Еще накануне, сразу после встречи с Жеаном, Клод отправился на улицу Тиршап, в свое ленное владение. По удачному стечению обстоятельств крохотный домик на самой окраине месяц как пустовал: прежние жильцы выехали, а у священника было слишком скверное настроение и полное отсутствие сил и желания на поиск новых арендаторов. Неизвестно, усмотрел ли мужчина и здесь длань рока, однако он озаботился проверить состояние жилища, убедился, что то вполне пригодно для проживания, хотя и выстыло за прошедшие три десятка дней. Фролло пробовал, было, протопить, но на это требовалось явно больше времени – день, по крайней мере. Или ночь.

И вот он уже почти битый час стоит теперь, закутавшийся в шерстяной плащ, начиная потихоньку дрожать не то от нетерпения, не то от холода. Разрозненные мысли скакали с одного на другое; пальцы бессознательно теребили под плащом грубую ткань сутаны. «Она не придет», - бьются короткие, тревожные три слова. Ну, конечно же, не придет! Нужно было сказать Жеану, чтобы зашел утром и передал ответ. Проклятье!.. И почему этот бездельник сам не догадался?.. Он же давно все понял – Господи, да тут бы и слепой понял! Нет, напрасно. Уже половина восьмого; она не придет. А что, если… что, если ее схватили по пути?! И теперь тащат во Дворец Правосудия. Снова. И опять поведут на виселицу!.. Нет. Невозможно! Он не позволит. Придется обратиться к Гренгуару: пусть этот остолоп на правах мужа заявит о ее беременности – это даст отсрочку, а за это время наверняка можно что-то придумать. Беременности… А вдруг девчонка понесла от этого идиота, чертова капитана, гореть ему в аду?! Впрочем, шансов мало. Но все-таки нельзя исключать и такой вариант. Боже, и почему он раньше об этом не подумал…

- Это вы?.. – архидьякон подскакивает от неожиданности, когда маленькая ладошка невесомо касается на миг плеча; оборачивается. И забывает совершенно обо всем.

То была она. Черная прядка падает на лицо, выбившись из укрытой тяжелым капюшоном копны. Глаза смотрят настороженно и серьезно. Лицо спокойно: в нем нет ни ненависти, ни отвращения, которые так боялся снова встретить Клод – вообще ничего. Опускает ресницы, чуть вспыхивая под его неотрывным взглядом, как и раньше. Маленькая ручка в волнении сжимает край серого плаща – совсем как на нем самом, только тоньше. Механически поправляет выбившийся локон и вновь вскидывает на него вопросительный взгляд бездонных черных очей. Да, без сомнения, Эсмеральда все та же – и при этом совсем не она.

- Пойдем, - сглотнув, мужчина, наконец, очнулся и медленно двинулся вниз по улице; цыганка шла рядом, склонив голову, в точности как он сам.

Весь путь они проделали в молчании, не слыша, однако, ни доносившихся откуда-то пьяных воплей, ни торопливой речи редких прохожих – только стук собственных трепетавших, хотя и совершенно различно, сердец.

- Нам сюда, - Фролло быстро отпер дверь и пропустил замершую на несколько мгновений девушку вперед. Слава Богу, у него хватило ума оставить зажженную лампадку! Вот была бы нелепость, возиться сейчас с огнивом…

- Она здесь? – в волнении спросила плясунья.

Священник медленно покачал головой, в упор глядя на нее.

- Значит… значит, сначала я должна… - Эсмеральда недоговорила.

- Я знаю, кто твоя мать. И могу привести ее к тебе хоть завтра. Если только… Ты знаешь, что я хочу взамен.

- Да, - беззвучно выдохнула цыганка.

- Поскольку ты явилась… правильно ли я понимаю, что ты принимаешь мое предложение?

На этот раз у девушки хватило сил только слабо кивнуть – решимость стремительно покидала ее; лишь с недавних пор начавшая вырабатываться выдержка была явно еще не готова к подобному испытанию. Впрочем, оставшегося хладнокровия хватило хотя бы на то, чтобы не развернуться и не убежать в ночь, навсегда распрощавшись с детской мечтой обрести мать, что уже могло считаться достижением для такого хрупкого существа.

- Ты изменилась, - помолчав, продолжил священник.

- А вы – нет, - тихим, бесцветным голосом произнесла плясунья. – Снова выбор; и снова его на самом деле нет… Здесь так холодно.

- Как ты жила все эти месяцы? – хрипло спросил Клод, просто чтобы не молчать, подходя к очагу и начиная возиться с дровами. – Вы, кажется, общаетесь с Жеаном?..

- Да, он… Он иногда заглядывает к нам с Пьером.

- До сих пор живешь с этим мечтательным дураком, - поморщился священник.

- Он содержит меня, - пожала плечами Эсмеральда. – Я ведь не могу теперь сама зарабатывать на хлеб – по вашей, между прочим, милости. И вы несправедливы. Может, муж мой и мечтатель, но он не дурак. Если их с Жеаном пьеса понравилась сегодня зрителям, они заработают сто ливров. Знаете, ваш брат на удивление милый и добропорядочный человек, если учесть, что его воспитали вы. Впрочем, Квазимодо тоже вырос добрым малым – вопреки вашему влиянию, очевидно.

- Многие не согласились бы с тобой, девушка, - невольно усмехнулся Фролло: звонарь – добрый, его бестолковый брат – порядочный, а сам он, получается, монстр… Хорошенькое дело.

- Это потому, что они смотрят поверхностно. Их не интересует суть вещей. И вы можете сколько угодно изображать из себя праведника – это не изменит вашей порочной души.

- Сама-то давно перестала глядеть на внешность? – процедил задетый за живое мужчина. – Если позволишь припомнить обстоятельства нашей последней встречи…

- Вот с тех пор и перестала! – оборвала вспыхнувшая цыганка.

Ей стыдно теперь было вспоминать капитана, точнее, не его даже, а ту себя, которая так слепо доверилась человеку без сердца. Особенно стыдно – перед монахом, который стал свидетелем ее позора и беспросветной глупости. А еще ей по-прежнему было больно, хотя гордая красавица не хотела признаваться в этом даже самой себе.

- Очень рад, что это маленькое приключение пошло тебе на пользу, - Клод, наконец, развел огонь и, поднявшись, повернулся к плясунье, невольно сделавшей шаг назад.

Архидьякон впился жадным взглядом в осветившуюся отблесками пламени фигурку. Только сейчас он, наконец, вполне осознал, что спустя столько времени она снова рядом с ним. И останется рядом – как минимум, на эту ночь.

Потянув за шнуровку плаща, он, не глядя, швырнул тяжелую материю на кровать и сделал шаг к замершей прелестнице. Еще один; она чуть отступила. Так продолжалось до тех пор, пока Эсмеральда не уперлась в стену; пятиться дальше было некуда. Она напряженно смотрела, как священник неотвратимо приближался; наконец, он навис над ней. Второй плащ полетел вслед за первым. Цыганка заставила себя отвести руки за спину и уперлась ими в стену, точно боялась, что какая-нибудь из ладошек своенравно решит принять участие в происходящем и залепит похотливому попу звонкую пощечину.

Мужчина попытался поцеловать прелестницу, однако та, намеренно или бессознательно, ловко отклонилась, и губы архидьякона целомудренно уткнулись в висок. Он выдохнул не то разочарованно, не то нетерпеливо и начал торопливо, почти грубо возиться со шнуровкой сюрко, под которым обнаружилась длинная шерстяная котта. Девушка не мешала ему ровно до тех пор, пока не осталась в одной рубашке: стоило Клоду коснуться сквозь тонкую ткань будто еще налившейся груди, он тут же получил по руке.

- Хватит изображать невинность!!! – перед глазами почему-то незамедлительно встала картинка обнаженной ведьмы в объятиях ненавистного и более удачливого соперника.

Фролло грубо ухватил не ожидавшую подобного обращения Эсмеральду за горло и, заставив ее сделать таким манером несколько шажков, швырнул навзничь на мягкие перины чуть скрипнувшей кровати. Задрожав, та сжалась и с испугом взирала на своего мучителя, не делая, однако, попыток к бегству.

Священник торопливо скинул облачение и, ощущая разлившийся по обнаженному телу лихорадочный огонь, накинулся на несчастную жертву. Впившись в губы жестоким поцелуем, он легко перехватил тонкие запястья над головой своей изящной партнерши, не позволяя ей вырваться. Свободной рукой начал поспешно задирать тонкий лен камизы, почти не замечая протестующего мычания под собой. Наконец, тяжело дыша, оторвался от припухших уст и одарил Эсмеральду яростным взглядом, в котором гнев и желание мешались с какой-то непонятной горечью и чуть ли не отчаянием. Цыганка ответила не менее страстным взором: обида и вызов сквозили в нем наряду с притаившимся в глубине страхом и, одновременно, решимостью. Даже соглашаясь, она все равно говорила «Нет». Даже отдаваясь, она по-прежнему оставалась холодной. Даже уступая, все-таки не сдавалась. Эта девушка была сплошным противоречием, и мужчина давно отчаялся хоть когда-нибудь понять ее загадочную душу. Зато мысль познать ее тело даже теперь, когда она не была уже девицей, казалась, вопреки здравому смыслу, до безумия соблазнительной. И Клод не собирался на этот раз упускать свой шанс.