Эсмеральда оказалась пригвожденной к кровати, лишенной практически всякой возможности пошевелиться. Все, что она сумела, – это приподнять ручки и обвить ладошками шею нависшего прямо над ней священника. Тот в ответ ускорился, еще яростнее, еще неистовее врываясь в заповедный женский сад, тихо зарычав от несдерживаемого, звериного вожделения. Плясунья же вторила ему тихими стонами: давление в таком положении оказалось столь сильным, что удовольствие нарастало, пожалуй, чересчур стремительно, заставляя ее оглашать комнату тихими вскриками.

- Тебе нравится? – хриплый баритон готов был вот-вот сорваться.

Она молча кивнула; Клод чувствовал, что ему не хватает воздуха, что нужно остановиться, передохнуть или, хотя бы, снизить темп, но это было выше его сил. Сладкий миг избавления был близок, и он бы скорее упал сейчас замертво, чем остановился. Высокий женский голос огласил домик полувскриком-полустоном, заставив архидьякона усилить нажим и еще ускориться, хотя секунду назад это казалось ему невозможным. Рассохшаяся кровать начала поскрипывать в тон его ритму, но священнику было все равно: с остервенением он овладевал самой желанной, самой прекрасной, единственной в целом свете женщиной, которая сумела, сама того не ведая, навеки лишить его покоя. Наконец, застонал глухо и, сделав еще несколько выпадов, рухнул на Эсмеральду, с трудом приподнимая руки и позволяя ей снять с плеч чуть затекшие ножки.

- Это было… У меня нет слов, - хватая ртом воздух, с трудом выговорил Фролло. – Ты волшебница. Ты чудо. Мне так хорошо с тобой сейчас, что я, кажется, умереть готов по одному твоему слову, взгляду… Чего бы ты ни попросила, дитя, я все сделаю, даже если для этого мне придется нырнуть в бездну Аидова царства и подняться на вершину Олимпа.

- В таком случае, я, пожалуй, действительно кое о чем попрошу… - плясунья выдержала подобающую случаю паузу, надеясь испугать монаха и заставить пойти на попятную, но тот терпеливо ждал. – Не будете ли вы столь любезны, преподобный отче, подать мне обед в постель? Я ужасно хочу есть, но очень не хочу вылезать из-под одеяла. Но для начала – слезьте с меня, в конце концов! Вы далеко не такой легкий, как вам, верно, кажется.

- Может, все-таки остановимся на варианте с Олимпом?.. – неохотно пошевелился Клод, не имея сил даже согнуть в улыбке губы, хотя внутри он не только улыбался – он смеялся и ликовал. – Поверь мне, девушка, подняться с тебя сейчас выше моих сил.

- Правда? А если так?.. – прелестница легонько потыкала его между ребер, вызвав истерический смешок.

- Прекрати!.. Пожалуйста. Все-все, я встаю, только не надо меня щекотать. У меня нет сил на смех.

- Кажется, вам пора на покой, преподобный, - как бы невзначай заметила Эсмеральда. – Вспомнить о благочестии и усердно молиться в своей келье, а не бегать за юбками.

- Что?! Дерзкая девчонка!.. В следующий раз я буду лежать и смотреть в потолок, а ты займешь мое место – тогда и посмотрим, кому из нас пора на покой!

- Следующий раз? – тихо спросила плясунья, заставив уже вставшего и нагнувшегося за рубахой архидьякона похолодеть.

Так и замерев с сорочкой в руках, он обернулся. Вся веселость вмиг испарилась вместе с переполнявшим секунду назад сердце счастьем. Глупец! О чем он говорит. У него осталось только несколько часов, а потом она исчезнет из его жизни. Навсегда.

========== XX////// ==========

Фролло молча оделся и на негнущихся ногах подошел к столу. Пошарил взглядом в поисках кружки, наполнил вином, прилично разбавив водой. Взял свежий каравай и вернулся к постели, протягивая девушке. Та отломила хороший кусок ароматного белого хлеба, взяла глиняную чашку, тихо поблагодарила.

- А вы разве не голодны?

- Я?.. Голоден. Кажется… - рассеянно ответил Клод; а потом глаза его лихорадочно блеснули. – Скажи, у тебя были еще мужчины после… после этого…

Эсмеральде захотелось залепить ему знатную затрещину, но она сдержалась. К тому же, не оказалось свободной руки.

- Нет, - коротко ответила она.

Архидьякон выдохнул с таким явственным облегчением, что злость мгновенно испарилась. Ладно уж, виной всего лишь его ревность, а вовсе не обвинение ее в распущенности.

- Послушайте, мне кусок в горло не лезет, пока вы висите у меня над душой с таким мрачным видом! Можно подумать, вы сами не знали, как все будет… Когда вы назначали это свидание, должны были догадаться, что я не останусь дольше, чем необходимо.

Фролло только мрачно вздохнул.

- Давайте сделаем так: вы сейчас пойдете за стол и тоже немного перекусите, а я за это расскажу вам, как прошла вчерашняя мистерия. Идет?

Священник повиновался. Девчонка, как ни крути, была кругом права, и все-таки он не мог примириться с ее словами.

- Только… Только скажите сперва, как моя матушка?.. Вы рассказали ей обо мне?

- Я пока не открывал твоего имени, - мужчина наполнил вторую чашку на манер первой и аккуратно надломил хлеб. – Но она, похоже, примет тебя любой. Абсолютно.

- О, она так любит свою дочь!.. – в волнении воскликнула Эсмеральда. – И так ненавидела меня… Все это ужасно странно. И грустно. Неужели она, правда, все шестнадцать лет провела взаперти, в этой ужасной норе, без огня, без постели?..

- Да. Сестра Гудула заняла Роландову башню в том же году, когда я подобрал Квазимодо. Мне было тогда двадцать.

- Ах, это ужасно! Бедная, бедная моя матушка!.. Она, верно, очень больна теперь. Постоянный холод, голод, без движения, едва видя солнечный свет…

- Возблагодари Господа, что она по-прежнему жива – это, по-моему, само по себе большое чудо.

- Да. Вы правы, - плясунья зябко вздрогнула. – Возблагодарю непременно, как только матушка научит меня молитвам – ведь я, как вы говорите, на самом деле католичка… Агнесса.

- Агнесса… - эхом отозвался архидьякон, делая большой глоток. – Позже я мог бы исповедать тебя и причастить таинств Христовых. Ты ведь не сможешь прийти в церковь.

- Спасибо! – скривилась девушка, и поспешила перевести тему: - Но послушайте, что я вам расскажу про «Благочестивого Адама»!

- Про кого? – едва не поперхнулся Клод.

- Так называется постановка, которую сочинил Гренгуар. Не без помощи вашего брата, между прочим! Так вот, Жеан говорит, это был ошеломительный успех! Публика с восторгом съела все сальные шуточки и двусмысленные фразы, главным автором которых был, естественно, не Пьер, и рукоплескала, по его словам, так, что перекрыла бы и колокольный звон.

- Хвастун! – фыркнул Фролло, но в душе испытал гордость за белокурого сорванца.

- Очень может быть, - неожиданно легко согласилась собеседница, - но сто ливров Пьеру все-таки обещали выплатить. Теперь он с удовольствием забросит свои акробатические номера. Жаль, мне казалось, у него неплохо получается… Но знаете, он ужасно недоволен, что вынужден заниматься унизительными, по его мнению, глупостями.

- Трудно его за это упрекать, - усмехнулся священник, вспоминая, как застукал своего ученика на площади со стулом в зубах. По его ощущениям, с того дня прошло уже добрых десять лет, а не жалкий неполный год…

- Но это еще не все! Угадайте, кто из артистов больше всех полюбился зрителям?

- Боюсь представить, - содрогнулся мужчина, заранее зная ответ.

- Жеан! Он играл Змея-искусителя. Знаете, мы ведь даже репетировали немного вместе… Так вот, змей оказался настолько искусительным, остроязыким и притягательным, что вместо отвращения и страха невольно вызвал в людях симпатию.

- Значит, он не справился со своей отрицательной ролью, - проворчал архидьякон, которому вся эта затея с мистерией нравилась все меньше и меньше: ему только брата-артиста для полного счастья не хватало!

- Ошибаетесь, справился блестяще! Ну, так он сказал, по крайней мере, - смутилась Эсмеральда, вдруг сообразив, что она судит исключительно по чужим пристрастным словам; впрочем, плясунья нисколько не сомневалась в смешливом и находчивом юноше. – Просто он слишком обаятельный. Вот и получился враг рода человеческого и виновник его бесчисленных бед до неприличия очаровательным. Впрочем, он ведь искуситель – значит, при всех своих объективно отрицательных качествах, таким и должен казаться людям. Получается, вдвойне блестяще справился! Правда, здорово?