Повалив плясунью на кровать, он страстно прошептал срывающимся голосом:

- Не бойся, малютка. Я люблю тебя больше жизни, так позволь же мне показать свою любовь!

Не сказать, чтобы эти слова совершенно успокоили Эсмеральду, но она, по крайней мере, решила позволить капитану делать все, что тому вздумается. В конце концов, рано или поздно это все равно должно было произойти, и остается благодарить небеса, что она лишится невинности в объятиях любимого человека, а не рядом с постылым монахом.

Ощутив, как начало расслабляться девичье тело в его руках, ободренный ее немой покорностью, Шатопер продолжил свои посягательства. Запечатав уста долгим поцелуем, он стиснут тонкую талию, спустился к бедру, помедлил несколько мгновений и снова дотронулся до девственной жемчужины. Прелестница вздрогнула и попыталась сжать колени, однако мужчина не позволил ей этого. Некоторое время между ними шла безмолвная борьба: цыганка не то чтобы всерьез сопротивлялась, но врожденная женская стыдливость и страх первой близости все же не давали ей сразу уступить и безропотно смириться с маневрами опытного в таких делах офицера. Но вскоре, утомленная, она послушно расслабилась и, замерев, попыталась прислушаться к собственным ощущениям. Его губы, блуждающие по плечам и обнаженной груди, оставлявшие горячие, влажные следы на шее, несомненно, дарили ни с чем не сравнимое блаженство. Его прерывистое, сбитое дыхание было приятнее и красноречивее самых пылких любовных признаний. Однако плясунья все же чувствовала себя ужасно неловко, неосознанно сжимая внутренние мышцы при всякой попытке увлажнившихся пальцев проникнуть в нее. Она любила красавца-капитана, она готова была позволить ему все, но это совершенно не отменяло того факта, что его постыдные действия вызывали в ней внутреннее сопротивление. Бедняжка разрывалась, испытывая одновременно удовольствие от быстрых прикосновений там и настоятельную потребность немедленно убрать его руку и прекратить всякие посягательства на ее честь.

Феб ощутил эту внутреннюю борьбу и справедливо рассудил, что есть только один верный способ побороть смущение юной девы и разрешить все ее сомнения разом. В момент оказавшись меж прелестных ножек, он уткнулся давно восставшей плотью в заветный грот. Эсмеральда распахнула черные очи и вперила испуганный взгляд в опьяненного вожделением возлюбленного.

- Красавица! – пылко зашептал тот, нащупывая пальцами женское лоно и направляя туда мужское копье. – Я так долго ждал этой минуты, я томился каждый день в ожидании нашей встречи. Я люблю тебя безумно, дорогая Симиляр, и желаю тебя, как никогда и никто из мужчин не желал ни одну женщину!..

Цыганочка смежила веки, счастливо улыбаясь, но в следующую секунду тихо вскрикнула и дернулась; острая боль пронзила низ живота.

- Черт подери, девица!.. – изумленно воскликнул де Шатопер хриплым голосом.

Плясунья всхлипнула, обвив руками крепкие плечи возлюбленного; из-под прикрытых ресниц скатилась одинокая слезинка, которую Феб тут же осушил легким поцелуем.

- Ты восхитительна, красавица, - пробормотал мужчина, прикусывая маленькое ушко и начиная размеренно двигаться. – Клянусь Юпитером, моя шпага никогда еще не бывал в таких тугих ножнах… Ох, милочка, боюсь, ты слишком прекрасна, чтобы я мог долго сдерживать своего жеребца!

Эсмеральда слушала эту сбивчивую речь и улыбалась сквозь слезы. Она была счастлива соединиться, наконец, с любимым, ее успокаивали и ободряли восторженные речи офицера, однако примешивалась и какая-то горечь. Вот она и совсем взрослая, уже не девушка… Растратила свое сокровище, лишившись его в убогой хижине проклятого монаха, навсегда потеряв шанс обрести когда-нибудь родителей… Впрочем, что за глупости?! Как смеет она роптать на судьбу и сожалеть о какой-то невинности, когда после стольких страданий жизнь все же смилостивилась и вернула ей Солнце! О, пусть ее завтра повесят, пусть пытают, пусть мучают – теперь ничего не страшно, лишь бы только Феб не разлюбил ее.

Повелитель ее сердца тем временем уткнулся лбом в подушку, совсем рядом с ее головой, и тихо зарычал от нестерпимого блаженства. Цыганочка ласково запустила пальчики в его темную шевелюру, другой рукой вцепившись в крепкую спину. Никакого физического удовольствия от происходящего девушка больше не чувствовала; боль постепенно проходила, но наслаждения не было и в помине. Однако плясунью не особенно это заботило: главное, что капитан рядом, что ему хорошо с ней, что он желает ее и любит всем сердцем – не это ли счастье?

Мужчина вдруг начал двигаться быстрее, приподнявшись и с остервенением врезаясь в податливое женское лоно. С силой сжал нежную грудь, так что партнерша его невольно поморщилась, а через секунду погрузился на полную глубину и замер, утробно застонав. Упал на распростертую под ним, покрывшуюся бисеринками пота юную красавицу и уткнулся губами в шею, закопавшись в копну черных волос.

- Клянусь душой, ты самое восхитительное создание, которыми только угодно было Господу заселить землю! – искренне выдохнул капитан, неохотно скатываясь с упругого девичьего тела и укладываясь рядом.

Опершись на локоть, он некоторое время задумчиво водил пальцами по груди, животу, ручке только что познанной им девушки. Взгляд его удовлетворенно блуждал по женственным изгибам, вздымающимся белым полукружиям, обагренным кровью пышным бедрам… Феб никак не мог решиться, что же ему теперь делать.

Мало того, что девица и впрямь оказалась чудо как хороша, так она еще, ко всему прочему, и впрямь была девственницей! Капитан никак не мог понять этого: если, по ее словам, какой-то поп возжелал ее и даже притащил в это укромное убежище, заставив бежать из собора, почему же он до сих пор не воспользовался своей наградой? Выходит, колдунья все же чего-то напутала?.. Или специально недоговаривает? Или вообще выдумала всю эту историю с монахом, чтобы заманить его сюда – в таком случае, она и впрямь влюблена до безумия! Как бы там ни было, но отдавать ее палачу офицеру теперь решительно не хотелось. Больше этого ему не хотелось, пожалуй, только заботиться о ее спасении, бежать из Франции или что она там еще несла?.. С другой стороны, если священник и впрямь не более чем выдумка разыгравшегося воображения, было бы совсем неплохо просто позволить ей остаться в этом доме и навещать время от времени. Молодая красивая жена с щедрым приданым – это, безусловно, прекрасно. Но прелестная, послушная, нежная любовница в придачу к ней – это вдвойне лучше!

- Послушай, дитя, - начал Феб, поигрывая с женской грудью, - касательно всей этой истории с монахом. Если это только хитрая уловка, чтобы заманить меня в сети – ты трудилась совершенно напрасно. Я с удовольствием запутаюсь в твоих сетях и без всяких призраков…

В этот момент речь его была прервана самым грубым образом: дверь распахнулась, едва не слетев с петель. На пороге, озаренный красным светом закатного солнца, стоял архидьякон Жозасский Клод Фролло.

Священник замер на секунду. В глазах его отразилась адская мука – такая, верно, пляшет языками пламени в зрачках сжигаемого заживо. А в следующее мгновение лицо его приняло совершенно нечеловеческое выражение, исказившись дьявольской ненавистью.

- Братец, постой!.. – крикнул Жеан, вцепившись в плечи обезумевшего архидьякона, намеревавшегося придушить капитана голыми руками.

Развернувшись, Клод, который был значительно мощнее брата, с таким неукротимым гневом взглянул на школяра, что тот невольно отступил, а в следующее мгновение отлетел к стене. Рука у старшего Фролло оказалась тяжелой, в чем мальчишка впервые в жизни убедился на собственной шкуре: от оплеухи зазвенело в ушах. К тому же бедняга так приложился затылком, что в глазах на секунду потемнело; застонав, он обессиленно сполз по стенке. Это немного отрезвило разъяренного мужчину; желание убивать никуда не делось, но с ним уже вполне можно было хотя бы попытаться бороться.

- Постойте, я же видел вас сегодня в соборе! – очнулся Феб, нисколько не смутившись и поднимаясь с кровати; Эсмеральда натянула одеяло до подбородка и сидела ни жива ни мертва. – Братец… Выходит, вы и есть архидьякон Клод Фролло? Жеан, дружище, что ж ты мне сразу не сказал, что здесь замешан твой почтенный брат, на чьи деньги мы так славно покутили вчера?!