***

Фролло вернулся, лишь когда ночь окончательно вступила в свои права, ужасно уставший, но удовлетворенный. В трех приходах, которые он успел сегодня посетить, все было в полном порядке; возможно, вчерашний неприятный инцидент – всего лишь досадное исключение, и поводов для беспокойства нет. К тому же приятно будоражила мысль, что уже завтра все, наконец, разрешится. Если Богородица не сжалится над ними обоими и не развеет эту колдовскую любовь, он овладеет девушкой.

Архидьякон намеревался просить завтра разрешения от порочных уз со всей искренностью, на какую только был способен. Когда Господь призовет его и спросит, почему совершил он сие страшное преступление, отчего возжелал женщину, не имея на то права, Клод ответит, что ничего не хотел так, как избавиться от пагубной страсти. Он с чистой совестью назовет сотню обстоятельств, при которых Всевышний мог бы помочь ему избежать дьявольских силков: не дать Жеану встретиться в тот злополучный день с капитаном прямо у него под носом, позволить солдафону заколоть несчастного грешника до того ужасного свидания, наконец, не попустить, чтобы Квазимодо спас колдунью от казни… Всевышний, наверняка, и сейчас может еще отвратить заблудшее чадо свое от геенны огненной. Если же не убережет от грехопадения, не направит на путь спасения вечного, то как посмеет Он винить слугу своего, до последнего сопротивлявшегося козням Люцифера?! Пусть тогда разверзнется адская бездна по воле Его, коли молитвы не достигают небес, пусть в вечное пламя будет ввергнута душа – священник войдет в него с гордо поднятой головой, зная, что сделал все от него зависящее, что ему не в чем себя упрекнуть.

Своими вольными рассуждениями мужчина словно бы пытался бросить вызов самому Господу Богу. Он нарочито четко формулировал струящиеся обычно беспорядочным потоком мысли, как будто уже оправдывая себя в глазах Всевышнего. Творец все слышит, все ведает – быть может, захочет доказать усомнившемуся чаду своему, что по-прежнему рядом, что проверял только, а не отвернулся. Снизойдет, отвратит, убережет от беды; если же нет – пусть не взыщет после за то, что человек слабый без помощи Божьей верх над сатаной одержать не сумел.

Примерно такими размышлениями развлекался Фролло, пока не достиг дома. Однако, едва ступив за порог, позабыл обо всем на свете, вперив удивленный взгляд в освещенную тусклым светом лампады цыганку. В пышных локонах ее золотыми искрами плясали отблески пламени; непривычный наряд придавал необъяснимое очарование, ведь архидьякону было доподлинно известно, что за сокровища скрыты под этой простой одеждой добропорядочной горожанки. Встретившая его взгляд девушка казалась совсем не той, которую он покинул утром, и эта перемена вмиг согнала всякую усталость; желание зажглось во вспыхнувших зрачках.

- Ужин? – торопливо предложила плясунья, вскакивая; от нее не укрылось полыхнувшее в темных глазах вожделение – все что угодно, только бы удержать его на расстоянии еще одну ночь!.. Если только брат этого человека и впрямь намерен ей помочь…

Священник молча кивнул и, скинув плащ и сутану, прошел к столу. Смутное подозрение шевельнулось в сердце, однако мужчина пока не мог сформулировать, что именно его настораживает.

- Ты, наконец, переоделась, - констатировал он, пока Эсмеральда торопливо наполняла миску; половник замер на секунду в изящных ручках, что не укрылась от зорко следящего за ней взгляда. – Я уж было решил, что ты брезгуешь прикасаться к купленной мною одежде.

- Что же мне, по-вашему, ходить в грязном платье? – тихо парировала цыганка, опуская взгляд и ставя перед тюремщиком полную тарелку. – Оно было уже никуда не годным; я постирала его, а других нарядов, кроме купленных вами, у меня, увы, нет.

- Ты будто стала еще краше, - проницательный взор пытался, казалось, проникнуть в самые потаенные мысли.

Плясунья ничего не ответила. Достала кувшин с вином и молча наполнила глиняную кружку. Что она задумала? Уж не яд ли здесь?.. Глупости! Откуда бы ей достать отраву. Тогда что? Почему так странно ведет себя?.. Сама предложила ужин, переоделась, да и вообще как будто преобразилась…

- До которого часа завтрашний праздник? – не поднимая глаз, спросила девушка, присаживаясь напротив.

- Думаю, литургия закончится в восьмом часу. Однако мне, скорее всего, придется задержаться еще на час или чуть дольше.

Клоду вдруг пришла в голову мысль, что причина всех этих перемен в том, что красавица готовится к завтрашней ночи. Она ведь, кажется, довольно ясно дала вчера понять, что вполне примирилась с роком, и даже проявила некоторый интерес к его прошлому. Неужели это правда?!

- Значит, вы придете с наступлением темноты? – уточнила прелестница, решаясь, наконец, поднять взор.

- Возможно, чуть позже. Почему ты спрашиваешь?

- Вы ведь сами дали мне три дня. Вы говорили, что после праздника Вознесения…

Эсмеральда снова потупилась и смолкла. Фролло судорожно сглотнул; кажется, он не ошибся: она и впрямь ждет завтрашней ночи.

- Дитя! – архидьякон порывисто поднялся и через секунду пал на колени перед испуганно пытающейся вырвать ладошки из его хватки цыганкой. – Я люблю тебя, ты знаешь. Но ты не ведаешь еще всей силы моей любви – только ее отчаяние. Так послушай: одного доброго слова, ласкового взгляда, жеста милосердия достаточно, чтобы положить конец моим и твоим страданиям. Пойми, наконец: для нас нет другого пути. Стоит тебе пожелать, и все изменится. Я не прошу сразу ответить на мои чувства: знаю, слишком много зла причинил я тебе, чтобы перечеркнуть его разом. Пойми лишь, что то зло – не жестокость палача, как ты, верно, думаешь, но лишь отчаяние влюбленного безумца. Безумца, которому достаточно призрачной надежды, чтобы обрести опору в этом зыбком мире, в нашем шатком положении. Тебе, маленькая чаровница, я отдаю всего себя, вверяю сердце и душу, умоляя взамен о капле сострадания. Завтра все решится… Но, как бы ни случилось, помни только: если ты не оттолкнешь мою любовь, я не откажу тебе ни в чем. Ни в чем, слышишь?! О, как пламенно мое чувство к тебе, если бы ты только поняла!.. Из ревности я готов был убить твоего любовника; из страсти я опускаюсь до насилия; из любви я положу к твоим стопам все, что имею, и даже больше. Не думай, что любовь моя будет скупа: она столь же неистова и бескрайня, как одолевавшая меня в прошлом ненависть; и если последняя была безгранична в своей жестокости, то первая будет беспредельна в своей нежности. Я сделаю тебя однажды счастливой, обещаю. Знаю, тебе сейчас трудно, невозможно поверить в это; однако когда-нибудь ты поймешь, что я был прав. Ты прозреешь, наконец, и увидишь, что моя любовь может не только причинять боль; ты поймешь, что одной твоей улыбки довольно, чтобы повергнуть меня на колени; ты разгадаешь мое сердце, и по одному велению прекрасных очей я исполню любое твое желание. Так будет, я знаю! Но сейчас – сейчас тебе нужно лишь смириться, или польется кровь. Три жертвы – не слишком ли высокая цена?.. Погибнешь ты, погибнет он, погибну я. О, твоя добродетель бесценна, но и жизнь – жизнь также не имеет цены. Какой участи ты желаешь для всех нас, повязанных насмешливой судьбой? Решать только тебе, прекрасная колдунья. Выбирай же. Завтра – выбирай.

Цыганка усилием воли заставила себя не сорваться с места и не убежать в другой конец комнаты, стоило мужчине отпустить нежные ручки и вернуться к трапезе. Что он несет?! О чем-то догадывается?.. Обо всем знает?.. Или просто, как обычно, запугивает ее? Нет, это невозможно, она должна выяснить!..

- Я… могу я попросить вас рассказать еще что-нибудь о себе? Завтра вечером… ночью вы собираетесь… Но я по-прежнему совсем мало вас знаю. Если бы я поверила, что вы и впрямь не палач, не бессердечный убийца… Возможно, мне было бы легче смириться со своим положением.

- Я не убийца, девушка, клянусь тебе!.. Я, правда, бываю строг и суров, но я никогда не был жестоким. Скажи, разве стал бы бездушный душегубец воспитывать уродца, подкидыша, имея на своем попечении еще и малолетнего брата?