Мужчина порывисто поднялся с сундука, замер на мгновение и, приблизившись к оторопевшей Эсмеральде, пал на колени, нежно стиснув маленькие ладошки и взирая на красавицу снизу вверх полным обожания на грани поклонения взглядом.

- Ты права! Ты тысячу раз права, дитя!.. Я не хочу вздрагивать каждый день при мысли, что тебя могут узнать. И мне мало – слышишь?! – мало твоего тела. Ты должна принадлежать мне вся, без остатка – сердцем, душой. Как я принадлежу тебе уже давно! Нет. Нет, мы не останемся в Париже. Уедем, уедем на юг Франции. В Тулузу или, если хочешь, к морю. Помнишь, я говорил тебе, что найдется в этом мире и для нас место под солнцем, где деревья зеленее и небо синее!.. О, мы даже могли бы покинуть Францию и начать новую жизнь вдалеке отсюда, где воспоминания зловонного Парижа не посмеют преследовать нас: поедем в Богемию – хочешь? В тех краях располагается знаменитый Лейпцигский университет, ты знаешь… я мог бы преподавать там – да, думаю, меня бы слушали с удовольствием. Я образованный человек, девушка, я ученый, если хочешь знать – я смогу обеспечить наше будущее и без этой дрянной рясы!..

Цыганка молчала, слушая взволнованную, сбивчивую речь своего тюремщика. Снова он предлагает ей куда-то бежать, точно они пара влюбленных, мечтающих обрести рай хоть в шалаше!.. Неужели старый монах никак не уразумеет, что дело не в Париже, а в нем?! О, с Фебом она готова пойти хоть в ад, но с ним – не все ли равно, будет ли тепло и сытно в ее клетке, если крылья там все равно не расправить… Рядом с этим чудовищем она задохнется, погибнет. Он правда этого не понимает?.. Архидьякон, не дождавшись ответа, продолжил:

- Знаешь, мы могли бы отправиться в Неаполь. Там тепло, солнечно; Неаполитанское королевство с трех сторон омывается морем – мы можем поселиться, где угодно. Говорят, у них в каждом саду растут лимоны, а персики медовые и сочные, будто манна небесная. Хотя сейчас там правит Фердинанд из Арагонской династии, сторонников Анжуйского дома, я полагаю, в этой стране найдется немало. Не удивлюсь, если после смерти Фердинанда кто-то из французских монархов – быть может, даже нынешний дофин Карл – попытается, подобно Иоанну Анжуйскому, захватить этот лакомый кусочек земли обетованной. Король как-то обмолвился, будто неаполитанцы ненавидят Арагонский дом и при первой возможности с радостью сбросят с трона его представителей… Впрочем, важно только то, что в той стране мы могли бы осесть, понимаешь?.. Не знаю, смогу ли я сложить с себя должным образом сан… Боюсь, не стоит даже пытаться: второй викарий епископа Парижского – не тот человек, которому позволено запятнать свое имя и получить запрещение в священнослужении. На любовницу Луи де Бомон де ла Форе закроет глаза, но навлечь позор на всю Парижскую епархию, на митрополию Санса он никогда не позволит… Есть только один вариант: бежать. Бежать туда, где никто не найдет нас. Я инсценирую свою смерть – нельзя ведь просто исчезнуть, гнев епископа может пасть на моего непутевого брата. Но это неважно, я все устрою. Мы уедем туда, где никто не признает в тебе цыганскую ведьму, а во мне – архидьякона Собора Парижской Богоматери. Мы обвенчаемся, как только ты примешь католичество; мы навеки соединимся с тобой – в этой жизни и в посмертной!.. Любовь моя, моя Эсмеральда…

Опьяненный этой новой, восхитительной в своем безрассудстве идеей, священник склонился, с трепетом покрывая короткими, быстрыми поцелуями смуглые ладошки замершей узницы. Сделать ее своей – своей навсегда!.. Что ему за дело до того, что она уличная девка – он даст ей свое имя; что за дело до ее вероисповедания – она примет католичество и станет христианкой. Они покинут Францию, начнут новую жизнь, как муж и жена. Как супруг, он получит на маленькую чаровницу все права: она больше никогда не ускользнет от него!

Эсмеральда пыталась еще сопротивляться, когда Клод, поднявшись, властно притянул ее к себе, сжав в пламенных объятиях. Она почти забыла о данном себе обещании не злить понапрасну этого человека и стать хоть немного хитрее. В страхе уперлась изящными ручками в широкую грудь, стараясь отдалить от себя ненавистного монаха: то была борьба бабочки со стеклом. Фролло едва ли чувствовал слабые удары постепенно затихшей цыганки: завладев мягкими устами, он почти лишился разума. Сегодня! Это должно произойти сегодня. Сейчас!..

Когда девушка почувствовала, как горячая рука накрыла ее грудь, она предприняла последнюю отчаянную попытку вырваться… и в этот миг в голове вдруг все помутилось. От неожиданности она широко раскрыла глаза, увидела припавшего, точно вампир, к ее шее мужчину. Стало вдруг трудно дышать; слабость охватила все тело, так что у несчастной подогнулись колени. Архидьякон, почувствовавший эту перемену в своей жертве, поднял голову и внимательно вгляделся в ставшие будто еще больше черные глаза.

- Ты боишься, дитя?.. – неуверенно спросил он.

Эсмеральда молчала. Она ясно осознавала происходящее, но тело будто налилось свинцовой тяжестью. Да что же это такое?!

- Мне… мне плохо, – слабо произнесла цыганка и судорожно вздохнула: несмотря на то, что в голове вертелись четкие мысли, выговорить вслух хоть пару слов удалось с большим трудом, полностью сконцентрировавшись на этой задаче. Слова будто бы доносились издалека, точно повторенные громким эхом.

- Что с тобой?! – в глазах священника она вдруг ясно прочла неподдельную тревогу.

«Боится, что я умру до того, как он овладеет мной?.. – подумалось красавице. – О, хоть бы так оно и случилось!.. Как же тяжело стоять…» В глазах начало стремительно темнеть, и через несколько секунд благословенная тьма окутала измученное сознание.

Комментарий к //////////

¹ Фарандола – средневековый французский коллективный танец, который исполняется в «живой цепи» танцоров, взявшихся за руки.

========== /////////// ==========

…Когда девушка обмякла в его руках, лишившись чувств, Клод в первое мгновение едва не сошел с ума от страха: не могла же она умереть от ужаса перед ним?! Но, не успев сделать и шага по направлению к кровати, услышал тихий, болезненный стон и быстро взял себя в руки. Очевидно, это всего лишь обморок – последствие его «снадобья», судя по всему, будь оно неладно!.. Вот уж действительно, помогло снять стресс, нечего сказать!

Аккуратно уложив плясунью на постель, Фролло, быстро запалив от очага светильник, озарил бледное лицо. Цыганка дышала часто и глубоко; на лбу засеребрились бисеринки пота, хотя ночи были прохладными. Приложив к шее средний и указательный пальцы, мужчина вновь не на шутку взволновался: казалось, сердце вот-вот выскочит наружу – с такой скоростью отдавались его удары в тонких венках.

- Эсмеральда?.. – окликнул священник; ответа не последовало. – Эсмеральда!

Присев рядом с девушкой, архидьякон чуть приподнял ее и слегка встряхнул. Проклятье! Нужно привести ее в чувство!.. Тело будто охвачено лихорадкой…

- Что вы… вы отравили меня?.. – открыв глаза, едва придя в себя, спросила плясунья.

- Нет! Нет, что ты говоришь, дитя?! Это… это средство должно было развеять твою тоску. Я и в мыслях не имел отравить тебя, я не знал. Прости, прости меня, девушка!..

- Дайте мне еще вашего отравленного вина! – потребовала маленькая чаровница; тело по-прежнему было точно ватное, но соображать это нисколько не мешало. – Думаю, еще полкружки, и все будет кончено.

- Что ты несешь?! – ужаснулся Клод, и без того снедаемый угрызениями совести и опасениями за ее жизнь. – Я не позволю тебе умереть, слышишь!.. Как ты себя чувствуешь?

- Жарко… мне так жарко. Трудно дышать – здесь ужасно душно. Что вы делаете?!

Не обращая внимания на слабые протесты, Фролло проворно начал стягивать с нее платье: еще бы ей было не трудно дышать в этом грубом балахоне!.. Неимоверным усилием, собрав в кулак всю свою волю, красавица отпихнула монаха и, вскочив, бросилась к двери. Но не успела достичь и середины комнаты, как окружающий мир снова начал погружаться во мрак.

…Архидьякон успел подхватить ее в последнюю секунду. Боже, что за дрянью он ее накормил?! Нет, больше никаких экспериментов.