка. – Но, если бы ты пожелала принять мою любовь, одарил бы не только знаниями, но и самыми нежными ласками…

- Хорошая попытка, преподобный, но нет. Попробуйте еще раз.

- Не надо, - рука священника взметнулась вверх и, обхватив открытую шейку, нежно и медленно огладила ее, - со мной играть.

Играть. О, да, это была прекрасная, восхитительная, манящая игра, заставляющая вздрагивать и трепетать. Она пробуждала чувства, волновала, пугала – и потому была безумно привлекательна. Эсмеральда отчетливо понимала, что пальцы этого человека, балансировавшегося на грани отчаянного безумия и острой, болезненной любви, в любую секунду могут сомкнуться на ее шее при всяком неосторожном шаге, но именно это и делало игру столь захватывающей. Ей было почти стыдно осознавать, насколько заводят и манят его вспышки: точно начинающий серфер, она вскарабкивалась на волну чужого гнева, не зная в точности, сможет ли скатиться по ней или, побежденная стихией, низвергнется в пучину.

- Говори, чего ты хочешь, маленькая ведьма, - продолжал мужчина. – Золото? Камни? Луну с неба? Говори, и я достану это.

- Ну что ж, раз вы сами предлагаете… - плясунья замерла на секунду. – Хочу снова танцевать на Соборной площади, хочу не бояться высунуть нос из Двора Чудес, хочу свободно гулять по улицам Парижа с моей козочкой. Я хочу помилование.

Комментарий к XX//////

¹ Ἐν οἴνῳ ἀλήθεια (Ен ойно алетеиа). – В вине [скрыта] правда.

² In vino veritas, in aqua sanitas. – Истина – в вине, здоровье – в воде.

========== XX/////// ==========

- Но это невозможно! – воскликнул архидьякон, лихорадочно соображая, что получится сделать в ее ситуации и не находя иного варианта, кроме как обратиться прямо к Людовику; но тот никогда, никогда не согласится подписать прошение о помиловании! Он только напрасно напомнит о маленькой цыганке и возбудит, быть может, новые подозрения против себя.

- Что ж, в таком случае вам, как и мне, не на что надеяться. Если вы не в силах исправить свою собственную ошибку… - девушка смежила веки и подложила ладошки под щеку, будто намереваясь уснуть, хотя внутри все клокотало.

Клод надолго замолчал, задумчиво лаская женскую грудь, вперив невидящий взор в стену. Наконец, с усилием произнес:

- Я пока не представляю, как взяться за это дело, но если… Если я все же добьюсь твоего помилования? Могу я рассчитывать, что ты станешь тогда моей и только моей? Навсегда?

Он с такой отчаянной силой стиснул изящное тельце, что Эсмеральда с трудом втянула воздух.

- Навсегда – слишком высокая цена за искупление вашей собственной вины, - она почти физически ощутила, что он готов взорваться и придушить ее; или снова любить. Или все вместе. – Но, думаю, я смогу быть достаточно щедрой, чтобы вы не остались в обиде.

60
{"b":"667708","o":1}